Эли Бертэ - Присяжный

– Знаю я, как можно полагаться на твои обещания. Каждый раз, когда я встречаюсь с тобой на ярмарках, ты говоришь то же самое, а вечером, по окончании торга, вдруг исчезаешь, и денег твоих я не вижу как своих ушей. Теперь я не верю, сколько ни клянись, и если сегодня вечером, слышишь, сегодня вечером ты не внесешь все сполна, я клянусь, что не позднее завтрашнего дня напомню о себе.

Бьенасси говорил громко, и его последние слова ясно расслышал мелкий землевладелец, который в эту минуту проезжал мимо верхом. У путешественника не было долгов, а потому не было и повода избегать сборщика податей. Он бы подъехал ближе, но, увидав, с кем Бьенасси выясняет отношения, ограничился поклоном и продолжал свой путь не останавливаясь. Бьенасси рассеянно ответил на поклон. Шеру ничего не заметил и продолжал говорить заискивающим тоном:

– Не будьте так жестоки со мной, сударь, всякий знает, что вы человек не злой. К тому же что вам в том, заплатил я или нет? Деньги ведь идут не в ваш карман. Будь они ваши, тогда другое дело, а то спрашивается: на что правительству, у которого столько миллионов, шесть франков бедняка, подобного мне? Что оно сделает на них? Ведь это меньше капли в море! А мне эти шесть франков очень нужны.

Рассуждение это казалось неопровержимым Шеру, почему он и был изумлен до крайности, когда сборщик податей громко захохотал:

– Отлично придумано! Если бы этот превосходный довод ты изложил министру финансов, он, без сомнения, тотчас избавил бы тебя от платежа. Но пока этого еще не случилось, на тебе числится недоимка в шесть франков, и внести ее следует как можно скорее, если ты не хочешь неприятностей. Вот мое последнее слово.

Шеру ожидал совсем иного результата от своего красноречия и заговорил с жалобным видом:

– Не можете ли вы, сударь, по крайней мере взять у меня на шесть франков сабо! Это пришлось бы мне на руку как нельзя лучше, и я заплатил бы свой долг.

– Понимаю, тебе это было бы очень удобно, но позволь узнать, на какой черт твои сабо в государственной казне?

– Извольте выслушать! Для вас, сударь, можно подобрать пару отличных сабо, в них ноги не зябнут и не мокнут, а это сберегает здоровье. Для ваших сестер найдется также по паре башмачков с завязками, сущих игрушечек, которые они будут носить поверх ботинок. Таким образом, я все бы заплатил.

– Убирайся к черту вместе со своими сабо! Ищи других покупателей, мне твоя обувь не пригодится.

– Так не желаете ли вы, быть может, купить куропаток, сударь, птичек откормленных, жирных. Стоит на них взглянуть, и слюнки потекут.

– Моя сестра Марион жарит их на славу.

– В таком случае вы, вероятно, дадите по франку за штуку, если я вам доставлю три пары на дом.

– Возможно, но к чему ты ведешь?

– Ладно! Теперь дело в шляпе, – ответил Шеру, повеселев. – Я знаю, куда на ночь слетается целая стая, сегодня вечером я их всех перестреляю, а вы мне выдадите квитанцию.

Бьенасси было забавно наблюдать, с каким упорством крестьянин ищет средства внести подать, не развязывая кошелька.

– Ну, пожалуй, – сказал сборщик податей, – если у тебя будут куропатки для продажи и ты не заломишь несообразной цены, тогда их купят в моем доме. Но чем бы ты ни внес недоимку, куропатками, сабо или деньгами, внесена она должна быть в течение двадцати четырех часов, или тебе придется худо. Ты, Франсуа Шеру, получил хороший урок, который, надеюсь, пошел тебе на пользу. Помни же, что если пойдешь непрямым путем, то плохо кончишь.

– Это дело пустое, сударь, – угрюмо возразил Шеру, надевая узду на осла, – мало ли что говорят, а я держусь своего: с одного вола двух шкур не дерут. Я заплатил за старый грех. Как я живу? Живу как могу, и чаще плохо, чем хорошо, но, в конце концов, никому не делая вреда.

– Так ли? Впрочем, это твое дело… Что касается меня, так, признаюсь, я не оставил бы свой кошелек в твоих руках.

В грубоватой откровенности сборщика податей Франсуа Шеру увидел только милую шутку и хотел показать себя веселым собеседником.

– Ваш собственный кошелек, сударь, – ответил он, улыбаясь как-то неловко, – не подвергался бы ни малейшей опасности, а казенные деньги – ну, это дело иное! Казна богата, а я бедняк! Да, найди я на дороге один из мешков, набитых серебряными монетами, которые вы собираете для правительства, черт меня возьми, если бы я вернул его!

– Так и есть, я знал, что твоя честность не устоит против искушения, – засмеялся Бьенасси, – поэтому и позабочусь, чтобы мешки эти не попались тебе под руку. Однако я теряю время. Прощай и не забывай, что обещал.

Он пришпорил лошадь и отъехал крупной рысью, не слыша Шеру, который наивно кричал вслед:

– Подождите минутку, сударь, ведь нам по пути, так поедем вместе!

Сборщик податей был уже далеко, когда Франсуа пустился в дорогу, подгоняя бедного осла, который с трудом двигался под тяжестью ноши. Какое-то время Бьенасси усиленно стегал лошадь, чтобы Франсуа Шеру не смог его догнать, а потом опять поехал обыкновенным шагом. Впрочем, местность становилась гористее, скалы грозно возвышались по обеим сторонам дороги, а каштановые деревья, с которых при малейшем ветре падали на дорогу зрелые плоды, переплетали свои ветви над головой всадника. Бьенасси то напевал, то посвистывал, но, доехав до открытой местности, внезапно замолчал и осмотрелся с озабоченным видом.

Перед ним расстилалась красивая долина, орошаемая уже знакомой нам речкой. Он остановился и принялся любоваться хорошо возделанными, обширными полями, засеянными гречихой, группами деревьев с крепкими стволами, превосходными лугами, которыми всегда славился этот департамент. Луга и леса принадлежали замку, довольно значительному, находящемуся посреди долины и соединенному с большой дорогой аллеей из столетних каштанов.

Главное здание, насколько можно было судить издали, было старым, ветхим и непривлекательным. На остроконечной кровле были видны заржавленные флюгера, стены потемнели от времени, ставни местами сгнили – похоже было, что владелец не собирался тратиться на ремонт. Это был замок Рокроль, которым владел господин де ла Сутьер, один из известнейших в департаменте коннозаводчиков. Рядом видны были другие постройки, более длинные и узкие. Их свежевыбеленные стены и шиферные крыши составляли разительную противоположность с угрюмым видом главного строения. Это были конюшни, в которых содержались породистые лошади. Де ла Сутьер больше любил своих питомцев, чем себя, поэтому нечему удивляться, что и содержал их в лучших условиях.

Но Бьенасси и не думал удивляться этому противоречию – все, что он видел, было ему знакомо. Однако в данный момент лицо Теодора было серьезным, почти озабоченным. Сборщик податей продолжал озираться, и можно было подумать, что он ожидает чьего-то появления в одном из окон замка или в начале аллеи. Не увидев, однако, никого, он подумал: «На меня, похоже, дуются, потому что я опоздал. Не страшно. Я положу письмо на обычное место. Держу пари, что найду ответ, когда поеду вечером». Он вынул из кармана изящно сложенную розовую бумажку, которую позаимствовал из запасов Гортанс.