Сирил Хейр - Трагедия закона

Во время особо скучных в тот день слушаний, однако, у Дерека (в промежутках между чтением Первой книги Самуила) было свободное время, чтобы далее поразмышлять обо всем этом деле, и в результате размышлений он решил днем поговорить с Хильдой. Памятуя об обстоятельстве, при котором они прервали разговор в тот утренний час, начал он неуклюже:

— Я кое-что хотел сказать вам по поводу прошлой ночи. Мне очень неловко, я…

— Мне очень неловко, я… — одновременно с ним произнесла Хильда, и оба рассмеялись. Лед между ними был сломан.

На Хильду невозможно долго сердиться, подумал Дерек и почувствовал себя по-детски счастливым от того, что она на него тоже не сердится.

— Перед тем как вы пришли, случилось кое-что, о чем я вам не рассказал, — продолжил Дерек. — В тот момент это не показалось мне важным, но теперь, задним числом, я думаю, что, может, был не прав.

Он рассказал ей о визите констебля и о том, что ставень в библиотеке, возможно, был поврежден. Хильду это озадачило.

— Очень неприятно, — прокомментировала она. — Нужно, разумеется, проследить, чтобы ставень починили. Но я не вижу, какое отношение это может иметь к тому, что произошло в спальне судьи. Вы же не думаете, что кто-то мог проникнуть в дом таким путем? Если бы это было так, то как он мог подняться по лестнице, не замеченный вами?

— Нет, — согласился Дерек, — я совершенно уверен, что этого быть не могло. Окна в библиотеке были закрыты, и шпингалеты никто не трогал. Но что помешало бы кому-то войти через парадную дверь, пока мы с полицейским осматривали дом сзади? Мне, видите ли, пришлось оставить ее открытой, поскольку у меня не было ключа.

— Понятно, — с сомнением произнесла Хильда.

— Допустим, кто-то топтался поблизости в расчете на то, что представится шанс проникнуть в дом. Он вполне мог ухватиться за эту возможность.

— Думаю, это всего лишь вероятность, — сказала Хильда. Рассуждения Дерека ее явно не убедили. Она с минуту додумала, и вдруг лицо ее озарилось догадкой: — Нет! — воскликнула она. — У меня есть идея получше. Это ведь был внешний ставень, так? Не вероятней ли предположить, что этот человек намеренно ослабил петли, чтобы свет мог проникнуть наружу? Он знал, что это отвлечет констебля от входной двери и даст шанс ему.

— А я позволил ему воспользоваться этим шансом, оставив дверь открытой. Вы правы, Хильда. У него было полно времени, чтобы подняться по лестнице, спуститься обратно и уйти, прежде чем я вернусь. Понимаете, что это значит? Я потратил несколько часов на то, чтобы вычислить, кто из домашних мог это сделать, а теперь получается, что это вовсе не обязательно было делом рук кого-то из живущих в доме.

— И этот чужой по-прежнему на свободе и может продолжить свои попытки убить моего мужа, — с горечью добавила Хильда. — Вот вам и Скотленд-Ярд. Но все равно у меня гора с плеч свалилась: не очень приятно думать, что в доме бок о бок с тобой живет либо преступник, либо маньяк. Однако я не собираюсь отбрасывать и вашу версию, Дерек. В конце концов, нет абсолютно никаких доказательств, что все произошло так, как мы сейчас описали. Мы должны по-прежнему быть начеку и учитывать все возможности, теперь даже больше, чем прежде.

— А пока, — вставил Дерек, — полагаю, вы захотите передать это дело в руки полиции?

Хильда покачала головой:

— Нет. Понимаю, что нам это сулит еще больше работы и волнений, но обращаться в полицию мы не можем.

— Но ведь, — возразил Дерек, — если действительно существует преступник, который, как вы правильно сказали, остается на свободе и пытается убить вашего мужа, мы обязаны сделать все, чтобы защитить судью.

— Знаю, — ответила Хильда. — Но я, так же как и вы, много думала об этом. Существует одно серьезное препятствие против обращения в полицию по этому конкретному поводу, препятствие, которого вы не осознаете. Если мы это сделаем, как вы думаете, что они прежде всего предпримут?

К тому времени Дерек прочел достаточное количество письменных показаний свидетелей, чтобы иметь представление о том, как работает полиция.

— Полагаю, они начнут опрашивать всех свидетелей, — сказал он.

— Именно. И к кому первому они обратятся?

— Надо думать, к судье.

— Вот-вот.

— Конечно, мы не знаем, может ли он сказать хоть что-то об этом происшествии. Если только… Он вам не говорил?..

— Нет. Он ничего мне не говорил. Вполне вероятно, что он вообще ничего не помнит о прошлой ночи.

— Понимаю: и вы не хотите поселить в нем тревогу.

— Да, не хочу, — медленно произнесла Хильда. — Это одна причина, по которой я не желаю, чтобы полиция слонялась здесь и собирала показания. Но есть и другая. Допустим, что он помнит все.

— Я не совсем понимаю, — удивился Дерек.

— В самом деле? Лучше бы вы поняли все сами, это немного облегчило бы мою задачу. Видите ли… прошлой ночью вы высказали предположение о том, как еще это могло случиться. Боюсь, я слишком резко на него прореагировала. Но допустим — всего лишь допустим, — что вы были правы… что он в самом деле хотел… О, Дерек, неужели мне нужно все сказать открытым текстом?

Она чуть не плакала. Дерек, чрезвычайно смущенный этим зрелищем, неловко засуетился, пытаясь утешить ее.

— Но послушайте, — затараторил он, — я вовсе не подразумевал того, что сказал тогда. Просто я рассердился, когда вы заявили, будто я спал. Так я и спал… почти. Пожалуйста, не воспринимайте это всерьез. Я никогда не имел в виду, что судья хотел покончить собой. В конце концов, нет ни малейшей причины предполагать подобное.

— Спасибо, Дерек, — сказала Хильда, вытирая глаза. — Очень мило, что вы это сказали. Но боюсь, все не так просто. Видите ли, вы не знаете моего мужа так, как знаю его я. — Она вымучила слабую улыбку. — Что неудивительно, не так ли? Странная сложилась ситуация. Мы знакомы всего несколько недель, а я говорю с вами о вещах, которые, как мне казалось, никогда и ни с кем обсуждать бы не стала. Ладно, нет смысла ходить вокруг да около. Дело вот в чем: я и впрямь думаю, что мой муж при определенных обстоятельствах мог решиться на самоубийство.

Дерек хотел что-то сказать, но она жестом остановила его.

— Раз уж я начала, дайте мне закончить. Как вы, вероятно, уже заметили, он человек гордый — это касается и его самого, и его положения. Вам известно, что над ним нависла угроза потерять свое положение из-за того, что случилось в Маркхэмптоне. Впрочем, возможно, вам это и неизвестно, но угроза есть, и она весьма реальна. Его это очень беспокоит, хотя открыто он не подает и виду. И это, вкупе с волнениями, которые доставили ему другие происшествия, могло навести его на мысль… Я не знаю. Мне страшно даже предположить, что творится у него на душе. Он во многих отношениях человек очень замкнутый. Я только что сказала, что вы не знаете его так, как знаю я, но, если задуматься, я начинаю сомневаться: а так ли уж хорошо я сама его знаю?