Сирил Хейр - Трагедия закона

— Простите, милорд, не мог бы ваша светлость уделить мне несколько минут? Очень коротко, милорд…

Барбер, стоявший на тротуаре возле своего дома, медленно обернулся. Ему не сразу удалось стряхнуть с себя оцепенение, в котором он пребывал с тех пор, как закончилось заседание суда. Он посмотрел на обращавшегося к нему человека пустым, ничего не выражавшим взглядом, как на совершенно незнакомого. И только когда Хильда сжала ему руку, он пришел в себя, узнал того, кто с ним заговорил, и сухим, ровным голосом произнес:

— Мне нечего вам сказать, Бимиш.

Казалось, что говорил мертвец. В этом голосе была такая ужасающая безысходность, что тщательно подготовленная просьба застыла на губах Бимиша. Ему оказалось достаточно лишь взглянуть на усталое, отрешенное лицо Барбера, чтобы тут же заспешить прочь, даже выругался он только тогда, когда завернул за угол, а выругавшись, принялся наверстывать упущенное время.

«Мне нечего сказать» — похоже, это стало сжатой формулой жизненного кредо Барбера с того самого мгновения, когда он увидел, как Хильда читает роковое письмо. После всех их споров и словесных перепалок окончательное решение обрело эту формулировку, состоявшую из минимального количества слов.

— Я направлю прошение об отставке в конце недели, — сказал он. — Было бы неудобно для всех, если бы я сделал это посреди разбирательства. К тому времени оно должно быть закончено, и я смогу договориться с рекордером, чтобы он взял на себя остальные мои дела.

— Да, — согласилась Хильда. — Так, наверное, будет лучше всего.

Она помолчала, потом заметила:

— Скажи Майклу, чтобы он зарегистрировал явку в суд. Возможно, так даже обойдется дешевле — не предпринимать никаких дальнейших шагов, и пусть жюри шерифа само определяет размер ущерба.

— Я спрошу у Майкла, что он думает по этому поводу.

Еще позже, когда они уже ложились спать, он сказал, почти с нежностью:

— Мне очень неловко перед тобой, что все так кончилось, Хильда. Может, было бы лучше, если бы ты позволила мне…

— Не говори так, Уильям! — быстро перебила она его и отвернулась, чтобы он не мог видеть ее лицо.

На следующее утро Дерек, придя пораньше, смог занять довольно хорошее место в зале, где должен был состояться финальный этап суда над Джорджем Бартрамом. Опрос свидетелей завершился накануне вечером, остались лишь заключительные речи сторон и напутственное слово судьи присяжным. Все это укрепило уверенность Дерека в положительном исходе. Защиту вел королевский адвокат Джон Фосетт, искусный оратор, чья слабость состояла разве что в склонности к многословию, которое порой захлестывало его самого. Слушая, как один период его речи следовал за другим, без пауз для размышления или хотя бы для того, чтобы перевести дух, Дерек вспомнил шутку Петтигрю о «незакрытом водопроводном кране». [44] Фамилия Фосетт — Fawcett — по-английски звучит так же, как слово «faucet», означающее «водопроводный кран». Но насколько он мог судить, речь производила впечатление на жюри. Напутственное слово по сравнению с ней показалось робким и неэффектным. Брадобрей говорил как усталый, почти потерявший интерес к делу человек. Когда присяжные гуськом удалились в комнату для совещаний, Дерек поймал взгляд Шилы, который, насколько он мог судить, тоже утратил тревожную напряженность. Они обменялись безмолвными посланиями, говорившими о надежде, а то и об уверенности в успехе.

Жюри отсутствовало чуть больше получаса. Все это время, боясь потерять место, Дерек был вынужден слушать предварительные заявления по другому делу, к которому не испытывал ни малейшего интереса. Шила и ее мать тем временем дружески беседовали со своим поверенным в коридоре. Наконец присяжные вернулись. Дерек пытался прочесть по их лицам, какое решение они приняли, но тщетно. Они выглядели такими же бесстрастными, какими умудряются выглядеть все британские граждане, принимая на себя обязанности присяжных. Слушания по следующему делу были приостановлены. Мистера Бартрама снова усадили на скамью подсудимых, а жюри по его делу неловко выстроилось перед ложей присяжных, которая теперь была занята следующим составом.

Спустя минуту тревожное ожидание закончилось. Старшина присяжных твердым голосом произнес благословенную формулу: «Не виновен», — и секретарь, словно бы для того, чтобы удвоить уверенность, эхом повторил: «Вы сказали, что подсудимый невиновен и что вердикт вынесен единогласно». Дерек чуть не зааплодировал. Он видел, как Шила прижимает к глазам платок, а миссис Бартрам поворачивается к Фосетту, чтобы пожать ему руку.

Потом наступила пауза, смысл которой Дерек не сразу осознал. Вместо того чтобы приказать освободить подсудимого, судья о чем-то шепотом переговаривался с секретарем. Обвинитель обменивался репликами с Фосеттом. Что случилось? Потом он припомнил, что слышал, как мистер Дженкинсон, один из адвокатов защиты, что-то говорил о другом, второстепенном обвинении, которое будет рассматриваться вслед за основным. С волнением следя за ходом процесса по обвинению в убийстве, он совершенно забыл об этом. В чем состоит это второе обвинение, он не знал, и, похоже, никто не воспринимал его всерьез.

Секретарь, закончив переговоры с судьей, повернулся к залу и сказал присяжным, которые неловко топтались на месте, словно труппа актеров после окончания спектакля в ожидании занавеса, который застрял и отказывался опускаться, что они исполнили свой долг и могут быть свободны. А подсудимому зачитали второе обвинение. Он обвинялся в том, что такого-то числа в таком-то месте управлял автомобилем, не имея действующего свидетельства о страховании ответственности перед третьими лицами. Подсудимый, признал себя виновным.

Выступления адвокатов сторон были краткими. Факт правонарушения, полностью подтвержденный в ходе предыдущего разбирательства, сомнений не вызывал. Фосетт попытался напомнить его светлости о том, что тому и так уже было хорошо известно: что его подзащитный выполнял важную работу, связанную с военными нуждами; что в настоящее время все испытывают нервное напряжение, под давлением которого любой может случайно нарушить требования Актов дорожного движения; что поведение его подзащитного, и как человека, и как водителя, было до того дня безупречным. Пока судья обдумывал свое решение, зал ждал в напряженной тишине. Подняв голову, Дерек увидел, что обычно бледное лицо Барбера слегка порозовело. И вдруг ему стало очень страшно.

— Джордж Герберт Бартрам, — голос прозвучал более хрипло, чем всегда, — я не могу принять представленной здесь точки зрения, будто правонарушение, в котором вы признали себя виновным, носит чисто технический характер и заслуживает лишь легкого наказания. Напротив, я считаю его очень серьезным. Последствия нарушения вами этого пункта Актов…