Найо Марш - Чернее некуда

Он обходил дом в обществе пригласившего его сюда суперинтенданта Фреда Гибсона, занимавшего в Специальной службе такой же пост, как Аллейн в своем отделе. Это был крупный, бледный, молчаливый человек, первым делом оговорившийся при встрече с Аллейном, что они находятся здесь по приглашению посла Нгомбваны, причем находятся, строго говоря, на нгомбванской территории.

— В сущности, нас здесь только-только терпят, — говорил своим глуховатым голосом Гибсон. — Конечно, они так или иначе состоят в Содружестве, но насколько я понимаю, могут в любую минуту сказать «большое спасибо, до скорых встреч».

— Я тоже так думаю, Фред.

— Я, как ты понимаешь, далеко не в восторге от этой работы, что нет, то нет! Как только Его Прохиндейство высунет нос из дверей, хлопот у нас будет по горло, можешь мне поверить.

— Тебе не позавидуешь, Фред, — сказал Аллейн.

Аллейн и Гибсон работали вместе в самом начале их карьеры и прекрасно понимали друг друга.

Они находились то ли в салоне, то ли в бальной зале, их провел сюда огромного роста ливрейный лакей-африканец, который затем удалился в другой конец залы и застыл в неподвижном ожидании.

Аллейн оглядывал подобие ниши, занимавшей почти всю стену на их конце комнаты. Ниша была оклеена малиновой и позолоченной бумагой и увешана привезенными из Нгомбваны предметами — щитами, масками, плащами, копьями — расположенными так, что получился своего рода африканский орнамент, обрамленный геральдическими изображениями. Центральным экспонатом служил ритуальный барабан. Все это освещалось небольшим театральным прожектором. Зрелище получилось внушительное, уводящее воображение к давним дням, в которые дом этот только строился, а Лондон сходил с ума по нубийским статуям и маленьким черным пажам в тюрбанах. Громобою понравится, подумал Аллейн.

По трем стенам залы тянулась галерея для музыкантов, и Гибсон пояснил, что помимо оркестра на ней будут находиться четверо его людей.

Шесть двустворчатых окон, начинающихся от самого пола, выходили в парк. «Прекрасные виды» создали ложную перспективу, высадив по обеим сторонам продолговатого озера тисовые деревья — на переднем плане высокие, а дальше все уменьшавшиеся вплоть до самых миниатюрных размеров. Соответственно была изменена и форма озера, широкого там, где росли деревья повыше, и сужавшегося к дальнему краю. В итоге получилась почти пугающая оптическая иллюзия. Аллейн читал где-то о «Корсиканских братьях» в постановке Генри Ирвинга, разместившего поближе к публике шестифутовых стражников, а на заднем плане расположившего карликов. Здесь, думал Аллейн, эффект получится противоположным ирвинговскому, поскольку на дальнем конце озера был разбит шатер, в котором во время устраиваемого на свежем воздухе представления будут сидеть Громобой, посол и кое-кто из особо почетных гостей. Из салона они будут походить на Гуливеров в Лиллипутии. Что опять-таки, сказал себе Аллейн, не доставит Громобою ничего кроме удовольствия.

Помня о присутствии лакея, он и Гибсон разговаривали, не повышая голоса.

— Сам видишь как разбит парк, — говорил Гибсон. — Через секунду я покажу тебе план. Все их шоу, вечерний прием, начнется здесь, на первом этаже. А после переместится в этот клятый парк. На второй этаж никто кроме постоянной прислуги подниматься не будет, об этом мы позаботимся. Наверху каждой лестницы я поставлю по человеку, можешь не волноваться. Теперь. Как видишь, вестибюль, который за нами, находится на более низком уровне, а перед нами, за окнами — парк. Слева от тебя тоже парадные комнаты: салон поменьше, столовая — можешь назвать ее банкетным залом, не ошибешься — дальше кухни и служебные помещения. Справа от нас соединяется с вестибюлем, тем что сзади, что-то вроде гостиной для дам, а к ней, прямо за альковом со скобяными изделиями, — Гибсон указал на нгомбванские трофеи, — примыкает дамская туалетная. Этакая, знаешь, изысканная. Ковры по колено. Кресла, туалетные столики. Даровая пудра и пара горничных. В самих ватерклозетах, их там четыре, есть выходящие в парк окна, почти под потолком. Как следует прицелиться из них по шатру трудно, мешают деревья. И все же. Мы посадили туда надежную женщину в чине сержанта.

— Переодетую горничной?

— Точно.

— Разумно. А где мужская уборная?

— По другую сторону вестибюля. Соединяется с курительной или как ее там, в ней будет устроен бар. Из окон этой уборной шатер виден лучше, так что там мы тоже кое-кого посадили.

— А что насчет самого парка?

— С парком проблема, черт его подери, — проурчал Гибсон, — слишком много деревьев.

— Но при этом имеется высокая кирпичная стена?

— Имеется-то, имеется. И даже с железными штырями, да толку-то? В последний момент мы все, конечно, обшарим — задача номер один. Дом, парк, в общем все. И проверим весь персонал. Банкет обслуживают «Костар и Кай» из Мейфэра. Высший класс. Все их люди — то, что они называют максимально надежными, испытанными служащими.

— Но ведь для такого рода работы они подряжают людей со стороны, разве нет?

— Да, я знаю, однако они уверяют, что могут поручиться за каждого.

— А что насчет… — Аллейн слегка повел головой в сторону уставившегося в окно лакея.

— Нгомбванской шатии? Ну, как тебе сказать? Домом правит один из них, получивший образование в Англии и работавший в первоклассных парижских отелях. Наилучшие рекомендации. Посольская прислуга набрана, как мне сказали, в Нгомбване. Чего она стоит и как они ее там набирают, я не знаю. Короче говоря, их здесь тридцать человек, да еще с Президентом приедет кое-кто из его слуг. Нгомбванцы, насколько я понял, будут все больше с любезным видом стоять по стеночкам. Вот этот малый, — Гибсон перешел почти на шепот и говорил, двигая лишь уголком рта, — дело другое, он, можно сказать, парадный телохранитель Президента. В официальных случаях он торчит поблизости от него, разодетый, как каннибал, со здоровенным, ржавым символическим копьем в лапах. Это у них что-то вроде королевского жезла или парадного меча. Называй, как хочешь. Прикатил пораньше вместе с несколькими личными слугами Президента. Президентский самолет, как ты, наверное, знаешь, прилетит завтра утром.

— Как себя чувствует посол?

— На стенку лезет.

— Бедняга.

— Он то суетится насчет приема, то мучается кошмарами по поводу безопасности Президента. Собственно, и мы с тобой здесь потому, что он очень просил нас прийти.

— Он звонит мне с утра до вечера на том основании, что я знаком с великим беем.

— Что ж, — сказал Гибсон, — разве я сам втянул тебя в это дело не по той же причине? А поскольку тебя еще и на прием пригласили, — ты уж не сердись, что я с тобой так вот, запросто, — положение сложилось, можно сказать, совсем соблазнительное, тут бы никто не устоял. Только пойми меня правильно.