Сирил Хейр - Жилец. Смерть играет

— Конечно, вспомнил, но только не то, что видел вас. Конечно, я мог видеть, но ваше лицо не произвело на меня совершенно никакого впечатления.

— Тогда чего же было бояться?

— Я испугался, — сдержанно проговорил Харпер, — самого себя.

— Что?

— Я имею в виду, своего вида. Этот галстук-«бабочка». Разве вы не помните, инспектор, в тот день, когда мы нашли его там, на Дейлсфорд-Гарденз, я отпустил замечание по поводу его галстука: мол, какая это уродливая вещь и как он скверно завязан? Так вот, посмотрев на себя в зеркало, я испытал настоящее потрясение. Мой галстук выглядел точно так же. Это внезапно воскресило все в моей памяти — то ужасное распухшее лицо и его высунутый язык в уголке рта!

Маллет рассмеялся.

— Так вот почему у вас был такой испуганный вид! — Он хмыкнул. — Так-так! Я всегда говорил, что вы знаете об этом деле что-то такое, чего не знаем мы! От скольких хлопот вы могли нас избавить!

— Хлопот? Уж не хотите ли вы сказать, что эта история с галстуком представляла какую-то важность?

— Это едва ли не самая важная вещь во всем деле.

— Не понимаю. Пожалуйста, расскажите мне.

Маллет нисколько не возражал. Теперь это была мелочь. Он испытал облегчение, обнаружив, что этот симпатичный молодой парень свободен от подозрений, и успех развязал ему язык.

— Ваш галстук выглядел странно, — объяснил он, — потому, что кто-то другой перед этим пытался завязать его вам — и сделал это из рук вон плохо.

— Да, — подтвердил Харпер, слегка покраснев помимо своей воли.

— Галстук Баллантайна выглядел странно по той же самой причине.

— Но с чего этот кто-то стал бы завязывать ему галстук?

— По той же самой причине, по которой надел на него пиджак и брюки, чтобы сделать его похожим на Баллантайна.

— Вы имеете в виду, когда тот был уже мертв?

— Именно так.

— Тогда как, — спросил Харпер с нарастающим волнением, — как он выглядел до того, как его убили?

— Он был необычайно похож на полного джентльмена с бородой, который однажды пришел в вашу контору, чтобы снять дом с обстановкой в Южном Кенсингтоне.

— То есть вы имеете в виду, — произнес молодой человек чуть громче шепота, — что Джеймс был Баллантайном?

— Именно. Обстоятельство, которое окажется весьма некстати для многочисленных алиби, в остальном безупречных, — добавил Маллет.

Какое-то время оба молчали. За это время машина пересекла конец Трафальгарской площади и помчалась по Уайтхоллу.

— Ну конечно, — пробормотал наконец Харпер, — я всегда думал, что это не мог быть его галстук. Никто не может носить галстук такого цвета с этой одеждой. Интересно, почему он его поменял? — Молодой человек передернулся, а потом, казалось, внезапно очнулся от своих размышлений. — Я выйду здесь, если вы не возражаете, — сказал он. — То есть если вы не хотите…

— Ну что вы, конечно, — откликнулся инспектор. — Вы рассказали мне все, что я хотел знать, и это было очень интересно.

Он велел водителю остановиться, высадил Харпера и один поехал в Нью-Скотленд-Ярд. Маллет пребывал в благодушном настроении, открытым для общения и довольным собой. Погоня почти подошла к концу, и он собирался пожинать лавры за свое упорство и изобретательность. Ему не пришло в голову оглянуться на своего недавнего спутника.

Если бы он это сделал, то увидел бы, как тот какой-то момент постоял в нерешительности на тротуаре, а потом быстро пошел к будке телефона-автомата.

Маллет немедленно направился в свой кабинет. У дверей его нагнал Франт, в состоянии крайнего волнения. Инспектор жестом предложил ему войти.

— Ну что? — спросил он.

— Сегодня днем я арестовал Илза, — сообщил сержант.

— Да? И это все?

— И полчаса спустя Дюпина.

Маллет улыбнулся.

— Еще один двоеженец? — пошутил он.

Франт покачал головой:

— Вы, конечно, можете смеяться, сэр, но это обвинение в двоеженстве сработало как заклинание.

— Я в этом не сомневаюсь. Так в чем именно состоит преступление Дюпина?

— Торговля наркотиками.

— Ага! Так вот, значит, в чем заключалась его маленькая игра!

— Да. Он, очевидно, какое-то время импортировал их в довольно крупных размерах, а недавно нанял Илза в качестве курьера для поездок в Париж. Бедняга так нуждался в деньгах, что не мог отказаться, как он мне говорит, и ему очень прилично платили. Когда я арестовал его сегодня утром, он как раз отправлялся в очередную поездку — на этот раз самолетом.

— Нет, но каков несусветный наглец этот Дюпин! Прямо у нас под носом!

— Это было кое-чем большим, нежели просто наглость, — мягко возразил сержант. — Видите ли, ему нужно было раздобыть эту дрянь — он отчаянно в ней нуждался.

— Вы имеете в виду — для собственного пользования?

Франт кивнул:

— Он был в ужасном состоянии, когда его привели. Полицейскому доктору пришлось дать ему очень приличную дозу морфия, не то он свихнулся бы. Мне стало по-настоящему жаль этого мерзавца. Похоже на то, что он годами испытывал болезненное пристрастие к наркотикам, но после краха компании и смерти Баллантайна тревога и страх настолько расшатали его нервы, что он увеличил дозы, быстро израсходовал весь свой запас — и своих клиентов тоже. Вот почему он сегодня отправил Илза. Это очень полезный арест, и, если французская полиция нам подыграет, мы наверняка сумеем отловить всю банду по обе стороны Ла-Манша.

Маллет удовлетворенно потер руки.

— Достойное завершение дня, — промурлыкал он. — Думаю, мы оба заслужили по чашке чая.

— А теперь, — сказал Франт, когда они уселись за чай, — не соизволите ли вы рассказать мне, просто для моего личного сведения, что сделали вы и как именно вам удалось докопаться до сути?

— Чистые — или как это там называется? — логические построения, — гордо ответил инспектор. — Я подошел к этому следующим образом. Было, как вам известно, несколько человек, которые могли убить Баллантайна. Но из всех них единственным, кто приглянулся мне с самого начала, был Фэншоу. Если даже оставить в стороне вопрос о мотиве, он один, как мне казалось, слеплен из того теста, из которого обычно бывают слеплены убийцы. Нет, он ни в коем случае не убийца обычного сорта; наоборот, я бы причислил его к убийцам безусловно высшего порядка — с возвышенными устремлениями, утонченный и все прочее. Но тщеславный, Франт, тщеславный — или, если это слово слишком мелкое, гордый, как Люцифер. Человек того сорта, для которого, если он решит, что кого-то следует стереть с лица земли, сделать это — все равно что раздавить муху на оконном стекле. Это было мое первое соображение.

Потом я продолжил размышления над свидетельскими показаниями. И одна вещь тут же бросилась мне в глаза. Фэншоу отправился во Францию ночным пароходом в пятницу 13-го. То же, как мы выяснили, сделал Илз. Совпадение, вне всякого сомнения, но вполне возможное. Но ведь то же самое сделал и Колин Джеймс! А вот это уже показалось мне совершенно невозможным совпадением. Чтобы три человека, связанные с одним преступлением, независимо друг от друга решили отправиться на этом пароходе?! Мы знаем, знали с самого начала, что Джеймс — это кто-то другой в его обличье. Это было видно за версту. Чтобы эти три путешественника свелись к двум, невозможное для меня совпадение — к возможному, Джеймс должен был быть кем-то из двух других, в бутафорском костюме, либо Илзом, либо Фэншоу. Я вычеркнул Илза по известным вам причинам. Следовательно, Джеймсом был Фэншоу. В то же время мы знали на основании неопровержимых фактов, что Джеймс обитал на Дейлсфорд-Гарденз в то время, когда Фэншоу находился в тюремной камере в Мейдстоне. Соответственно, Джеймс не был Фэншоу. Два абсолютно логичных предположения, приводящих к противоположным результатам. Я оставил их на время и вернулся к рассмотрению того, что мы всегда рассматривали как суть проблемы — личность Джеймса.