Реймонд Постгейт - Вердикт двенадцати

Они не признались, что определенно кого-то подозревают, но сказали, что выяснили, кто заказал прошлогодний номер эссекской газеты. Заказано было киоскеру, что торгует наискосок от „Красного льва“, напротив рэкхемптонского вокзала. Миссис ван Бир обычно покупает у него газеты и журналы. Сначала он не припомнил заказа, но потом сверился с книгой и нашел. Действительно, необычный заказ, пришлось специально запрашивать номер в Эссексе. Сперва он сказал, что забыл клиента, но потом вроде припомнил, что миссис ван Бир присылала записку, чтобы добыл для нее эту газету. Жена его, напротив, утверждала, что это был Родд — пришел и заказал, сверяясь с бумажкой. Затем она заявила: нет, муж был прав. Инспектор Холли считает, что ни он, ни она ничего не помнят, а только стараются ублажить полицию.

Кроме этого мне ничего не удалось из них вытянуть. Мне было интересно, как они собираются объяснить мое присутствие. Они выкрутились, заявив, что вообще не станут ничего объяснять. Но я все равно чувствовал себя не в своей тарелке.

Нам открыла миссис Родд. Инспектор спросил, дома ли миссис ван Бир. „Да, она в саду“. Инспектор сказал, что хотел бы с ней побеседовать, но, кстати, хотел бы заодно задать Аде пару вопросов. Сделав вид, что нас пригласили войти, он проследовал в гостиную, где оставил меня и сержанта, а сам прошел на кухню.

Ну, книгу-то я сразу увидел. Подошел, взял с полки, открыл и нашел вырезку. Сержант ее проглядел и спросил, готов ли я показать под присягой, что это та самая вырезка, спрятанная в том же самом месте, и что я именно ее и читал за день до смерти Филиппа. Я ответил, что готов по первому требованию.

Ждать нам пришлось довольно долго, сержант уже начал беспокоиться. Потом я узнал, что дело было не в Аде. Не знаю, о чем расспрашивал ее инспектор и что она ему отвечала, — мне об этом не сказали. Но миссис Родд, похоже, совсем не обрадовалась нашему приходу, а почему — выяснилось, как только инспектор вошел в кухню. Родд был пьян. На столе перед ним стояла бутылка бургундского, которую он осушил почти до донышка. Судя по всему, бутылка была из погреба сэра Генри, и инспектор считает, что Родд изрядно позаимствовал из запасов покойного хозяина. По крайней мере, он выдал Родду по первое число, а тот послал его к черту. Они принялись „выяснять отношения“, на что ушло много времени.

В конце концов инспектор вернулся в гостиную вместе с миссис ван Бир. Сержант незаметно кивнул, и он сразу предъявил ей открытую книгу.

— Мне хотелось бы знать, — обратился он к ней, — что вы скажете об этой вырезке, обнаруженной в книге, которая находится в вашей гостиной.

Миссис ван Бир склонилась над вырезкой. Я не видел ее лица. Пока она думала, что ответить, он наизусть произнес обычную формулу — ну, ты знаешь, что каждое ее слово будет записано и предъявлено на суде в качестве доказательства.

Вдруг она вскрикнула — что-то вроде „Ай!“, лучше я не могу описать, — и попыталась зацапать вырезку. По-моему, она бы ее в клочки изорвала, если б сержант не успел ухватить ее за запястья.

Тут она принялась вопить: „Вы не имеете права! Это все подтасовано! Я в первый раз вижу! Вы мне ее подсунули!“ Она влепила сержанту пощечину. Кажется, обозвала его лживым вонючим хряком. Он промолчал.

По-моему она жестокая женщина, и если она вправду убила Филиппа, то не стоит ее жалеть. Но арест пусть самого последнего подонка по обвинению в убийстве — зрелище не из приятных. Она рыдала, вопила и все время молила: „Ох, отпустите меня! Вы что, не видите, что я больна?“ Она вся пожелтела, волосы разметались, и стало видно, что она их красит. А лицо у нее все пошло морщинами. Инспектор тихо повторял: „К сожалению, мадам, я обязан просить вас проследовать со мной“. Но в конце концов им пришлось тащить ее в машину чуть ли не волоком. По-моему, формальное обвинение ей предъявили уже в полицейском участке. Я вернулся домой на своих двоих.

С того времени я задаюсь вопросом — почему она так себя повела? Какой у нее был вид — виноватый или просто испуганный? И не могу ответить. Главное, как мне кажется, в другом: успела ли она понять, о чем говорится в вырезке? Потому что, если успела и поняла, то, думаю, сообразила, чем ей это грозит, будь она даже и не виновна. В таком случае ее реакция, эта жуткая истерика, вполне естественна. Но если не успела, но прекрасно знала и без того, тогда пахнет преступлением. Ибо вывод тут только один: увидев, что вырезка найдена, она поняла, что ей крышка.

На этот вопрос — успела или нет? — я не знаю ответа, хотя все время к нему возвращаюсь. Мне кажется, ей как раз хватило времени понять, о чем вырезка. Но этого никто никогда не узнает.

И все равно, родная, сегодня я сделал такое, из-за чего другого человека могут отправить на виселицу. Радости от этого мало. Впрочем, я, кажется, глупость сморозил, мне от этого просто худо. Завтра прикачу на велосипеде и буду ждать тебя после работы, а потом, даже если тебе нужно идти на Принцес-стрит, провожу тебя. Не хочу оставаться сам с собой, но если поговорю с тобой, то я уже весь день не один».

Мистеру Арчибальду Гендерсону был очень не по душе выступать поверенным миссис ван Бир, и тем не менее, из чувства долга перед семьей старых клиентов, он решил сделать все, чтобы ее вызволить. Он подумывал, не передать ли ее апелляцию в другое юридическое бюро, где богатый опыт ведения уголовных дел, но отказался от этой мысли. Вот так и случилось, что через несколько дней он с тяжелым сердцем отправился к сэру Изамбарду Бернсу — тот проживал на бульваре Суда королевской скамьи. В невиновности своей клиентки он был далеко не уверен, хотя изо всех сил пытался гнать от себя эту крамольную мысль. Сэр Изамбард был уж слишком циничен и совершенно не соблюдал фигуру умолчания, столь любезную сердцу всякого семейного поверенного. Кроме того, мистер Гендерсон хоть и знал его много лет и называл своим другом, однако считал сэра Изамбарда карьеристом и не одобрял, что в каждом сказанном адвокатом слове сквозит честолюбие. В довершение ко всему сэр Изамбард надумал ехать в Девон автомобилем с утра, чтобы днем успеть побеседовать с миссис ван Бир в эксетерской тюрьме, тем самым спутав мистеру Гендерсону все планы и вызвав у последнего приступ желудочных колик. Мистер Гендерсон куда охотней поехал бы поездом — быстрее и не воняет бензином. Однако сэр Изамбард дал понять, что хочет с ним обстоятельно побеседовать перед встречей с клиенткой, а долгая поездка в комфортабельном «Паккарде» как раз предоставит им эту возможность. Мистер Гендерсон не смог придумать уважительного повода для отказа. Сэр Изамбард пребывал в зените славы, а миссис ван Бир нуждалась в любой поддержке, какой могла заручиться.