Артур Дойл - Преступления и призраки (сборник)

С нами тогда был один молодой лейтенант – вот его-то имя я, к стыду своему, уже позабыл… Так вот, никогда не видел равного ему в рукопашной схватке. Не больше девятнадцати лет ему было, но здоровенный, как бык: ростом примерно с вас, сэр, а телосложением, не в обиду вам будь сказано, даже покрепче. Винтовку он в тот раз не взял, а саблю, говорят, за всю войну из ножен не вытаскивал. Бился ясеневой тростью, если можно ее так назвать: этакий большущий посох, очень прочный на излом, с тяжелым круглым набалдашником размером навроде кокосового ореха. Жуткое оружие, сэр, по крайней мере – в его руках. В штыковом бою к нашему лейтенанту просто подступа не было: он не только силен, но и проворен, как черт, рука длинная, палка длинная, замах широкий, ты к нему со штыком, а он – р-раз! – и черепушка вдребезги. Сколько человек он тогда положил, спрашиваете? Не знаю, но ребята из его роты потом рассказывали, что в разных атаках он таким манером десятка два вражеских солдат ухлопал, не меньше…

Ветеран, разгоряченный спиртным или присутствием благодарного слушателя (а может быть, не «или», а «и»), явно рвался продолжить рассказ. У меня не было против этого никаких возражений. Я снова набил трубку, поудобнее устроился в кресле, вытянул усталые ноги к французской позиции – то есть к камину – и приготовился слушать дальше.

– …Да, сэр, я хоть кому повторю: русские – отличные солдаты. Каждый, кому приходилось с ними сражаться, подтвердит мои слова. Хотел бы я вообще-то знать: какого черта мы с ними сцепились в ту войну, что они имели против нас, а мы – против них? Некоторые наши ребята попали в русский плен – ну, на войне всякое случается, так вот, их там содержали очень даже пристойно. С их собственных слов сужу, сэр: потом, когда было заключено перемирие, сразу состоялся размен пленных. Никто из наших не жаловался.

Так о чем я говорю? А – да, правильно: у русских в бою есть, как это называется, кураж. Там, где их поставили, они держатся отважно, стреляют в правильном бою, по команде, тоже хорошо. Но вот чтобы угадать момент, когда надо броситься на прорыв, а когда обождать – так с этим у них не очень, заметно хуже, чем у нас. Помню случай, когда русские отбили атаку французов и сразу же, выйдя из окопов, кинулись их преследовать, словно английских частей нигде и близко не было. А мы ведь там были, сэр, причем на дистанции прицельного огня. Право слово, мне сейчас даже неловко вспоминать, как я тогда стрелял по этим русским ребятам, убивая их, словно мух каких. Добро бы из-за кого – так ведь из-за французов! Гаже вояк не бывает. По крайней мере, я в своей жизни не встречал. Из всех французских солдат я только о зуавах плохого слова не скажу. Это молодцы хоть куда, согласен; зато остальные! Вор на воре, сэр, сплошные жулики. К ним спиной не поворачивайся!

– Вы хотите сказать, что французы были опасны даже своим британским союзникам? – спросил я.

– В самую точку, сэр! Если у вас было чем поживиться, то еще как опасны. Вот послушайте, что случилось с Биллом Камероном – он, бедняга, служил у нас на батарее. Ему пришло письмо, в котором сообщалось о болезни его жены, ну, а поскольку он и сам уже серьезно хворал, начальство разрешило Биллу отправиться домой. Значит, получает Камерон от военного казначейства полагающуюся ему по такому случаю плату, целых двадцать восемь фунтов, и уже завтра ему надлежит быть на борту транспорта, отчаливающего в Англию. Билли, конечно, решил это дело отметить, напоследок промочить горло – и все бы ничего, да только отправился он за этим делом в ту кантину, что во французском лагере. Нашли мы его уже утром, на ничейной земле аккурат между траншеями. Мертвее бараньей туши в лавке мясника, сэр, а выглядел еще похуже: на теле места целого не было. И побожусь, что все те пометки были не от оружия, а от солдатских башмаков. Короче говоря, запинали бедолагу до смерти… И это не единственный случай, сэр. Ближе к зиме нам выдали отличные теплые тужурки – так я вам прямо скажу: кое-кто из англичан в ту пору умер не от вражеской пули, а кое-кто из французов не мерз, потому что обзавелся такой тужуркой… А впрочем, тут дело могло повернуться и иным боком. Вы как, сэр – еще не чересчур устали? Нет? Ну и отлично: я просто опасаюсь, не слишком ли вас заболтал. Пожалуй, еще расскажу вам историю, которая произошла с четверыми солдатами из нашего лагеря. Сэм Келси, Джек Бернс и тип по фамилии Проут, ирландец, имени его не помню, а четвертым был я сам – в общем, мы возвращались с одной, ну, скажем так, вечеринки. Когда мы проходили через французский лагерь, Проут, вижу, вдруг начинает что-то смекать: он вообще-то хитрец был известный. Останавливается и говорит:

– А знаете, парни: если у вас всех вместе отыщется наличность хотя бы на шесть пенсов (у меня-то ни гроша) – я вам сейчас подскажу, как преумножить это богатство. Заодно и поразвлечемся!

Что ж, это хорошее дело, мы все согласились. Правда, когда пошарили по карманам, оказалось, что на всех набирается лишь четыре пенса.

– Сойдет, – говорит Проут. – Ступайте за мной вон туда, к французской кантине. И все, что вам надо, – это выглядеть как можно более пьяными, да еще соглашаться со всем, о чем я у вас ни спрошу.

Дело нехитрое, мы согласились. Что именно задумал Проут, нам тогда и в голову не пришло, однако мы, изо всех сил спотыкаясь и пошатываясь, пошли куда сказано, протолкались сквозь праздную толпу собравшихся вокруг кантины французов и на все четыре пенса купили ихнего ликера. Каковой тут же и выпили.

– Л-ладно, – громко говорит Проут. – Хорошего п-понемножку. Теперь валим к себе, что ли?

– Ага! – отвечаем мы.

– Слышь, Сэм, проверь к-карманы: ты свои тридцать фунтов не потерял еще?

– Не-а! – отвечает Сэм, будто бы едва держась на ногах.

– А! Это хо-ро-шо… А вот, к примеру, ты, Билл, свое трехмесячное жалованье как сегодня получил, так сегодня и пропил. Или, с-скажешь, оно еще при тебе?

– Т-так точно, п-при мне! – соглашаюсь я.

– Ну и лады! – кивает Проут. – Тогда идем баиньки. Только ч-чур, не падать! Кто упадет – ик! – тот сам и виноват. Я, по крайней мере, его поднимать не б-буду.

И мы, еще сильней качаясь, двинулись к своему лагерю. На тот момент только дурак не догадался бы, что задумал наш ирландец. Едва кантина скрылась с глаз, он остановился. Мы собрались в кучку и пошептались.

– Они, конечно, все поняли так, как надо, – говорит Проут, – и теперь сколько-то человек наверняка пойдет за нами следом. Не так уж много, ведь они думают, что мы пьяны без малого в лёжку. Бьюсь об заклад, что вчетвером мы их одолеем! Учтите, друзья, французы деньги в карманах не носят, у них для этого есть специальные маленькие сумочки вроде кошельков, на шнурке через шею. Так что даже обыскивать никого не придется, достаточно оборвать шнурок…