Колин Декстер - Загадка третьей мили

Льюис присвистнул с искренним изумлением.

— Вы уверены, что не ошиблись, сэр?

— Лью-ис! — Морс угрожающе посмотрел па Льюиса. — И еще кое-что...

Он бросил на стол записку, которую дал ему ректор Лонсдейла, — записку, которая была оставлена в привратницкой предположительно Брауни-Смитом.

— Она была напечатана на той же самой машинке!

— Вот это да!

— Итак, следующее, что вам поручается...

— Минутку, сэр. Вы совершенно точно знаете, кому принадлежит эта машинка?

— Да-да, Льюис. Эта машинка принадлежит Вэстерби.

Он выглядел совершенно счастливым, и на его лице было написано удовлетворение и сознание собственной правоты.

Таким образом, Льюис туг же получил задание конфисковать обе машинки и отправился в Лонсдейл, в то время как Морс принял две таблетки пенициллина и остался ждать господина Эндрюса, преподавателя Древней Истории из Лонсдейла.

Эндрюс, «приятный молодой человек», как до этого охарактеризовал его Брауни-Смит, оказался примерно того же возраста, что и Морс. Он был худощав, в очках, с умными, проницательными глазами, среднего роста и сразу же произвел на Морса приятное впечатление.

Он заявил Морсу, что, будучи официальным лицом в Лонсдейле, не слишком доволен тем, как Морс по телефону напал на секретаря колледжа. Но в ответ на вопрос Морса он может сообщить, что да, в пятницу одиннадцатого июля в колледже на завтрак действительно была копченая рыба. Таким образом, Морс получил на свой вопрос исчерпывающий ответ.

Морсу понравился этот человек, и вскоре он уже рассказывал ему о некоторых подозрениях ректора в отношении Брауни-Смита и сообщил о том, что именно он сейчас ведет это дело.

— Объясните мне поподробнее, инспектор. Мне известно об этом больше, чем вы думаете. Прежде чем уехать, ректор рассказал также и мне, что его беспокоит отсутствие Брауни-Смита.

— Я думаю, у него есть основания беспокоиться и сейчас.

— Но мы получили от него записку.

— Которую он не писал.

— И можете это доказать? — спросил Эндрюс так, словно поощрял слабо подготовленного студента во время текстологического анализа.

— Боюсь, что Брауни-Смита уже нет в живых, сэр.

Какое-то время Эндрюс сидел молча, казалось, он не был ни потрясен, ни удивлен.

— Скажите, а он случайно не был донором? — спросил Морс внезапно.

— Я не знаю. Такие вещи обычно не афишируют, как вам кажется?

— Некоторые люди даже делают наклейки на своих ма­шинах: «Я сдаю кровь».

— Нет, не припомню.

— У него была машина?

— Громоздкий черный «Даймлер», который потреблял ог­ромное количество бензина.

— Где же он сейчас?

— Понятия не имею.

— Вы никогда не замечали, что он пил в колледже из спиртного?

— Он любил выпить немного скотча, как и большинство из нас, но у него не было пристрастия к алкоголю. Он был поклонником Аристотеля, инспектор. Дня него расстояние на полпути к дому было чем-то между «слишком далеко» и «слишком близко», м-м-м... если вы понимаете, о чем я говорю.

— Да, думаю, что понимаю.

— Одним словом, могу вам сказать, что в Лонсдейле никогда не видели Брауни-Смита пьяным.

— Вы хотите сказать, что он был достаточно скучным человеком?

— Нет, я не это имел в виду. Я только хочу скатать, что он терпеть не мог умствований, позерства и беспечности.

— И он никогда не допускал ошибок в грамматике?

— Только через свой труп!

Эндрюс помолчал немного.

— Вы действительно в этом уверены?

— Он мертв, — бесцветным голосом произнес Морс. — Вчера его тело было найдено в канале около Траппа.

Эндрюс внимательно посмотрел на Морса и заметил:

— Но я только что читал об этом в «Оксфорд мейл» во время ленча. Там было сказано, что труп не смогли опознать.

— В самом деле? — Казалось, Морс был искренне удивлен. — Но вы ведь, конечно, не верите всему, что пишут в газетах, сэр?

— Нет, но я верю многому из того, что пишут, — ответил Эндрюс просто, но многозначительно.

И туг Морс внезапно ввернул свой вопрос:

— Скажите, а доктор Брауни-Смит... Его состояние соответствовало его возрасту, вы понимаете, что я имею в виду, сэр?

Впервые за весь разговор Эндрюс, казалось, был несколько обеспокоен.

— Вам что-нибудь известно об этом?

— Ну, как вам сказать, собственно, официально ничего, но...

Эндрюс уставился на потертый ковер:

— Видите ли, инспектор, единственная причина, по которой ректор упомянул при мне Брауни-Смита...

— Продолжайте!

— Ну... это получилось в связи с тем, что мне нужно будет взять на себя его обязанности и колледже, понимаете?

— После того как он уйдет на пенсию?

— О нет, боюсь, что раньше. Вы... вы ведь, наверное, знаете, что ему осталось жить всего несколько месяцев?

Морс кивнул вполне уверенно.

— Это трагедия, инспектор, рак мозга.

Морс сокрушенно покачал головой.

— Вот и вы туда же, так же как и ректор. «Рак». Забудьте это слово! «Опухоль», или, если вам угодно, «неоплазм». Это общее слово для обозначения всех тех отвратительных вещей, которые мы привыкли называть раком. — Он мысленно поздравил себя с тем, что запомнил то, что хирург сегодня рассказал ему.

— Я плохо знаком с медициной, инспектор.

— Я тоже. Но знаете, в нашей профессии приходится иногда кое в чем разбираться. Между прочим, вы, вероятно, стали бы получать больше, если бы доктор Брауни-Смит не стоял на вашем пути?

— Что, черт возьми, должен означать ваш вопрос?

— Я только хочу напомнить вам, что мы имеем дело с убийством, — сказал Морс, взглянув на него простодушно. — И мне платят здесь именно за то, сэр, чтобы я раскрывал преступления.

— Хорошо. Если вас это интересует, то я скажу вам. Я буду получать в год на две тысячи больше.

— Вы быстро поднимаетесь к вершине, сэр.

— На самом деле не так уж быстро. — В глазах Эндрюса отразились мысли о будущей карьере, и Морс вновь был поражен прямотой его ответа.

— Но ректор останется на должности, наверное, еще не менее десяти лег, — возразил Морс.

— На самом деле — восемь.

Они прекрасно понимали друг друга, а потому разговаривать им было легко.

— Стоять во главе колледжа! — задумчиво произнес Морс. — Большая честь, не правда ли?

— Мне всегда казалось, что это наивысшая честь.

— Наверное, большинство преподавателей думает так же?

— Да, большинство думает так же, если только они честны перед собой.

— А Брауни-Смит?

— О, в этом нет никаких сомнений, ему была близка эта мысль.

— Значит, выходит, он был разочарован?

— Жизнь полна разочарований, инспектор.