Рекс Стаут - Золотые пауки

— Пока, джентльмены! До скорой встречи.

Я никогда не дружил с женщинами-полицейскими, но, конечно, видел их на улицах и должен признать, что человек, отобравший тех троих, что явились к Вулфу, несомненно, обладал хорошим вкусом. Я не собираюсь утверждать, что они были сногсшибательны, но с любой из них я согласился бы зайти в какую-нибудь забегаловку и пропустить стаканчик кока-колы. Правда, в глазах у них было профессиональное, чисто полицейское выражение, но винить в этом их было бы несправедливо, ведь они были при исполнении служебных обязанностей, да ещё в присутствии инспектора полиции, и должны были выглядеть бдительными, компетентными и суровыми. Одеты они были просто, хотя платье на одной из них из голубой ткани с тонкими белыми полосками выглядело совсем недурно.

Я вернулся домой и успел до прихода всей компании коротко доложить Вулфу, как у меня прошел день. Особого интереса к моему докладу он не проявил. Затем я помог Фрицу и Орри принести стулья и кресла и расставить их. Как только начали появляться первые гости, Орри скрылся в гостиную и закрыл дверь за собой. Я ещё раньше заходил туда за стульями и видел там сутулого человека средних лет, в очках. Орри познакомил нас, и я узнал, что ею зовут Бернард Левин, но и только.

Посетителей мы рассаживаем так, как ещё ранее распорядился Вулф. Все шестеро представительниц прекрасного пола сидели в переднем ряду, причём так, что Анджела Райт и Клэр Горан оказались каждая между женщинами-полицейскими. Инспектор Кремер восседал в кресле, обитом красной кожей, а Пэрли Стеббинс слева от него — рядом с Джин Эстей. За спиной Джин Эстей сидел Липс Иген — в пределах досягаемости Стеббинса на тот случай, если вымогатель разнервничается и попытается наброситься на кого-нибудь с клещами. Слева от Игена, во втором ряду, расположились Горан, Липскомб и Кюффнер. Сол Пензер и Фред Даркин замыкали тыл.

Я упомянул, что Кремер захватил красное кресло, но, точнее говоря, оно ещё только ждало инспектора, так как он настоял на предварительной конфиденциальной беседе с Вулфом, и сейчас они разговаривали в столовой. Не знаю, чего добивался Кремер, но вряд ли он узнал что-нибудь интересное, судя по выражению его лица, которое я увидел, когда Кремер вошёл в кабинет впереди Вулфа. Багровый, с поджатыми губами, он остановился у двери, подождал, пока Вулф расположится в своём кресле, а затем заявил:

— К сведению всех: настоящее заседание является официальным лишь в условной степени. Вы доставлены сюда полицией с согласия прокурора, что делает встречу официальной, но все дальнейшее предпринимается Ниро Вулфом под его личную ответственность, и он не имеет права настаивать, чтобы вы отвечали на его вопросы. Всем ясно?

Все утвердительно закивали.

— Приступайте, Вулф, — распорядился Кремер и сел.

Вулф несколько раз обвел взглядом присутствующих, а потом спокойно заметил:

— Вы знаете, я чувствую себя не совсем в своей тарелке, так как был ранее более или менее знаком только с мистером Гораном и мистером Кюффнером. Мистер Гудвин по моей просьбе составил список, и я котел бы проверить его. Вы мисс Джин Эстей?

— Да.

— Мисс Анджела Райт?

Мисс Райт утвердительно склонила голову.

— Миссис Горан?

— Я. Не думаю, что…

— Прошу вас, миссис Горан, — в голосе Вулфа зазвенел металл. — Если хотите, я предоставлю вам слово позднее… Вы мистер Винсент Липскомб?

— Да.

Вулф опять обвел всех взглядом.

— Благодарю вас… Дело в том, что я впервые взялся найти убийцу в группе людей, в своём большинстве совершенно мне неизвестных. Возможно, вам это покажется нелепостью, но я рекомендую вам не торопиться с выводами. Мистер Кремер уже объявил вам, что я не имею права требовать от вас ответа на мои вопросы. Могу успокоить вас, что вообще не намерен задавать какие-либо вопросы. Конечно, в ходе нашей беседы может возникнуть необходимость спросить кого-либо из вас, однако я в этом сомневаюсь. Строго говоря, кое-какие вопросы задавать я буду, но исключительно самому себе, и сам же стану отвечать на них. Дело это настолько сложное и запутанное, что могло бы не хватить и многих сотен вопросов, но я ограничусь лишь самым минимумом. Например, мне известно, почему в ушах миссис Фромм были серьги в виде золотых пауков, когда она приходила ко мне в пятницу днём, поскольку они служили одним из элементов задуманной ею мистификации, но вот зачем она надела их в тот же вечер, когда была приглашена на ужин к Горану? Очевидно, для того, чтобы спровоцировать кое-кого на нужную ей реакцию. Другой пример — зачем вчера вечером мистеру Горану потребовалось ехать в гараж? По всей видимости, потому, что из-за желания любой ценой сорвать очередной куш он сперва навёл Игена на Леопольда Хейма, а потом осознал, что допустил большую глупость, и встревожился, как теперь выясняется, вполне обоснованно. Я полагаю, что…

— Я протестую! — заверещал Горан. — Это же клевета! Инспектор Кремер, вы заявили, что Вулф сам отвечает за свои слова, но вы несете ответственность за то, что доставили нас сюда!

— Можете подать на него в суд за клевету, — огрызнулся Кремер.

— Мистер Горан, — продолжал Вулф, назидательно ткнув пальцем в сторону адвоката, — на вашем месте я бы перестал трепыхаться из-за вашей роли в шантаже и вымогательстве. Тут вы влипли по уши, и ничто не поможет вам выкарабкаться. Сейчас вам грозит куда более мрачная перспектива — обвинение в убийстве Пита Дроссоса. Тюрьмы вам, конечно, не избежать, но от электрического стула я вас, пожалуй, спасу. Когда мы закончим, вы поймете, насколько вы мне обязаны.

— Я уже обязан вам по горло, чёрт бы вас побрал!

— Вот и отлично, только не пытайтесь отплатить мне. Так вот, по всей вероятности, большинству из вас ничего не известно по делу о вымогательстве, приведшему к смерти троих людей, но мы ещё к этому вернемся. Один из вас, впрочем, прекрасно понимает, к чему я клоню.

Он чуть наклонил свою тушу вперёд, держа локти на подлокотниках кресла и опираясь всеми десятью пальцами о стол.

— Продолжаю. Не стану притворяться, что укажу убийцу без всякой помощи, поскольку кое-какие подсказки мне сделали. На днях один из вас без всякой на то необходимости буквально вылезал вон из кожи, пытаясь подробно рассказать мистеру Гудвину, где был и что делал в пятницу вечером и во вторник днём. Этот же человек бросил странное замечание о том, что со времени смерти миссис Фромм прошло пятьдесят девять часов. Какая поразительная точность! Разумеется, это были лишь намеки и не более, однако имелись и два важных указания на виновного…

Вулф сцепил руки в районе своего пупа.

— Во-первых, сережки. Миссис Фромм приобрела их одиннадцатого мая, во вторник их надевала другая женщина. Она могла либо незаметно позаимствовать серьги у миссис Фромм, либо получить их в подарок или во временное пользование. Как бы то ни было, спустя три дня, в пятницу двадцать второго мая, сережки вновь оказались у миссис Фромм. Она надевала их — с какой целью? Для того, чтобы выдать себя за ту женщину, у которой сережки были во вторник! Следовательно, миссис Фромм знала, кто эта женщина, в чем-то её подозревала и, что очень важно, имела возможность либо забрать, либо незаметно стащить эти сережки для осуществления задуманного плана мистификации. А это уже важный намек.