Адриан Дойл - Случай в Дептфорде

Проснулся я оттого, что меня тронули за руку. Лампа снова горела, и надо мной склонился мой друг, отбрасывая черную тень на потолок.

— Простите, что тревожу вас, Уотсон, — прошептал он. — Но долг призывает нас.

— Что нужно делать?

— Сидите спокойно и слушайте. Пеперино поет…

Эти несколько минут ожидания я запомнил надолго. Холмс наклонил абажур таким образом, что свет падал на противоположную стену с окном, возле которой стояла изразцовая печь с висящей над ней клеткой. Туман сгустился, и лучи света от лампы, пройдя сквозь стекло, терялись в светящихся облаках, что клубились за окном. Душа моя была омрачена предчувствием несчастья. Вся окружавшая обстановка и без того казалась мне достаточно мрачной, а тут еще эти жуткие, словно потусторонние звуки, которые, то понижаясь, то снова взмывая вверх, лились и лились из птичьей клетки. Это было что-то вроде свиста, который начинался с низкого гортанного клокотания, а потом, медленно повышаясь, заканчивался единым мощным аккордом, который разносился по всей комнате, напоминая звон огромного хрустального бокала. Этот звук, непрестанно повторяясь, обладал каким-то гипнотическим действием, так что настоящее начинало как бы растворяться и мое воображение уносило меня сквозь защищенное туманом окно в буйные заросли тропических джунглей. Я потерял счет времени, и только тишина, наступившая после того, как птица внезапно смолкла, вернула меня к реальности. Я взглянул на противоположную стену, и в тот же миг мое сердце, дав один мощный толчок, казалось, перестало биться окончательно.

Печная дверца медленно поднималась.

Мои друзья прекрасно знают, что я не отличаюсь ни слабыми нервами, ни чрезмерной впечатлительностью, но тем не менее я должен признаться, что, когда я смотрел, крепко вцепившись в ручки кресла, на ужасную тварь, которая медленно вылезала наружу, я почувствовал, что мои руки и ноги отказываются мне повиноваться.

Дверца приоткрылась на дюйм или немного больше, и в образовавшейся щели показалась копошащаяся масса каких-то мохнатых члеников, которые пытались за что-нибудь уцепиться. А затем в мгновение ока она выскочила на поверхность и замерла, стоя на верхушке печи. Мне доводилось видеть огромных южно-американских тарантулов — пожирателей птиц, их вид всегда приводил меня в ужас, но они казались вполне невинными по сравнению с отвратительной тварью, которая предстала нашему взору. Размерами страшилище превосходило большую тарелку, у него было жесткое, гладкое, желтоватое тело, окруженное грозно торчащими лапами, сложенными таким образом, что создавалось впечатление, будто чудовище приготовилось к смертельному прыжку. На нем абсолютно не было волос, если не считать пучков жесткой щетины, торчавших возле суставов ног, а над желтыми блестящими челюстями, напоенными ядом, зловещим блеском сверкали в свете лампы бусинки глаз.

— Не шевелитесь, Уотсон, — прошептал Холмс, и в его голосе слышались нотки ужаса — ничего подобного я до этих пор от него не слышал.

Этот звук насторожил чудовище, и одним молниеносным прыжком паук перескочил с печи на птичью клетку, а потом, прыгнув на стену, закружил по ней, по потолку и снова по стене с невероятной скоростью, так что невозможно было уследить за его движениями.

Холмс бросился вперед, словно одержимый.

— Бейте его, бейте! — хрипло кричал он, нанося своей клюшкой удар за ударом по тени, которая металась по стенам.

Задыхаясь от густой пыли, висевшей в воздухе от разбитой штукатурки, перевернув по дороге стол, я бросился на пол, когда огромный паук перескочил одним прыжком через всю комнату, и попытался защищаться. Холмс кинулся ко мне, размахивая клюшкой.

— Оставайтесь на месте! — кричал он, и одновременно с его криком и — бум… бум… бум… — ударами клюшки вдруг раздался отвратительный хлюпающий звук. Какое-то мгновение мерзкая тварь еще висела на прежнем месте, а потом, медленно скользя, шлепнулась вниз и осталась лежать неподвижно на полу — только лапы еще шевелились, пытаясь за что-нибудь уцепиться.

— Благодарение Богу, что он промахнулся, когда прыгнул на вас! — задыхаясь, проговорил я, поднимаясь на ноги.

Холмс ничего не ответил, но в этот момент я, подняв глаза, увидел в зеркале его лицо — бледное напряженное лицо, на котором застыло непонятное мне выражение.

— Боюсь, что теперь ваша очередь, Уотсон, — спокойно сказал мой друг. — Он, оказывается, не один.

Картина, которая представилась моему взору, когда я резко обернулся назад, останется в моей душе до конца жизни. Шерлок Холмс стоял не шевелясь на расстоянии двух футов от печки, на верхушке которой, присев на задние лапы, весь дрожа от напряжения перед прыжком, сидел еще один огромный паук.

Я прекрасно понимал, что достаточно сделать какое-нибудь неосторожное движение, и чудовище немедленно прыгнет, и поэтому, достав с величайшей осторожностью револьвер, я выстрелил в упор.

Сквозь пороховой дым я успел рассмотреть, как отвратительное насекомое съежилось, а потом, медленно опрокинувшись назад, свалилось в открытую дверцу печки. Что-то скользнуло вниз, царапая стенки, и наступила тишина.

— Он провалился в трубу! — крикнул я, чувствуя, как дрожат у меня руки от пережитого волнения. — У вас все в порядке, Холмс?

Он посмотрел на меня, и в его глазах я прочел какое-то необычное выражение.

— Благодаря вам, старина, — спокойно ответил он. — Если бы я только пошевелился… Но что это?

Внизу хлопнула дверь, и через мгновение мы услышали быстрый топот ног по усыпанной гравием дорожке.

— За ним! — крикнул Холмс, кидаясь к двери. — Ваш выстрел спугнул его, показав, что игра закончена. Нельзя дать ему скрыться!

Однако судьба распорядилась иначе. Несмотря на то что мы стремительно сбежали по лестнице и бросились в сад, Теобольд Уилсон слишком сильно нас опередил, к тому же у него было то преимущество, что он гораздо лучше ориентировался. Какое-то время мы слышали далеко впереди звуки его шагов по пустынным дорожкам, ведущим к реке, но потом они окончательно замерли вдалеке.

— Бесполезно, Уотсон, мы его упустили, — задыхаясь, проговорил Холмс. — Тут уж придется прибегнуть к помощи официальной полиции. Но слушайте! По-моему, там кто-то крикнул!

— Мне тоже показалось, что я слышал крик.

— Ну, сейчас такой туман, что бесполезно пытаться что-нибудь обнаружить. Пойдемте назад и успокоим эту бедную девушку, скажем ей, что все ее беды и тревоги позади.

— Какие кошмарные твари, Холмс! — воскликнул я. — И совершенно никому не известные.

— Я с вами не согласен, Уотсон, — сказал он. — Это паук galeodes, наводящий ужас на всех обитателей кубинских лесов. Счастье для остальных частей света, что он водится только там и его нельзя найти ни в каких других местах. Этот паук ведет ночной образ жизни и охотится на мелких животных. Если мне не изменяет память, он способен переломить им хребет одним ударом своих мощных челюстей. Помните, мисс Уилсон говорила, что после возвращения ее дядюшки в доме исчезли крысы? Уилсон, несомненно, привез этих тварей с Кубы, — продолжал Холмс, — а потом ему пришла в голову идея научить своих канареек подражать крикам ночных птиц, обитающих в кубинских лесах, — паук привык охотиться под эти звуки. Следы на потолке — это, конечно, сажа, которая приставала к его лапам, когда он лез по трубам вверх. Нам повезло, что прислуга, вытирая пыль, редко поднимает руку выше каминной полки.