Адриан Дойл - Приключение в Камберуэлле

— Я полагаю, вы возвращаетесь в Сомерсет сегодня днем?

— В 2.30 с Паддингтонского вокзала. — Он вскочил на ноги, и по лицу его расплылся румянец. — Значит ли это, мой дорогой мистер Холмс…

— Мы с доктором Уотсоном поедем вместе с вами. Не могли бы вы, мистер Эпли, попросить миссис Хадсон подозвать кэб?

Наш клиент кинулся вниз по лестнице.

— Весьма любопытное дельце, — сказал Холмс, набивая кисет табаком.

— Рад, что наконец-то вы увидели его в этом свете, мой дорогой друг, — заметил я, — ибо мне в самом деле показалось, что вы с самого начала проявляли некоторое нетерпение в отношении почтенного священника, особенно когда он принялся разглагольствовать о своей юношеской мечте стать врачом и о том, что по причине своей рассеянности он вполне мог бы удалить у здорового пациента желчный камень.

Эффект, произведенный этим вскользь брошенным замечанием, был необычаен. Какое-то время Холмс сидел, неподвижно уставившись в пространство, а затем вскочил на ноги.

— Боже милостивый! — вскричал он. — Ну конечно же!

Краска бросилась ему в лицо, а в глазах появился тот неожиданный блеск, который был мне давно знаком.

— Как всегда, Уотсон, ваша помощь неоценима, — с оживлением продолжал он. — Хотя сами вы и не излучаете свет, но указываете к нему дорогу.

— Я вам помог? Упомянув о желчном камне, о котором говорил священник?

— Именно.

— Будет вам, Холмс!

— В данную минуту мне надобно отыскать одну фамилию. Да, вне всяких сомнений, мне надобно отыскать фамилию. Не подадите мне тетрадь для заметок на букву «Б»?

Я подал объемистую тетрадь, одну из многих, в которые он приклеивал вырезки из газет о происшествиях, привлекших его внимание. Зачем она ему может понадобиться, я подумать не успел.

— Но, Холмс, в этом деле нет никого, чья фамилия начиналась бы с буквы «Б»!

— Совершенно верно. Я это знаю. Ба… Бар… Барлет! Гм! Ха-ха! Отличный алфавитный указатель!

Нетерпеливо перелистывая страницы, Холмс внимательно перечитал, что ему было нужно, после чего захлопнул тетрадь и принялся барабанить по ее обложке своими длинными нервными пальцами. Стеклянные трубки, мензурки и реторты, которыми был заставлен стоявший за его спиной стол для проведения химических опытов, сверкали в лучах солнца.

— Разумеется, я располагал не всеми данными, — задумчиво добавил он. — Даже и сейчас они не полны.

Лестрейд перехватил мой взгляд и подмигнул мне.

— А мне их вполне хватает! — усмехнулся он. — Меня не проведешь. Этот рыжебородый доктор и есть убийца. Кто убил, мы знаем, известен нам и мотив.

— Тогда почему же вы здесь?

— Потому что недостает только одного. Мы точно знаем, что это сделал он. Но вот как он это сделал?

Не меньше полудюжины раз повторил Лестрейд тот же самый вопрос в ходе нашей поездки, пока мне не стало казаться, что с каждым стуком колес этот вопрос отзывается эхом у меня в голове.

Жаркий летний день тянулся нестерпимо долго; и когда мы наконец вышли из поезда на небольшой деревенской станции, отсвет заката лег на отлогие гребни сомерсетширских холмов. На склоне этих холмов, от которых нас отделяли деревянно-кирпичные фасады деревенских домов, стоял среди благородных вязов сверкающий белыми стенами большой дом. Даже на расстоянии оттуда веяло вечерней свежестью и доносились крики грачей.

— Туда не меньше мили будет, — мрачно произнес Лестрейд.

— Я бы предпочел пока не появляться там, — сказал Холмс. — Есть ли в этой деревне гостиница?

— Да, «Герб Камберуэлла».

— Вот туда и отправимся! Я предпочитаю начинать дело на нейтральной территории.

— Послушайте, Холмс! — вскричал Лестрейд. — Не могу понять…

— Вот-вот, — бросил Холмс и не произнес более ни одного слова, покуда мы все не устроились в небольшом зале старинного постоялого двора.

Холмс нацарапал несколько строк в своей записной книжке и вырвал два листка.

— Могу я, мистер Эпли, взять на себя смелость послать вашего слугу с этой запиской в «Приют владыки», а с другой — к мистеру Эйнзворту?

— Разумеется.

— Прекрасно. Значит, мы еще успеем выкурить трубку, прежде чем к нам присоединятся мисс Долориз и ее жених.

Какое-то время мы сидели молча, каждый был погружен в свои мысли. Что до меня, то я был слишком уверен в своем друге, который не станет принимать очевидное за чистую монету, тем более что вид у него был несколько недоуменный.

— Итак, мистер Холмс, — наконец строго заговорил Лестрейд. — Вы достаточно долго сохраняли таинственный вид, чтобы заинтриговать даже доктора Уотсона. Давайте выкладывайте вашу теорию.

— У меня нет теории. Я лишь изучаю факты.

— Ваши факты обходят стороной преступника.

— Это мы еще посмотрим. Кстати, святой отец, каковы отношения между мисс Долориз и вашим племянником?

— Странно, что вы заговорили об этом, — отвечал мистер Эпли. — В последнее время их отношения были для меня источником страданий. Но, справедливости ради, должен добавить, что вина лежит на юной леди. Не имея на то никаких причин, она ведет себя оскорбительно по отношению к нему. А самое худшее, что она выказывает свою неприязнь на людях.

— Вот как! А что мистер Эйнзворт?

— Эйнзворт слишком добр, чтобы не сожалеть по поводу поведения своей невесты в отношении моего племянника. Он воспринимает это почти как личное оскорбление.

— Понимаю. Весьма похвально. Но, если я не очень ошибаюсь, вот и наши гости.

Старая дверь со скрипом отворилась, и в комнату с достоинством вступила высокая изящная девушка. Ее темные глаза сверкали неестественным блеском; она подолгу останавливала на каждом из нас свой пытливый взгляд, в котором отражалась враждебность и, сверх того, отчаяние. Стройный белокурый молодой человек со свежим цветом лица и необычайно ясными проницательными голубыми глазами вошел вслед за ней и дружески приветствовал Эпли.

— Кто из вас мистер Шерлок Холмс? — громко спросила юная леди. — Ах, да. Я полагаю, вы обнаружили новые доказательства?

— Я приехал, чтобы услышать о них, мисс Дейл. Я, правда, слышал уже все, кроме того, что в действительности произошло в ту ночь, когда ваш дядя… умер.

— Вы делаете акцент на слове «умер», мистер Холмс?

— Но, черт побери, дорогая, что он может еще сказать? — спросил молодой Эйнзворт, натужно рассмеявшись. — У тебя в голове, наверно, все перемешалось из-за того, что гроза в ночь на вторник вывела твоего дядю из душевного равновесия. Но она кончилась прежде, чем он умер.

— Откуда вам это известно?

— Доктор Гриффин сказал, что он умер не ранее трех часов ночи. Да он был в полном порядке до этого.

— Судя по всему, вы в этом вполне уверены.

Молодой человек посмотрел на Холмса с видимым смущением.