Рекс Стаут - Кровь скажет

Естественно, основная масса корреспонденции, доставляемой в старый коричневый особняк на Тридцать пятой Западной улице, адресована Ниро Вулфу, но поскольку я там и живу, и работаю, 8—10 писем из сотни предназначены для меня. У меня выработалась привычка в первую очередь обрабатывать долю Вулфа, то есть просматривать и класть ему на стол те, на которые должен отвечать он лично. Мои же откладываются на потом. Но иной раз любопытство заставляет меня отступить от этого правила…

Именно так случилось в то утро вторника, когда я наткнулся на элегантный конверт кремового цвета нестандартного размера, адресованный мне на машинке, в углу которого темно-коричневыми буквами витиеватым шрифтом вытеснен обратный адрес:

«Джеймс Невилл Бэнс

219 Хорн стрит

Нью-Йорк 12 Нью-Йорк».

Никогда о таком не слыхал.

Конверт не был плоским, его раздувало от какого-то вложения. Что-то мягкое.

Как и многие другие обитатели городов, я иногда получаю бандероли с вложенными в них образцами рекламируемых товаров, но они отправляются не в дорогих конвертах с тиснением. Поэтому я не удержался, надрезал конверт и посмотрел, что в нем находится. На небольшом листке бумаги с золотым обрезом и таким же теснением в уголке было напечатано:

«Арчи Гудвину. — Сохраните это до тех пор, пока я не дам вам знать.

Дж. Н. Б.»

«Это» был галстук-самовяз, завязывающийся свободным узлом с двумя длинными концами, аккуратно, сложенный, чтобы поместить в конверт. Я развернул его — длинный, узкий, возможно из натурального шелка, очень светлый, почти такой же, как почтовая бумага и конверт, с тоненькими коричневыми диагональными линиями. Этикетка «Сатклифф», значит точно шелковый, ценой в двадцать долларов. Но мистеру Бэнсу следовало послать его не мне, а в химчистку, потому что на галстуке имелось у одного конца большое пятно длиной в пару дюймов, почти такого же коричневого цвета, как и полосочки. Но цвет полосочек был ярким и живым, а пятно — грязным и мертвым. Я даже понюхал его, но я же не гончая! Поскольку за свою жизнь мне частенько доводилось видеть пятна подсохшей крови, я сразу решил, что цвет подходящий, но требовалась проба на фенолфталеин, чтобы уверенно сказать, что это за пятно.

Пряча галстук в ящик письменного стола, я подумал, что Джеймс Невилл Бэнс работает в мясном магазине и забыл надеть свой фартук, но при чем тут я? Пожав плечами, я запер ящик.

Именно так следует действовать, когда вам по почте присылают галстук, возможно, с кровавым пятном: просто пожать плечами, но я должен признаться, что в течение двух последующих часов я что-то сделал дополнительно, а кое-чего делать не стал.

Итак, что же я сделал.

Позвонил Лону Коэну в «Газетт» и задал ему вопрос, а через час он перезвонил мне сказать, что Джеймс Невилл Бэнс, которому в настоящее время около пятидесяти лет, все еще владеет недвижимостью, доставшейся ему после смерти отца, все еще проводит зиму на Ривьере и все еще остается холостяком; и что ему понадобилось от частного детектива? Об этом я не стал распространяться.

Чего я не стал делать?

Не пошел на прогулку. Когда нет срочной работы и Вулф не дает мне никаких поручений, я обычно отправляюсь пройтись после повседневных утренних занятий, дабы не застаивались ноги, ну и потом, как говорится, надо же на людей посмотреть да себя показать. В особенности на женщин… Но в то утро я лишил себя променада, потому что Дж. Н. Б, мог заехать или позвонить.

Так что пожал-то я плечами совершенно искренне, но ведь не станешь же ты пожимать плечами целый день!

Я мог бы преспокойно пойти погулять, потому что телефонный звонок раздался только в четверть двенадцатого, уже после того, как Вулф спустился в кабинет, отбыв свое двухчасовое дежурство в теплице, где произрастают орхидеи под стеклянной крышей. Он принес черенок Симбодиум Дорис и целый букет для вазы на своем столе, а кроме того свою персональную седьмую часть тонны, которую и втиснул в сделанное на заказ кресло колоссальных размеров. Он хмуро смотрел на покрытый пылью корешок книги, присланной ему, когда раздался долгожданный телефонный звонок.

— Офис Ниро Вулфа, говорит Арчи Гудвин.

— Так это Арчи Гудвин?

Три человека из десяти задают этот идиотский вопрос. Мне каждый раз хочется ответить «нет», это ученый пес, и посмотреть, что будет после этого, но ведь могут облаять в ответ. Поэтому я вежливо подтвердил, как это положено вышколенному секретарю знаменитого детектива:

— Да. Лично.

— Это Джеймс Невилл Бэнс. Получили ли вы кое-что от меня по почте?

Его голос не мог решить, звучать ли ему фальцетом или же скрипеть, впитав в себя худшие отличительные черты того и другого.

— Да, очевидно. Ваш конверт и записку.

— И вложение?

— Совершенно верно.

— Пожалуйста, уничтожьте его. Сожгите… Я собирался — но теперь это уже не имеет значения… Я ошибался. Так что сожгите его. Очень сожалею, что доставил вам беспокойство.

И он положил трубку.

Я прикрыл ладонью свою и повернулся.

Вулф раскрыл книжку на странице с оглавлением и смотрел на нее такими глазами, какими мужчины обычно смотрят на встреченную ими красивую молодую девушку.

— Если я могу вас оторвать на минутку, — сказал я. — Поскольку в почте нет ничего срочного, у меня есть задание, не то личное, не то профессиональное. Пока не скажу точнее.

Я достал из ящика конверт, записку и вложение, поднялся и протянул все это ему:

— Если это пятно на галстуке кровавое, моя догадка, что кто-то ударил или стрелял в Джеймса Невилла Бэнса, разделался с трупом, но не знал, как поступить с галстуком, поэтому он послал его мне, но только что по телефону мне позвонил кто-то, назвался Джеймсом Невиллом Бэнсом и сообщил, что он ошибался, так что не буду ли я столь любезен сжечь то, что он прислал мне по почте. Очевидно…

— Кто тебе звонил?

— Не человек, а волынка, так он скрипел и визжал. Очевидно он не мог сам его сжечь потому, что у него не было спичек, а теперь он выполняет роль Джеймса Невилла, который владеет — или владел — солидным недвижимым имуществом, и мой долг как гражданина и официального частного детектива разоблачить и…

— Пфу. Какой-то неумный шутник!

— О'кей. Я вернусь и сожгу его. Он будет скверно пахнуть.

Вулф хмыкнул:

— Может быть, это вовсе не кровь.

Я кивнул:

— Верно. Но если это кэтчуп или табачный сок, я смогу научить его, как вывести пятно, и потребую за науку пару долларов. И это будет, в пересчете на время, самый большой гонорар, который вы когда-либо получали!

Опять хмыканье.

— Где находится Хорн-стрит?

— В Виллидже. Полчаса ходьбы пешком. А я сегодня не гулял.