Рекс Стаут - Окончательное решение

Молчание. Она не бросила трубку, но молчала так долго, что я решил было, что она отошла, забыв повесить трубку. Вулф наконец спросил:

— Вы слушаете, мадам?

— Да. — Снова молчание и спустя минуту. — Я приеду сейчас же.

— Нет. Дорога займет у вас некоторое время, и вы приедете в час ужина. Я жду вас в девять.

— Ладно.

Отбой.

Я обернулся к Вулфу.

— К чему такая спешка? У вас нет ни единого доказательства!

Он поглядел на телефон и подвинул его ко мне.

— Я не допущу, чтобы тебя увели в тюрьму по жалобе этой глупой негодяйки. Нашу беседу следовало бы записать. Эта штука в порядке?

— Думаю, что да. Когда мы пользовались ей в последний раз, была в порядке.

— Проверь.

Я встал, просунул руку между моим столом и стеной и повернул переключатель. Затем уселся в красное кожаное кресло и негромко произнес: «Ниро Вулф собирается разыграть шараду, будем надеяться, что он не свернет себе при этом шею. Я вернулся к своему столу, снова повернул переключатель, затем прошел на кухню, открыл дверцу шкафа буфета, и через несколько секунд послышался мой голос: „Ниро Вулф собирается разыграть шараду, будем надеяться, что он не свернет себе при этом шею“. Я вернулся в контору.

— Все в порядке. Будут еще распоряжения?

— Да. У этой идиотки может оказаться револьвер, бомба или бог ее знает что. Не отходи от нее.

— А возможно, что она прихватит с собой адвоката?

— Нет. Конечно, нет. Не такая уж она полная идиотка.

Он взял в руки судебную повестку и хмуро уставился на нее.

Она пришла в восемь пятьдесят, на десять минут раньше назначенного. Я как раз испрашивал согласие Вулфа на некоторое изменение программы, когда она позвонила. Для того, чтобы находиться возле нее, я должен был сесть в одно из желтых кресел, стоящих рядом с красным, а я предпочитаю сидеть за своим столом; можно было посадить ее в желтое кресло возле моего стола, но Вулф любил, чтобы посетитель сидел в красном кожаном кресле, потому что свет тогда падает на лицо гостя.

Был мягкий весенний вечер, она пришла без пальто, в одном костюме, так что единственной проблемой была ее сумка — большая черная кожаная сумка с хитрой застежкой. Про застежку я узнал, пытаясь раскрыть сумку, которую взял у нее из рук и положил к себе на стол. Ее реакция на то, что я отобрал у нее сумку, как только она села, свидетельствовала о состоянии ее нервов. Она не произнесла ни звука, не сделала ни малейшего движения, только глядела, как я отнес сумку на свой стол, и не произнесла ни слова, даже когда я принялся возиться с застежкой и, наконец, открыл сумку и проверил ее содержимое. Ничего угрожающего там не было, и когда я подошел и опустил сумку обратно к ней на колени, она только посмотрела на Вулфа. Она могла бы вызвать у меня жалость, если бы не ордер на арест, с которым завтра явится Бен Дайкс. Когда у женщины выхватывают сумку и разглядывают содержимое, а владелица сумки при этом только глазеет на тебя, она, конечно, вызывает сочувствие.

Однако во взоре Вулфа, который он вперил в посетительницу, не было и намека на сочувствие.

— Это не допрос, миссис Вэйл, — произнес он. — Мне не о чем расспрашивать вас. Это будет монолог, и продолжительный.

— Я бы не отвечала на ваши вопросы, даже если бы вы их задали, — сказала она. Голос у нее был вполне нормальный. — Вы сказали, что никакого — мистера Нэппа не существует. Что за чушь?

— Не такая уж чушь, поскольку вы его выдумали. — Вулф откинулся назад. — Вам будет легче понять, если я начну с середины. Мистер Гудвин рассказал вам, как я пришел к выводу, что ваш муж был убит. Это утверждение не имело бы смысла, если бы я не смог узнать, кто убийца, и в качестве первого шага не повидал всех, кто находился в библиотеке в ту среду. Перечислю их в том порядке, в котором я познакомился с ними.

Первым был ваш сын. Когда он явился просить меня найти для него деньги, я подумал, что он мог быть замешан в похищении и знает, где они спрятаны, но не может просто пойти и взять их, боясь привлечь к себе внимание. Поэтому намеками он даст понять мне или мистеру Гудвину, где находятся деньги. В начале нашего разговора я верил в это предположение, но к концу беседы от него отказался. Для подобной ухищренности нужен утонченный и острый ум, а также хорошо подвешенный язык. «Дока» вроде вашего сына не мог придумать такую операцию, а тем более выполнить. Следовательно, он пришел ко мне с самыми честными намерениями. Он не был замешан в похищении, он не знал, где деньги, не убивал мистера Вэйла.

— Вы обещали рассказать, почему решили, что не существует никакого мистера Нэппа.

— В свое время, наберитесь терпения. Далее ваша дочь. Но вы даже сейчас не понимаете, отчего мистер Гудвин и я стали подозревать, что мисс Дина Атли имела отношение к похищению, не так ли?

— Конечно, нет.

— Ваш брат не рассказывал вам?

— Нет.

— А полиция?

— Нет.

— Записка, которая пришла по почте. Записка была напечатана Диной Атли. Я не буду распространяться об этом. И без подробностей мой рассказ займет много времени. Когда мистер Гудвин увидел, что две другие записки, обнаруженные вами в телефонных книгах (а теперь я, конечно, знаю, что они вовсе не были в телефонных книгах, а были у вас и вы только делали вид, что нашли их в телефонных книгах), когда мистер Гудвин увидел, что они тоже напечатаны ею, подозрение перешло в убежденность.

А десятиминутная беседа с вашей дочерью сделала очевидным, что мисс Маргот никак не была связана с мисс Атли, тем более в таком серьезном и рискованном предприятии, как похищение. Ваша дочь груба, тупа и высокомерна. Она тоже явилась с требованием найти для нее деньги, но даже без этого было ясно, что она, как и брат, ни в чем не замешана.

Теперь ваш брат. После рассказа мистера Гудвина о его поведении в среду вечером я в порядке рабочей гипотезы отметил, что он требует самого тщательного наблюдения. Двадцать минут, проведенные с ним, — он сидел в этом кресле, в котором вы сидите сейчас — убедили меня, что он вне подозрений. Вы знаете его привычку смотреть на А, когда он говорит с Б?

— Да.

— Его объяснения этой привычки было достаточно. Он никогда не осмелился бы взяться за операцию, которая требует смелости, изобретательности и твердости характера. Есть и другие факторы. Его прощальными словами были: «Кажется, дурак», — и он верил этому. Совершенно очевидно, что он не был человеком, которого я искал.

Четвертый — Эндрю Хлад. Как вам известно, он явился сюда вчера вечером. Ни в его словах, ни в тоне, каким он разговаривал, ни в манерах не было ничего, что указывало бы на возможность его участия в преступлении, а, за исключением вас, он являлся последней вероятностью. С помощью своих помощников я получил о нем достаточно сведений, которые дали мне возможность вычеркнуть его из списка подозреваемых. Я узнал о его репутации, о положении в обществе и в деловых кругах. Все это исключало его из списка возможных убийц и делало весьма сомнительным его участие в похищении. Ведь ему пришлось бы вступить в сговор по меньшей мере еще с двумя людьми — мисс Атли и мистером Нэппом — и ради части выкупа стать зависимым от них и подвергаться смертельной опасности. Что, если один из его сообщников будет схвачен и во всем признается? Разве можно предположить, чтобы такой человек пошел на страшный риск ради мизерной, с его точки зрения, суммы? Нет, никогда.