Рекс Стаут - Второе признание

Ключи оказались в машине. Я завел двигатель и поехал. Сумерки еще не перешли в ночь, и, прекрасно зная дорогу, я не стал включать сигнальные огни. Дорога идет немного под уклон, и я ехал со скоростью двадцать — двадцать пять миль в час. При подъезде к мосту через ручей я вдруг увидел, что прямо перед машиной, чуть слева, находится какой-то предмет. В тусклом свете у меня не было времени понять, что это — человек. Я только успел увидеть этот предмет, а в следующую секунду машина его сбила. Я нажал на тормоз, но без особой спешки, потому что в этот миг еще не осознал, что сбил человека. Через несколько футов машина остановилась. Я выпрыгнул из нее, побежал назад и увидел, что это Луис Рони. Он лежал футах в пяти от машины, и он был мертв. Торс его был размолот колесами машины.

Я могу подробнее описать, что я делал после этого, но вполне можно обойтись и одним предложением: я просто потерял голову. Не буду описывать и свои чувства, но расскажу, как вел себя дальше. Когда я убедился, что он мертв, я оттащил тело с дороги, проволок по траве футов пятьдесят и оставил с северной стороны кустарника, со стороны, противоположной дороге. Потом я вернулся к машине, проехал через мост к воротам, развернулся, поехал назад к дому, запарковал машину на прежнем месте и вышел из нее.

В дом я не пошел. Стал ходить взад-вперед по террасе, пытаясь что-то решить, собраться с духом, войти в дом и рассказать, что произошло. В это время из дома вышел Гудвин и направился к своей машине. Я слышал, как он завел двигатель и уехал. Я не знал, куда он направлялся. Подумал, может быть, он едет в Нью-Йорк, и машина назад не вернется. Во всяком случае, его отъезд как-то помог мне определиться, Я вошел в дом, поднялся к себе в комнату и постарался успокоиться, сев за экономический отчет, который я готовил для мистера Сперлинга.

Сегодня днем мистер Сперлинг сказал мне, что лежавшие на столе письма куда-то исчезли. Я сказал ему, что забрал их, — так оно и было, — намереваясь отвезти в Чаппакуа сегодня утром, но дорога была перекрыта полицией, и к тому же они охраняли все находившиеся здесь машины, и отвезти почту я не смог. Не могу даже объяснить почему, но его упоминание о письмах в корне изменило мое отношение к случившемуся. Я тут же по собственной воле рассказал ему обо всех фактах, приведенных выше. Когда он сообщил мне, что чуть позже здесь появится окружной прокурор, я сказал, что изложу все факты письменно и поставлю под этим заявлением свою подпись, что и было сделано. Таково мое заявление».

Сперлинг поднял голову.

— Подписано Уэбстером Кейном, — заключил он и вытянул руку, чтобы передать бумагу окружному прокурору. — Засвидетельствовано мной. Если вас интересует более подробное изложение, я думаю, он не будет возражать. Да вот он перед вами — спросите его.

Арчер взял бумагу и пробежал ее глазами. Через минуту поднял голову и, чуть склонив ее набок, пристально посмотрел на Кейна. Тот не отвел взгляда.

Арчер постучал пальцем по бумаге:

— Это написали и подписали вы, мистер Кейн?

— Я, — ответил Кейн ясно и четко, но без всякого бахвальства.

— Вам не кажется, что с этим заявлением вы немного запоздали?

— Кажется, и даже очень. — Не сказать, что вид у Кейна был счастливый, но он старался держаться стойко. Он забыл пройтись по волосам расческой — они были растрепаны, и в данном случае это играло ему на руку: можно было хоть как-то поверить, что человек с внешностью молодого политического деятеля или, скажем, молодого да раннего способен совершить такую глупость. Чуть поколебавшись, он продолжил: — Я прекрасно осознаю, что моему поведению нет оправдания. Я даже себе не могу дать разумного объяснения. Видимо, в минуты кризиса я не настолько хорош, как хотелось бы.

— Но мне кажется, не такой уж это и кризис. Несчастный случай, избежать которого было невозможно. Такое случается со многими.

— Наверное… но ведь я убил человека. И я воспринял это как жуткий кризис, — Кейн неопределенно взмахнул рукой. — Во всяком случае, сами видите, какую он сыграл со мной шутку. Я полностью лишился рассудка.

— Не полностью, — Арчер глянул в бумагу. — Когда Гудвин подошел к машине и уехал по той же самой дороге, всего через пятнадцать минут после происшествия, вы сообразили, что, вполне возможно, во всем обвинят его. Значит, голова у вас была достаточно ясной. Верно?

Кейн кивнул:

— Я намеренно упомянул об этой мысли в своем заявлении, хотя и полагал, что ее могут истолковать не в мою пользу. Могу лишь сказать, что, если в голове моей и мелькнула такая мысль, она не была осознанной. Как я там написал?

Арчер еще раз посмотрел в бумагу:

— Вот так: «Во всяком случае, его отъезд помог мне как-то определиться. Я вошел в дом, поднялся к себе в комнату…» и так далее.

— Все правильно, — в голосе Кейна, во всем его облике чувствовалась неподдельная искренность. — Я просто хотел написать об этом с абсолютной честностью, потому что стыжусь своих действий. Если мною и руководил расчет, о котором вы говорите, я его не осознавал.

— Понимаю, — Арчер снова посмотрел на бумагу, сложил ее и, не выпуская из рук, сел. — Вы хорошо знали Рони?

— Как сказать? Близки мы не были. Последние месяцы я встречал его частенько, главным образом, в нью-йоркском доме Сперлингов или здесь.

— Вы с ним были в хороших отношениях?

— Нет.

Это «нет» прозвучало категорично и решительно. Арчер резко спросил:

— Почему?

— Мне не нравилось то, что я знал о его профессиональных методах, не нравился он лично — не нравился, и все. Я знал, что мистер Сперлинг подозревал его в принадлежности к коммунистической партии, и, хотя у меня не было сведений на этот счет, полагал, что подозрение это вполне обосновано.

— Вы знали, что с ним очень дружна мисс Гвен Сперлинг?

— Конечно. Именно по этой причине ему позволялось бывать здесь.

— Вы эту дружбу не одобряли?

— Нет, сэр, не одобрял… хотя мое одобрение или неодобрение никак на их отношения не влияло. Я ведь не просто сотрудник корпорации мистера Сперлинга, но больше четырех лет имею удовольствие и честь быть другом… другом семьи, если можно так сказать?

Он взглянул на Сперлинга. Тот кивнул, показывая, что так сказать можно.

— Я отношусь к этой семье с большим уважением и преданностью, — продолжал Кейн, — в том числе и к мисс Гвен Сперлинг, и я считал, что Рони ей не пара. Можно вопрос?

— Разумеется.

— Почему вы спросили, как я относился к Рони? Вы подозреваете, что я убил его не случайно, а намеренно? Да?

— Я бы не сказал, мистер Кейн, что я это подозреваю. Но ваше заявление позволяет мне закрыть это дело раз и навсегда, и прежде чем принять эту версию как окончательную… — Арчер подергал губами. — А вам не по душе мои вопросы?