Джун Томсон - Трубка Шерлока Холмса

Когда Холмс вложил в руки Сороки-Воровки банкноты, тот издал какой-то странный, резкий вопль, похожий на крик птицы, от которой пошло его прозвище, и, уронив деньги на пол, закрыл лицо руками, похожими на птичьи лапы.

– Пойдемте, Уотсон, – тихо произнес Холмс. – Нам пора. По пути мы должны еще найти дворецкого и предупредить его.

Я бросил последний взгляд на Сороку-Воровку. Он сидел посреди своей Пещеры Аладдина; открытые дверцы витрин указывали, откуда Холмс изъял вещи, а пол вокруг инвалидного кресла был усыпан банкнотами, как опавшими листьями.

– Вы сообщите в полицию, Холмс? – спросил я, когда экипаж вез нас обратно в Бартон-Холт.

– Думаю, нет, Уотсон, – ответил Холмс. – Что это даст? Этот человек умирает, и он бы недолго прожил в тюрьме. В некоторых случаях лучше служить справедливости, нежели закону, – а по моему мнению, это как раз такой случай. Владельцы получат обратно украденные у них вещи, а Сорока-Воровка будет наказан их утратой. Боюсь, что вы, мой дорогой друг, также пострадаете в результате.

– Как так? – спросил я.

– Лишившись возможности опубликовать отчет об этом случае. Ни одно слово на эту тему никогда не должно появиться в печати. Некоторые из жертв Сороки-Воровки, возможно, стали бы настаивать на том, чтобы возбудить против него судебное дело, если бы узнали, кто он такой, а этого я не могу допустить.

Я дал Холмсу обещание и сдержал его, хотя всего через месяц после нашего визита в колонке некрологов всех лондонских газет появилось сообщение о смерти миллионера Джозефа Паркера, скончавшегося у себя дома, в Мейплстед-холле.

Однако у этой истории есть продолжение. Когда было вскрыто завещание миллионера, обнаружилось, что всю свою бесценную коллекцию предметов искусства, известную теперь как собрание Паркера, он оставил государству. Он также приобрел в Кенсингтоне обширное здание под постоянную экспозицию своей коллекции, оговорив, что вход для публики должен быть бесплатным.

Я иногда захожу туда, когда попадаю в ту часть Лондона и у меня есть свободный час, чтобы побродить по залам, где выставлена живопись и скульптура. Но дольше всего я остаюсь в комнатах с предметами прикладного искусства, любуясь крошечными изысканными вещицами из золота, серебра, слоновой кости и хрусталя, которые когда-то так любил Сорока-Воровка. Раньше ими наслаждался он один, теперь же на них смотрит так много людей.

И сейчас, когда они выставлены на всеобщее обозрение, я чувствую, что он наконец-то заплатил свой долг обществу.

Описывая случай с дьяволовой ногой, который имел место в 1897 году, я рассказывал, как здоровье моего друга Шерлока Холмса начало сдавать под тяжким грузом расследований, которые он проводил. Писал я и о том, как его врач, доктор Мур Эгер с Харли-стрит, рекомендовал Холмсу отложить все дела и дать себе полный отдых. Я также упомянул, что знакомство этого известного врача с Шерлоком Холмсом состоялось при драматических обстоятельствах и пообещал когда-нибудь опубликовать полный отчет о них.

Поскольку многим моим читателям хотелось узнать детали их встречи, я испытал искушение взяться за перо и написал этот рассказ. Однако если Холмс, который прочитал его, не возражает против публикации (разве что, как всегда, критикует меня за то, что я уделяю слишком много внимания описаниям и слишком мало – фактам), то доктор Мур Эгер выступил против того, чтобы мой отчет о событиях увидел свет, руководствуясь соображениями врачебной этики.

Я могу его понять: известному специалисту с Харли-стрит нужно заботиться о своей репутации. Хотя это дело не бросает тени на доброе имя уважаемого доктора, ему претит, что сведения, касающиеся его самого, а тем более его пациента, будут преданы огласке. Даже когда я предложил изменить имена и внести в рукопись любые поправки, которые он сочтет необходимыми, доктор остался непреклонным.

Естественно, я разочарован. У этого дела есть несколько необычных особенностей, и оно, как мне кажется, иллюстрирует не только великий талант Холмса в области дедукции, но и упорство, с которым он доводит расследование до конца. Однако из-за упрямства доктора Мура Эгера мне остается лишь поместить этот рассказ в мой ящик для документов среди других секретных записей. Надеюсь, что однажды – возможно, после смерти главных действующих лиц – отчет о нашем приключении будет опубликован.

Оно началось сентябрьским утром, спустя года полтора после возвращения Шерлока Холмса в Лондон, где он не показывался три года после того, как чудом избежал смерти от руки профессора Мориарти у Рейхенбахского водопада. Поскольку за время его отсутствия умерла моя жена, я вернулся в свое прежнее жилище на Бейкер-стрит.

Мы как раз закончили завтрак, когда к нам наверх проводили доктора Мура Эгера, высокого представительного джентльмена с объемистым лбом и великолепной гривой седых волос. Он держался с большим достоинством и, едва вручив свою визитную карточку, с присущей ему прямотой сразу же перешел к тому, ради чего явился:

– Не в моих привычках, мистер Холмс, консультироваться с частными детективами, однако я хочу попросить вас заняться одним делом, которое сильно меня беспокоит.

– Пожалуйста, садитесь, сэр, – предложил Холмс.

Как обычно после завтрака, он зажег свою трубку, но, уловив неодобрение на лице доктора, вытряхнул табак в ведерко для угля и уселся напротив клиента.

– Я вижу, – продолжил он, – вас раздражает табачный дым. Однако смею надеяться, что у вас нет возражений против того, чтобы при нашей беседе присутствовал мой старый друг и коллега доктор Уотсон?

– Никаких, – ответил Мур Эгер. – И я приношу извинения, что позволил себе обнаружить мое неодобрительное отношение к вашей трубке. У себя дома человек волен заниматься чем хочет. Это целиком и полностью его дело. Однако как врач я действительно осуждаю привычку курить, вредную для здоровья. А теперь я перейду к тому, что привело меня сюда.

Вам следует знать, мистер Холмс, что мои личные апартаменты находятся над кабинетом на Харли-стрит, где я принимаю пациентов. Вчера вечером, примерно в десять часов, позвонили в дверь, и горничная проводила наверх джентльмена. Он представился как Джосайя Уэзерби, но не вручил визитной карточки, объяснив, что покидал дом в спешке и забыл захватить бумажник. Добавлю, что говорил он с американским акцентом и был крайне взволнован. Он попросил меня немедленно отправиться к нему домой, чтобы оказать медицинскую помощь его дочери, которая заболела.

Час был поздний, и человека этого я не знал, так что заколебался и спросил, не лучше ли ему обратиться к собственному доктору. Он ответил, что недавно находится в этой стране и пока не обзавелся личным врачом. Однако он наслышан о моей репутации и поэтому хочет, чтобы я оказал ему услугу.