Рекс Стаут - И быть подлецом (сборник)

– Мне бы хотелось, чтобы вы сели, мисс Шепард. Не люблю выворачивать шею.

– Плевать мне, если вы свернете свою старую шею!

– Нэн! – простонала ее мамаша.

Нэнсили подошла к красному кожаному креслу и присела на краешек.

– Вы говорили, – пробурчал Вульф, – что обещали мисс Фрейзер не рассказывать об этом. Когда вы это пообещали – недавно?

– Нет, давно. Несколько месяцев назад. Меня разбирало любопытство насчет ленты на бутылке, и однажды я спросила об этом мисс Вэнс. А потом мисс Фрейзер призналась мне, что для нее это очень личное, и заставила обещать, что я никогда об этом не расскажу. С тех пор она дважды спрашивала меня, держу ли я слово, и я говорила, что держу и всегда буду держать. И вот вам, пожалуйста! Но вы же сказали, что ее арестуют за убийство… просто потому, что я говорю, что не знаю…

– Я привел и другие причины.

– Но теперь ее не арестуют, правда? Ведь я же объяснила?

– Посмотрим. Вероятно, нет. – Тон у Вульфа был миролюбивый. – Никто никогда не объяснял вам, для чего нужна та лента на бутылке?

– Нет.

– А сами вы не догадались?

– Нет, не догадалась. И теперь не собираюсь гадать. Не знаю, зачем она, кто ее наклеивает на бутылку и когда, вообще ничего, за исключением того, что я сказала: на бутылку, которую они дают мисс Фрейзер, наклеен кусок ленты. И это длится давно, почти год, так что не может иметь отношения к убийству того человека на прошлой неделе. Итак, я надеюсь, что вы удовлетворены.

– Вполне, – подтвердил Вульф.

– Тогда можно мне ей позвонить?

– Мне бы этого не хотелось. Видите ли, она наняла меня расследовать это убийство. И я бы предпочел рассказать ей все сам, а заодно извиниться, что подозревал ее. Между прочим, а в тот день, когда отравили мистера Орчарда, была ли на бутылке мисс Фрейзер лента, как обычно?

– Я не заметила ее в тот день, но думаю, что была, как всегда.

– Вы уверены, что не заметили ее?

– Вы что же, думаете, я опять лгу?

Вульф покачал головой:

– Сомневаюсь в этом. Непохоже, чтобы вы лгали. Но одну вещь об этой ленте вы можете мне сказать. Какая она и в каком месте бутылки находилась?

– Просто кусок скотча, вот и все, наклеенный вокруг горлышка бутылки – там, где она начинает расширяться.

– Всегда на одном и том же месте?

– Да.

– Какой он ширины?

– Ну вы же видели скотч – примерно такой ширины. – Она показала большим и указательным пальцами расстояние с полдюйма.

– Какого цвета?

– Коричневый – или, возможно, кажется коричневым, потому что бутылка такого цвета.

– Цвет не менялся?

– Нет.

– Тогда наклейка была не очень заметной.

– Я же не сказала, что она заметная.

– У вас, конечно, хорошее зрение – в вашем-то возрасте. – Взглянув на часы, Вульф повернулся ко мне: – Когда отходит следующий поезд в Атлантик-Сити?

– В четыре тридцать, – ответил я.

– Тогда у вас полно времени. Дай миссис Шепард достаточно денег, чтобы покрыть все расходы. Ты отвезешь ее вместе с дочерью на вокзал. Поскольку они не хотят, чтобы стало известно об их поездке в Нью-Йорк, им не стоит звонить кому-либо по телефону. И разумеется, ты убедишься, что они сели на поезд и поезд действительно тронулся с места. Как ты знаешь, я не верю, что поезда способны трогаться, а тронувшись, способны остановиться.

– Мы возвращаемся… – выдохнула мамаша, еще не веря своему счастью, но уже надеясь.

Один маленький инцидент, который следует упомянуть, произошел в поезде, когда я усадил их в вагоне и уже собирался уходить. Я не пытался с ними общаться, ибо один вид их – особенно Нэнсили – ясно говорил: если я ненароком шагну в открытый люк, они даже не остановятся, чтобы заглянуть в него. Но когда я повернулся, чтобы выйти из купе, мамаша вдруг погладила меня по плечу. Значит, все-таки заметила мой сочувственный жест в ту самую мрачную минуту. А может быть, оценила, что я купил им места в пульмановском спальном вагоне. Я улыбнулся ей, но не рискнул обменяться рукопожатиями. Не стоит искушать судьбу.

Естественно, требовалось снова всех собрать, но я осознал, насколько это срочно, только вернувшись в кабинет. Там, на своем столе, я обнаружил записку на листке, вырванном из блокнота Вульфа и придавленном пресс-папье. Вульф, как всегда, согласно расписанию был в оранжерее. В записке говорилось:

А. Г.

Собери всех семерых здесь в шесть часов.

Как будто это так просто сделать. Я сердито покосился на записку. Почему нельзя было назначить встречу после ужина, выгадав больше времени на сборы и работу с этой публикой? И это в тот самый день, когда я уже продемонстрировал чудеса расторопности, доставив мамашу с дочкой к одиннадцати. Мои часы показывали без десяти пять. Я подавил желание подняться в оранжерею и затеять спор и взялся за телефонную трубку.

Мне пришлось столкнуться с различными трудностями, включая недовольство из-за внезапного, заранее не оговоренного вызова – в чем я был с ними солидарен.

Билл Медоуз заартачился, заявив, что выложил Вульфу все, что знал, начиная с того невинного времени, когда разбил окно мячом. Мне пришлось на него надавить с помощью грозных намеков.

Маделин Фрейзер и Дебора Коппел не пришли в восторг, но, припертые к стене, согласились, что должны либо уволить Вульфа, либо оказывать ему посильную помощь. Они вызвались прихватить с собой Элинор Вэнс.

Натан Трауб, которому я позвонил первому в его офис, единственный не высказал возражений, правда ввернул, что ему придется отменить важную встречу.

Не повезло мне только с Саварезе и Стронгом. Профессор уехал из города на уик-энд (поохотиться на формулы, я полагаю), а Талли Стронга просто не удалось найти, хотя я искал повсюду, включая спонсоров.

Незадолго до шести я позвонил Вульфу и доложил. В ответ услышал лишь хмыканье. Я заметил, что пять из семи, да еще в такое время в пятницу, это вам не кот начхал. Он ответил, что семь было бы лучше.

– Да, – согласился я. – Саварезе и Стронгу высланы телеграммы за подписью «Эл», но вдруг они не получат их вовремя?

Итак, ожидались пятеро. Вульф не любит, чтобы кто-нибудь, кроме Фрица или меня, наблюдал его сидящим в ожидании посетителей. Наверно, считает это ниже своего достоинства. По сей причине он не спускался в кабинет, пока я не сообщил ему, что все в сборе. Тогда он удостоил нас своим появлением. Он вошел, поклонился собравшимся, прошел к своему креслу и удобно в нем расположился. На этот раз, в отсутствие незваных гостей, все чувствовали себя гораздо уютнее, обстановка была более интимной.

Завязался разговор. Трауб отпустил язвительные замечания по поводу того, что Вульф отказал репортерам в интервью. Обычно в таких случаях Вульф дает критикам резкий отпор, но сейчас он не стал тратить силы, а только отмахнулся.