Фил Гровик - Секретный дневник доктора Уотсона

– Доктор Уотсон, вы абсолютно уверены, что не знаете, куда сбежал ваш товарищ?

– Уверяю вас, товарищ Релинский, я в таком же тупике и беспокоюсь не меньше вашего. Холмс клялся, что не будет совершать вылазок в таком опасном окружении.

– Да будь он проклят! – воскликнул Релинский. – Что он о себе возомнил?

Внезапно мы услышали громкий смех, за которым сразу же последовала фраза:

– Зависит от обстоятельств.

Мы все повернулись на голос. Слова шли оттуда же, откуда и невыносимая вонь. Крестьянин уже встал и широко улыбался.

Разумеется, это был Холмс.

Когда сыщик вымылся и переоделся в собственную одежду, он присоединился к Рейли, Оболову и мне в салоне нашего вагона. Все еще широко улыбаясь, он заметил:

– Приятно узнать, что по тебе скучали.

Рейли буквально взорвался и вскочил на ноги:

– Да как вы смеете! Совсем выжили из ума? Вы во второй раз совершаете глупость. Обещаю: еще раз попробуете выкинуть нечто подобное, я прикажу вас расстрелять! Да-да, расстрелять! Я и сам могу это сделать. Вы меня поняли?

Однако детектив не отреагировал на эту угрозу.

– И разочаровать всех, кто давал вам указания? – только и спросил он.

Рейли придвинулся к Холмсу.

– Вы не в Лондоне, мистер. Вы на моей территории. – Теперь полковник почти орал на Холмса: – Вы здесь не продержитесь и дня без меня и моих людей! А доктор Уотсон тем более не продержится!

При этих словах улыбка Холмса исчезла и он не удержался от нескольких крепких словечек.

– Это угроза доктору Уотсону? – уточнил он.

– Да, угроза. Но не обещание. А вот вам я обещаю то, что сказал. Вы больше не станете заставлять меня беспокоиться – или заплатите высокую цену за свои развлечения.

И прежде чем Холмс успел сказать хоть слово, Рейли повернулся к Оболову и приказал:

– Эти люди не должны выходить из вагона, пока я лично не отдам тебе новый приказ. Ты понял, Сергей?

Немой кивнул.

Рейли снова повернулся к нам:

– Можете считать себя пленными, можете считать себя кем угодно, но вы больше не покинете этот вагон, пока мы не доедем до Екатеринбурга!

С этими словами он вышел из вагона.

Холмс подмигнул мне:

– Похоже, я его немножко расстроил.

– Боже мой, Холмс, вы на самом деле сошли с ума? Вы же клялись мне, что не будете даже пытаться совершать такие безрассудства и глупости!

– Безрассудство? Глупость? Ну, Уотсон, вы меня поражаете! Видели ли вы хоть раз за все годы нашего знакомства, чтобы я действовал, предварительно не взвесив все доказательства или факты?

– Допустим, нет, – пришлось признать мне.

– А что касается глупости – подумайте, кто здесь глупец, если вы, зная меня лучше любой другой живой души, даже не смогли разглядеть, кто скрывается под личиной нищего? Да и Релинский, который, возможно, является единственным человеком, за исключением почившего Мориарти, способным в полной мере мне противостоять, не смог меня опознать, когда я находился прямо перед ним! И вы называете меня глупцом?

– Хорошо, я все понял. Но в чем смысл вашего маскарада?

– Именно в том, о чем я вам говорил ранее: найти то, что я ищу. И я это сделал, – с довольным видом заявил сыщик.

– Как?

– Теперь я с изрядной долей уверенности знаю, что здесь, как и в Лондоне, я смогу замаскироваться и не привлекать внимания. Более того, я выяснил, что моего скромного знания русского языка более чем достаточно для моих целей.

– И что они собой представляют?

– Снова исчезнуть, когда придет время или когда того потребуют обстоятельства.

Я в отчаянии всплеснул руками:

– Но, Холмс, вы же слышали, что сказал Релинский! Он не блефовал. Он вас пристрелит, да и меня заодно с вами, если потребуется.

– Успокойтесь, мой дорогой друг. Он велел нам оставаться в этом вагоне до самого Екатеринбурга. И мы в нем останемся. Однако он ничего не говорил о том, что случится дальше.

– Пожалуй, вы абсолютно правы.

– Конечно. Нет, пока я не буду давать нашему товарищу полковнику никаких поводов для беспокойства. Но теперь у меня есть по крайней мере один туз в рукаве, чтобы рассыпать колоду карт Релинского.

Мы больше не стали ничего обсуждать и отправились спать после очень скромного ужина, скудность которого явно демонстрировала нам неудовольствие Релинского.

5 июля 1918 года

Утром нам сообщили, что железнодорожный путь починили быстрее, чем планировалось, и мы в тот же день въехали в Кунгур. Мы с Холмсом в сопровождении Оболова вышли на платформу, чтобы самим осмотреть городок.

Все было так, как рассказывал Рейли. Сгоревшие здания, трупы животных и людей, которые уже начали разлагаться под летним солнцем, похоронные команды за работой – очевидно, они трудились с самого раннего утра. Стояла необычная тишина, пока я не понял, что Кунгур представляет собой кладбище. Там не осталось живых.

Когда поезд снова тронулся в путь, мы втроем стояли на платформе нашего вагона и держались за поручни или за ручки, закрепленные на стенах. Мы знали, что если не возникнет ничего непредвиденного, что заставит поезд внезапно остановиться, то следующей нашей остановкой станет Екатеринбург.

6 июля 1918 года

Я провел довольно беспокойную ночь; хотя Холмс заявил, что спал хорошо. Однако мы оба волновались из-за предстоящих событий.

В пятнадцать минут одиннадцатого наш поезд прибыл на вокзал в Екатеринбурге. Наш железнодорожный вагон отсоединили, а затем прицепили к другому локомотиву. Там было всего два вагона: наш и еще один, прикрепленный сзади, для подчиненных Рейли, количество которых после сражения в Кунгуре сократилось где-то до дюжины.

Перед тем как отправиться в город, Рейли напомнил нам, что если все пойдет по плану Колчака, то линии связи между Кунгуром и Екатеринбургом будут перерезаны во второй половине дня. Почему-то после этого сообщения я ощутил некий дискомфорт внизу живота.

Рейли поманил нас с Холмсом, предлагая выйти на платформу:

– Ну, джентльмены, мы наконец на месте. Все, что происходило раньше, не имеет значения, и теперь я могу показать вам вот это. – Он достал из кармана кителя несколько документов, раскрыл одно письмо и продемонстрировал нам подпись самого Ленина.

– Что это? – спросил я.

– Это документ, гарантирующий вашу безопасность. Товарищ Ленин не мог допустить, чтобы два его любимца путешествовали хотя бы без письма с его подписью, которая может вас защитить. Другие документы – мои. Если вкратце, то в них говорится, что тот, кому я их предъявлю, должен предоставить мне все, что я потребую.

Рейли явно получал удовольствие от выражений наших лиц.

Наш вагон стоял на станции Екатеринбург-II, всего в десяти минутах езды от британского консульства, которое, как мы выяснили, фактически находилось через дорогу от Ипатьевского дома, в котором содержали Романовых.