Фил Гровик - Секретный дневник доктора Уотсона

– Я готов. Давайте, – сказал я.

Рейли постучал.

– Войдите, – послышался голос царя.

В салоне мы увидели всех, кроме царицы и Татьяны. На лице Рейли сразу же отразилось разочарование.

После утренних приветствий я попросил разрешения осмотреть Алексея, который сидел на стуле рядом с отцом. Опухоль почти полностью исчезла. Царь с гордостью сообщил мне, что Алесей поел фруктов, причем сам их попросил. Я захлопал в ладоши, аплодируя мужественному мальчику, а он рассмеялся и, в свою очередь, начал хлопать мне. Царь и великие княжны присоединились к этому шутливому чествованию.

Затем я спросил Николая, могу ли я также осмотреть царицу. Он согласился и предложил мне следовать за ним. Рейли, оставшийся в салоне, смущенно улыбнулся Марии, а она с понимающим видом вернула ему улыбку.

Когда мы с Николаем подошли к купе его жены, царь осторожно постучал в дверь, и Татьяна пригласила его войти.

Увидев меня, Татьяна тут же встала и собралась уходить, будто почувствовав, что Рейли ждет ее в салоне. Она нежно поцеловала отца в щеку и кивнула мне, желая доброго утра. Меня поразил взгляд, которым царь проводил уходящую Татьяну: подобным образом отец смотрит на своего ребенка только раз в жизни – когда понимает, что его дитя стало взрослым.

Я со вздохом повернулся к царице. Ее состояние не изменилось.

– Она понимает, кто вы и где она находится? – спросил я у Николая.

– Нет, доктор Уотсон, – горестно покачал он головой. – Она пребывает в точно таком же полусне, как и вчера. Боюсь, что я навсегда потерял свое Солнышко.

Я не хотел ему лгать, но посчитал нужным сказать успокаивающие слова:

– Ваше императорское величество, это совсем необязательно. Психиатрия все еще остается молодой наукой, но каждый день делает гигантские скачки вперед. Находятся новые методы лечения болезней, о которых вчера еще никто не знал. Пожалуйста, не оставляйте надежду.

– Спасибо, доктор Уотсон, – улыбнулся царь сквозь слезы. – Вы хороший и добрый человек и к тому же настоящий целитель.

Странно, но меня никогда раньше не называли целителем – всегда или доктором, или врачом. Это простое слово внезапно приобрело для меня важный смысл. Сердце охватила чистая радость, сродни той, что я испытывал в детстве. Если хотите, то была радость духа. Пусть я не в состоянии излечить царицу, но я знал, что могу помочь Алексею, и не сомневался, что не оставлю ни его, ни всех тех, кто во мне нуждается. На какое-то мгновение мне показалось, что рядом со мной находятся моя жена и Джон.

Пополнение запасов в Вятке прошло без проблем и каких-либо событий, как и следующие несколько дней, пока мы не добрались до важного транспортного узла в Вологде.

Если вкратце рассказать о тех днях, то могу сообщить, что царице стало хуже, а царевичу лучше, словно мать отдавала наследнику часть своих сил. Царь почти смирился с тем, что случилось с его женой, и стал ближе к детям. Ольга, Мария и Анастасия по-своему сдружились с Холмсом и без конца просили его рассказать об удивительных приключениях и схватках со всяческими злодеями – словно сами видели их недостаточно. Казалось, и Холмс расслабляется, повествуя о своих былых подвигах. Татьяна и Рейли почти все время проводили вдвоем – или на открытой платформе, когда поезд несся вперед, или совершая прогулки во время остановок, когда Рейли считал это безопасным. Они будто отгородились от всего человечества. Подчиненные Рейли тоже расслабились и стали более открытыми, только Оболов по-прежнему был угрюм и не спешил идти на контакт.

Несмотря на внутреннее напряжение из-за тех ужасов, что нас окружали, эти дни выдались спокойными и мирными, какие и были нам необходимы, чтобы заново открыть себя.

Единственным, что не позволяло мне полностью погрузиться в прекрасную безмятежность и спокойствие, было летнее солнце, которое каждый вечер к закату становилось багряным, словно красная звезда революции.

18 июля 1918 года

Мы прибыли в Вологду среди общей суматохи. Поезда тянулись змеями и, казалось, уходили в бесконечность. Для нас бесконечность лежала в направлении Архангельска. Вокруг царила такая суета, будто уже наступил конец света. Если открыть окно, шум становился просто оглушительным, а при закрытых окнах он был всего лишь невыносимым. Но поскольку жара была еще хуже, чем шум, стекла все-таки приходилось иногда опускать. Естественно, царская семья при этом не раздвигала занавески.

Когда уже начали спускаться сумерки, Рейли попросил нас с Холмсом побыть с Романовыми в их вагоне. Его подчиненные остались сторожить на крыше под командованием Оболова, а Рейли вместе с Зиминым отправились в Вологду проверить обстановку. Для Рейли эта территория была новой, как и для нас, и он не знал, чего ждать, ведь если бы он следовал приказу, то сейчас путешествовал бы в другой форме и с другими попутчиками.

Теперь полковника беспокоила только безопасность Татьяны и ее семьи. Мы с Холмсом были всего лишь почти бесполезными отростками, которые в случае обморожения можно отрезать без угрозы для здоровья всего тела. Чувствовать себя приложением, от которого можно легко избавиться, – не самая завидная участь.

В салоне великие княжны – за исключением Татьяны, которая находилась с матерью, – обсуждали безумие, которое творилось снаружи. Мы с Холмсом беседовали с царем: его начинал все больше интересовать распространяющийся хаос. Однажды он даже спросил:

– Как вы думаете, контрреволюция победит?

– Нет, ваше императорское величество, – покачал головой Холмс. – Это не может произойти так быстро.

Я заметил на лице царя лишь слабое отражение эмоций, он пожал плечами и сказал веселым тоном:

– Ну что ж, надеюсь, полковник Релинский вернется к нам целым и невредимым.

– Зная Релинского, могу вам обещать, что он вернется даже в том случае, если будет состоять из двух частей, – заметил Холмс.

Мы все рассмеялись. Потом царь повернулся к Алексею – который, должен сказать, пребывал в относительно добром здравии, – и они начали разговаривать друг с другом по-русски.

Через два часа после ухода Релинского в дверь постучал Оболов, что меня удивило, поскольку Рейли запретил ему приближаться к вагону. Тем временем в боковые стенки вагона принялись колотить несколько хорошо одетых мужчин и женщин средних лет. Они что-то тараторили по-русски, пока двое наших охранников не прогнали их силой.

Царь выглядел растерянным, когда переводил нам услышанное:

– Они просили тех, кто находится внутри вагона, разрешить им войти. Они говорили, что все убиты, бежать некуда, немцы наступают. Я не понял, кто убит, но неужели немцы снова атакуют?

– Ваше императорское величество, мы уже какое-то время находимся без связи с внешним миром, – напомнил Холмс. – А если учесть, как быстро меняется ситуация в вашей стране, возможно все что угодно.