Джерард Келли - Потерянные рассказы о Шерлоке Холмсе (сборник)

– Я слабый человек, инспектор. Кое-кто, наверное, назвал бы меня беспутным. Последние семнадцать лет я жил и работал в Малайзии. Владельцем каучуковой плантации, где я служил, был Сандерс Брентвуд, отец Джерри. У меня была хорошая должность, приличная зарплата. Казалось, о чем еще мечтать? Но нет, мне этого было мало. Видите ли, моя слабость – азартные игры, а малайцы настоящие шулеры. Я проигрывал и проигрывал. Через некоторое время я начал обворовывать собственную компанию. Я не считал, что совершаю нечто предосудительное, поскольку искренне собирался все возместить, как только мне улыбнется удача. А она ни в какую не желала мне улыбаться. Нет, конечно, иногда я выигрывал, но это случалось редко. Шли годы, но мне удавалось скрывать растраты: Сандерс полностью мне доверял. Так продолжалось бы и дальше, не наступи Сандерс на эту чертову кобру, которая укусила его под коленку. Спасти его не удалось. Я понимал, что попал в беду. Компания должна была достаться единственному наследнику Сандерса – Джерри, то есть Иеремии. При передаче компании обязательно назначают аудит, в результате которого меня бы вывели на чистую воду и отправили в тюрьму. Как я говорил, человек я слабый и слишком хорошо знаю, что собой представляет малайская тюрьма. Грязь, крысы, тараканы, вши… Я этого не вынес бы. И тогда я решил сыграть последний раз. Ведь я же игрок! – Кингсли горько скривился: – Похоже, я снова проиграл.

Взяв себя в руки, он продолжил:

– Надо сказать, что несколько лет назад, в редкий момент весьма нетипичной для Сандерса душевной слабости, мне удалось уговорить его сделать приписку к завещанию. Согласно новой версии, если с ним или с Иеремией что-нибудь случилось бы, компания должна была отойти мне, а не малайскому правительству. Насколько я понимаю, Сандерс не видел никакого смысла менять завещание, поскольку считал, что Иеремия переживет нас обоих. И тут я решил сделать свою ставку. В случае удачи плантация досталась бы мне. А теперь мне грозит виселица.

– Вы во всем сознались, – холодно промолвил Холмс, – а это смягчает вашу вину.

Повисло молчание, которое нарушалось лишь стуком колес о булыжную мостовую. Наконец Холмс спросил:

– Скажите, а Иеремия знал о смерти отца?

Кингсли покачал головой:

– Нет, черт побери! Я специально запретил передавать телеграмму со скорбным известием, сказав, что должен сообщить новость лично. Естественно, я даже не упомянул о ней, иначе Джерри не согласился бы со мной поужинать. Я сказал, что приехал в Лондон по делам компании. Столь позднее время для ужина я объяснил занятостью. Впрочем, полночная трапеза нисколько не смутила Джерри. Он был полуночником и часто возвращался домой достаточно поздно. Сандерс-старший хотел, чтобы его сын проявлял побольше интереса к семейному бизнесу, но Джерри был городским мальчиком и не выносил жару и влажность тропиков. Я развлекал его байками о жизни в Малайзии, рассказывал о том, как прекрасно поживает его отец и как богатеет копания. Один из моих немногих талантов заключается в том, что у меня отменно подвешен язык. Я болтал, пока дуриан не подействовал.

Снова повисла тишина, которую никто не спешил нарушать. Наконец Бредстрит извлек из кармана фляжку, глотнул бренди, после чего протянул ее нам с Холмсом. Мы оба покачали головами.

– Можно? – вдруг попросил инспектора Кингсли. – Последняя просьба осужденного.

Бредстрит на мгновение замялся, но все-таки дал фляжку американцу.

– Спасибо, инспектор, я вам безгранично признателен, – промолвил Кингсли, сделав большой глоток, и даже вяло улыбнулся: – Должен выразить вам, инспектор, свое восхищение. Быстро же вы меня нашли. Я и не подозревал, что в английской полиции служат столь проницательные люди.

Бредстрит поморщился и, громко кашлянув, произнес:

– На самом деле ваш комплимент не по адресу. Его заслуживает джентльмен, который сидит рядом с вами. Позвольте вам представить сыщика-консультанта мистера Шерлока Холмса с Бейкер-стрит и его коллегу доктора Уотсона. Мистер Холмс периодически… помогает Скотленд-Ярду.

Кингсли кивнул мне, после чего с интересом и немалым восхищением воззрился на Холмса:

– В таком случае, сэр, вас можно поздравить. Раз уж вы так быстро вычислили меня, вы обладаете весьма выдающимися аналитическими способностями.

Холмс чуть поклонился и ответил:

– Мне повезло, что вы не профессиональный преступник. В противном случае вы бы не оставили столько бросающихся в глаза улик.

Мы уже подъезжали к Скотленд-Ярду. Вскоре наш экипаж остановился, и Джонс, спрыгнув с облучка, открыл нам дверь. Первым вышел Холмс. Затем Бредстрит взял было Кингсли под руку, как вдруг американец резко рванулся. Сперва я подумал, что он решил предпринять еще одну попытку сбежать, и потому немедленно обхватил его за талию, однако я тут же понял, что Кингсли плохо. Закатив глаза, он широко разевал беззубый рот, словно пытаясь сделать глоток воздуха. Из горла доносились булькающие звуки.

– О боже! – воскликнул я. – У него сердечный приступ!

Мы вытащили Кингсли из экипажа и положили его на мостовую. Я сделал все возможное, но мои усилия были тщетны. Бедолага умер прямо у нас на глазах.

Холмс, в отличие от всех остальных, не выказал ни малейшего изумления. Повернувшись к Бредстриту, он произнес:

– Поздравляю, инспектор. Только что вам удалось сэкономить средства налогоплательщиков, которые в противном случае были бы потрачены на суд и услуги палача.

– О чем вы говорите, Холмс? – выпалил Бредстрит.

– Помните, вы угостили преступника выпивкой? Она вступила во взаимодействие с дурианом, который он предварительно съел, и спровоцировала сердечный приступ.

– Но откуда же мне было знать? – Инспектор раскрыл от ужаса рот.

– Успокойтесь, Бредстрит, – промолвил Холмс. – Вы совершенно правы, вы ни о чем не догадывались. Произошел несчастный случай. Кингсли покончил с собой.

– Ну и дела! – заметил я несколько позже, когда мы уже ехали с Холмсом домой.

– Согласен, – немного подумав, изрек Холмс. – Насколько я понимаю, покойный Мервин Кингсли сейчас стоит перед судом куда более высокой инстанции, чем Центральный уголовный суд Лондона.

Я согласно кивнул и пытливо взглянул на Холмса:

– Кто бы мог подумать, что он сведет счеты с жизнью?

– Например, я, – улыбнулся мой друг. – Я чуть было не остановил Бредстрита, когда он протянул фляжку Кингсли, но потом подумал, что раз Мервин решил свести счеты с жизнью – пусть поступает как хочет.

– Но ведь дуриан он съел давно, во время ужина с Брентвудом, – возразил я.

– Мне следовало сказать вам, Уотсон, что дуриан – а это слово, кстати сказать, на малайском языке означает «шип», – представляет собой нечто вроде большой дыни, покрытой иглами. Внутри твердой оболочки – нежная мякоть. Именно из-за внушительных размеров фрукта Кингсли и понадобился такой большой чемодан. Нисколько не сомневаюсь, что после ужина осталась достаточная порция. Именно ею Мервин и позавтракал сегодня утром.