Патриция Вентворт - Сквозь стену

...Когда мисс Сильвер поднялась, чтобы уходить, он тоже встал. Они шли вдвоем по огражденному саду и разговаривали о Чарльзе Морэе, который приходился кузеном Ричарду Каннингему и хорошим другом мисс Сильвер.

Со слегка чопорным покашливанием мисс Сильвер призналась в своей глубокой привязанности к Чарльзу и Маргарет.

— Они рассказывали мне о вас, мистер Каннингем.

— Они и о вас очень много рассказывали. Я не знаю, может, это запретная тема, но я хотел бы выразить свое восхищение вашей профессией.

Она остановила на нем задумчивый взгляд и сказала:

— Об этом мало кто знает. Очень важно не допустить того, чтобы мое имя появлялось в газетах. Я буду очень благодарна вам за осмотрительность.

Он рассмеялся.

— Никакой рекламы? Это замечательно!

Она улыбнулась.

— Я всегда считала, что быть незаметной очень выгодно.

— Я знаю. Обещаю вам, что буду осторожен. И вы не должны винить Чарльза и Маргарет, потому что это был Фрэнк Эббот, который вызвал мой интерес.

Мисс Сильвер кашлянула.

— Инспектору Эбботу не мешало быть более осторожным.

Она натолкнулась на его смеющийся взгляд.

— Вы не оставите это официальное «инспектор»? Я очень хорошо знаком с Фрэнком. Его кузены приходятся кузенами и мне, и он не проявил должной осторожности потому, что один из этих кузенов оказался в положении, мягко говоря, весьма щекотливом. Я посоветовался с Фрэнком, и он предложил обратиться к вам. Когда я обрисовал всю сложность ситуации, он разговорился, могу сказать, что он, на самом деле, позволил себе разоткровенничаться. Я знаю Фрэнка уже много лет, и думал, что знаю его довольно хорошо, но даже представить себе не мог, что он, оказывается, ваш преданный последователь.

Мисс Сильвер снисходительно улыбнулась.

— Иногда он несет сплошной вздор.

Ричард Каннингем рассмеялся.

— Обычно он не склонен к тому, чтобы чье-то мнение довлело над ним, подчиняя его. Он о себе довольно высокого мнения. Ну, на самом деле, проблема, по поводу которой я к нему обратился, разрешилась сама собой, и не возникло необходимости вас беспокоить. Но это не ослабило моего интереса к вам, и я очень рад тому, что мне представилась возможность с вами познакомиться.

— Благодарю вас, мистер Каннингем.

В то время как мисс Сильвер добиралась на автобусе до Фарна, двое молодых людей держали путь в противоположном направлении. Они шли по тропинке, пролегающей вдоль обрыва через поля. Тропинка вела не слишком далеко, поскольку земли никогда не были огорожены, будучи слишком неровными и изрезанными небольшими расселинами и оврагами. То и дело попадались заросли сорняков, утесника и ежевики, и, хотя пляж внизу являлся частным владением, что означало, что вход запрещен, не составляло большого труда спуститься вниз и украдкой искупаться.

Тед Холлинз и Глория Пэйн как раз собирались пробраться вниз сквозь заросли, которые Тед называл «местом, через которое мы с Джо переправились», когда услышали голоса, доносящиеся с пляжа. Тед остановился, прислушался, и снова пошел дальше, двигаясь с осторожностью и отведя одну руку назад, чтобы, в случае чего, поймать Глорию. Но когда он добрался до места, где можно было оглядеться, она уже стояла рядом, почти касаясь его плеча своим и вытянув шею, чтобы увидеть, на что же он смотрит. Но никто из них ничего не смог разглядеть.

Расселина, в которой они оказались, была на полпути к морю, остальная часть пути не представляла большой сложности. Они увидели заманчивую длинную полосу песка, размытого приливом, одну или две подводные горные гряды, а далее на их пути находился округлый выступ утеса. Они не могли видеть двух людей, которые стояли прямо под ними, там, где пляж сходился с расселиной. Один из них был мужчина, потому что именно мужской голос они услышали первым — мужской голос, но не слова, а только злобный их отголосок, как будто он их выкрикнул, а они вновь к нему вернулись. Но то, что сказала женщина, было слышно очень хорошо: «Хорошо, давай, сделай это! Ты говорил, тебе часто этого хочется. Давай, убей меня, если тебе так хочется!»

Глория сказала: «Ой!» и поджала губы. Они находились так близко от лица Теда, что ее дыхание щекотало ему ухо. Он поднял руку и отмахнулся, словно от мухи, и оба услышали, как мужчина сказал: «И убью, когда буду готов, тебе не нужно волноваться об этом», затем раздался звук шагов по гальке пляжа и хруст камней под ногами.

Поскольку женщина, по всей видимости, за ним не последовала, Тед и Глория вернулись назад на край обрыва, где стали говорить о том, сколько еще времени пройдет, прежде чем им удастся заполучить пару отдельных комнат, не говоря уже о доме. И если худшее приведет к еще более худшему, им ничего не останется, кроме как довольствоваться маминым и папиным жильем. Так как Глория делила комнату с сестрой, а другого места, где бы Эдит могла спать, похоже, не было, перспективы открывались самые безрадостные. И хозяйка пансиона, в котором жил Тед, никогда бы не пустила в дом его жену, даже будь они с Глорией и в самом деле женаты. «А следующей новостью станут пеленки на веревке», — именно так она и сказала. А когда Тед взвился и спросил: «Ну и что в этом такого?» — миссис Кроул посмотрела на него, как гроза, и сказала: «Поживешь — увидишь».

— Все вокруг думают, что ребенок и не человек вовсе, да? — они говорили это друг другу бессчетное количество раз, а приемлемым ответом было хмурое: «Похоже на то».

— И все они продолжают говорить нам, что мы кругом неправы, — он швырнул вниз с обрыва камень. — Каждый думает, что знает наверняка, что у тебя нет и не может быть никаких чувств, и что ты просто не имеешь на них права!

Глория сказала:

— В самую точку.

Они продолжили разговор о самих себе.

Инна Фелтон была очень несчастна. Однажды тебе откроют глаза, и ты будешь вынуждена посмотреть правде в лицо, и, разглядев эту правду, уже не вернешься в то безмятежное время, когда ни о чем не подозревала. Она заперла дверь и, сидя в пустой комнате, думала о Сириле. Думала о том, придет ли он, повернет ли ручку двери, постарается ли уговорить ее впустить его.

Долгое время она простояла у окна, глядя на море, но он все не шел. Постепенно наступило облегчение, которое испытываешь, когда решаешь не изводить себя больше, оставив всякую надежду. Ночь была чудесная — мягкий свет струился с неба, пронизывая темноту. Она могла разглядеть цветок у садовой стены, мерцающий, словно призрак, и еще только набирающий розовый цвет. Она могла видеть непреклонное медленное течение прилива. Вода прибывала. Там, где только что лежал гладкий блестящий песок, ритмично бились волны. Вершина рифа, еще недавно ясно различимая, теперь исчезла, волна накрыла ее. Ты не в силах остановить такие вещи, как прилив, течение мыслей или события, уготованные тебе судьбой.