Колин Декстер - Драгоценность, которая была нашей
- Название:Драгоценность, которая была нашей
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Издательство АРМАДА
- Год:1998
- ISBN:5-7632-0680-0
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Ваша оценка:
Колин Декстер - Драгоценность, которая была нашей краткое содержание
Сразу же после публикации в 1975 году первого детективного романа Колина Декстера (р. 1930) «Последний автобус на Вудсток» его главный герой инспектор Морс безоговорочно завоевал симпатии английских читателей. С появлением очередных романов о работе полиции старинного университетского Оксфорда (а их создано уже двенадцать) слава Морса росла, увеличивая круг поклонников цикла. Рассеянный, чудаковатый Морс — непревзойдённый мастер по разгадыванию кроссвордов, шарад, ребусов, любитель поиграть словами и выпить пинту-другую горького пива, полистать порнографический журнальчик и посидеть на сеансе стриптиза, человек, упорно отстаивающий свои ошибочные версии. Он — гениальный сыщик. Это признают и ближайший помощник инспектора сержант Льюис, и другие коллеги Морса. За свои романы Декстер удостоен высших наград Ассоциации писателей детективного жанра — «Золотой кинжал» и «Серебряный кинжал». А экранизацию романов, с Джоном Toy в роли Морса, видели миллионы российских телезрителей.
Драгоценность, которая была нашей - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он родился в 1956 году и вырос совсем не в той атмосфере строгости нравов, как поколение его отца. И, только начав работать (сразу после школы) и путешествовать, он, не испытывая ничего похожего на угрызения совести, принялся удовлетворять своё сексуальное любопытство периодическими посещениями клубов с сауной, секс-кино или спектаклей весьма сомнительного свойства. Но постепенно эти зрелища начали не удовлетворять, а возбуждать его потребности, и он незаметно превратился в извращенца, наслаждающегося сценами эротики. Его более умудрённые коллеги по туристическому бизнесу (как выяснилось, совершенно равнодушные к каким-либо извращениям) порой говаривали ему, что вся беда порнографии в том, что она нагоняет скуку. Но так ли это на самом деле?
Впрочем, от него не ускользнуло, какая мерзкая страстишка начала захватывать его. Это произошло, когда он, как слепой, тыкался в проходе между рядами низкопробной киношки, а в ушах звенел противный голос с ярко выраженным кокни: «Сэр, здесь у нас самое что ни на есть настоящее, я вам верно говорю! Всё как есть, никакого обмана, сразу быка за рога!» И его уже тогда обеспокоило то, что он так сильно возбудился от самых примитивных и грубых сцен блуда. Но мысль о том, что почти все кинотеатры, в которых он побывал, едва ли не битком набиты людьми, чувствующими себя там столь же комфортно, как и он, помогла ему победить угрызения совести и не пасть в собственных глазах. Вскоре он начал кое-что смыслить в «синтезе», о котором толковал ему Джимми, — синтезе стиля и сексуальности, поскольку ему встретились люди, ставшие тонкими ценителями «синтеза» и собиравшиеся для его дальнейшего познания по частным квартирам, где верховный жрец открывает таинства словами: «Все знакомы?» Какая жалость, что в тот день в Кембридже Ашендену пришлось пропустить посвящение в члены такого общества. Очень, очень жаль.
Но следующая остановка в Оксфорде…
Глава третья
— Не время, Крот. Поторапливайтесь, прошу вас. Осталось немного, — ободрительно отозвался Крыс, не замедляя бега.
— Умоляю, остановитесь, — кричал Крог, и сердце его разрывалось от боли. — Вы же не понимаете: где-то здесь мой дом, мой старый дом! Я только что почуял его, он совсем рядом, совсем-совсем. И я должен найти его…
Кеннет Грэхем. Ветер в ивах— Арксфорд? И это Арксфорд?
Сидя на переднем сиденье у окна автобуса-«люкса», Джон Ашенден посмотрел на тщедушную семидесятилетнюю леди из Калифорнии.
— Да, миссис Роско, это Оксфорд.
Он с большой неохотой выдавил из себя эти слова, но и без видимого раздражения. До сих пор очень немногое из того, что они увидели за время тура по историческим городам Англии (Лондон — Кембридж — Оксфорд — Стратфорд — Бат — Уинчестер), безоговорочно понравилось начитанной, любознательной и абсолютно лишённой чувства юмора (что делало её порой совершенно несносной) миссис Роско. Тем не менее, глянув в окно, Ашенден не мог не разделить разочарования этой дамы. Западный отрезок дороги А40 едва ли можно назвать живописным подъездом к старинному университетскому городу. По мере того как автобус черепашьим темпом подвигался короткими рывками к повороту у Хедингтона, перед пассажирами открывалась картина, которая вряд ли могла заворожить их: взгляды упирались в заросшую бурым бурьяном, заваленную кучами старого мусора придорожную полосу у крикливо размалёванной бензоколонки.
Вся группа — восемнадцать женщин, девять мужчин (из них три официально заявленные семейные пары) — сидела, откинувшись на спинки кресел, безразлично взирая на безрадостный пейзаж, когда автобус поравнялся с указателем «Центр города» и несколько миль ехал чуть быстрей по безликой северной части кольцевой дороги, направляясь к повороту на Бенбери. Миссис Лаура Стрэттон почему-то чувствовала себя несколько не в своей тарелке. Она ёрзала на месте, меняла позы, перекладывала ногу на ногу, потом правой рукой стала растирать левую ступню. Они договорились, что Эдди заполнит все бумаги, распишется за обоих в книге гостей, а потом разыщет их багаж и даст носильщику на чай. Она же тем временем попарится в горячей травяной ванне и даст отдых уставшему телу, особенно бедным ступням…
— Уф, Эд, я чувствую себя просто жутко!
— Отдохни, дорогая. Всё будет о’кей.
Но произнёс он эти слова так тихо, что даже Лаура с трудом разобрала их. Эдди Стрэттону исполнилось шестьдесят шесть лет, на четыре года меньше, чем жене, он дотронулся до её затянутой в нейлон ноги, обезображенной многолетним жестоким артритом, но с неизменно ярко накрашенными ногтями.
— Всё будет в порядке, Эд… Только бы мне добраться до ванны.
Лаура поменяла ноги и принялась массировать другую ступню, которая, как и первая, до недавнего времени находилась под присмотром самой дорогой педикюрши в Пасадене.
— Ну, конечно!
И возможно, кое-кто в автобусе, кроме его супруги, заметил, как он едва заметно улыбнулся и кивнул ей.
Автобус свернул на Бенбери-роуд, и Ашенден затянул свои десятки раз отрепетированные и отработанные комментарии: — …и обратите внимание на дома радостного оранжевого цвета по сторонам улицы, их построили за два последних десятилетия девятнадцатого столетия — вон, поглядите! Видите дату? Тысяча восемьсот восемьдесят седьмой год…
Прямо за спиной Ашендена сидел семидесятилетний мужчина, отошедший от дел инженер-строитель из Лос-Анджелеса, он смотрел из окна на цепочку магазинчиков и офисов в Саммертауне: банки, строительные компании, фруктовые лавки, парикмахерские, агентства по найму жилья, газетные киоски, винные магазины — почти совсем как дома. Но ведь это и есть дома, подумал Говард Браун.
Рядом с ним сидела его жена Ширли Браун, увидевшая, как на губах мужа заиграла улыбка — улыбка мечтательная, довольная, — и вдруг её охватили угрызения совести.
— Говард! — зашептала она. — Говард! Я рада — ты же знаешь меня, я рада, что мы купили этот тур. Честное слово! — Она положила правую руку на его бедро и ласково сжала его. — Ты прости меня за то, что я вчера вечером была (пианиссимо) такой неблагодарной сучкой.
— Забудь про это, Ширли, забудь, и всё!
Но Говарду Брауну захотелось, чтобы хотя бы ещё немного жену не оставляло плохое настроение. Будучи в дурном расположении духа (что никак нельзя назвать редким исключением), она даёт ему желанный повод позволить себе (что никак нельзя назвать редким исключением) изменять ей и в мыслях, и на деле, чего он ни под каким видом не смог бы допустить, прояви она к нему хотя бы четверть той привязанности, которую он чувствовал, когда они решили пожениться. Но это было в 1947 году, сорок три года назад, когда ей ещё не приходило в голову проверять километраж на спидометре его машины, тщательно изучать почтовые марки на получаемой им личной корреспонденции. Или с подозрением принюхиваться к нему, когда он приходит с работы… — …а вот здесь, — Ашенден воистину был в ударе, — мы видим очевидное влияние идей Рескина, которые так сильно воздействовали в тот период на архитектуру. Вы видите — вон там! — слева, нет, ещё левее, посмотрите левее, неоготичеекие, псевдовенецианские элементы и детали… А здесь, ещё раз слева, это Норхемские сады, а сразу за ними знаменитый университетский парк. Вон! Видите железные ворота? Парк — один из самых обширных уголков природы, сохранившихся в Оксфорде. Как и в стародавние времена, доступ в него для широкой публики зависит от прихоти университетских властей, если, конечно, вам неизвестно, как туда можно пробраться незамеченным охраной у главного входа.
Шрифт:
Интервал:
Закладка: