Эрнст Гофман - Зловещий гость (сборник)

Нежно обняв Морица, дочь и жену, он, смеясь, прибавил, что не хочет больше вспоминать о том коварном заговоре, который они против него затеяли, и выразил надежду, что Анжелика впредь не станет бояться призрачных глаз графа.

Был уже полдень. Полковник пригласил Морица и графа на обед. Послали также за Дагобером, который несказанно обрадовался за друга. Когда все сели за стол, стало понятно, что недостает Маргариты. Оказалось, что она, почувствовав себя нездоровой, заперлась в комнате и отказалась выйти.

– Я, право, не знаю, – проговорила полковница, – что с недавних пор творится с Маргаритой. Она беспрестанно капризничает, плачет, смеется без всякой причины, и иногда ее причуды становятся просто невыносимы.

– Твое счастье для нее смерть, – шепнул Дагобер своему другу.

– Перестань, мистик, – возразил Мориц, – и не омрачай мне радость хоть сейчас.

Редко полковник бывал так счастлив и доволен, как в этот день. Полковница тоже чувствовала себя так, точно гора свалилась с ее плеч, и искренне радовалась за дочь. Дагобер шутил и смеялся, пребывая в самом лучшем расположении духа, и даже граф, по-видимому, подавил свое горе и стал любезен и разговорчив, каким он умел быть всегда благодаря своему уму и прекрасному образованию.

Наступили сумерки. В бокалах искрилось благородное вино. Все выпивали и желали обрученным счастья. Вдруг двери комнаты отворились, и в них, шатаясь, в белой ночной сорочке, с распущенными по плечам волосами, вошла Маргарита, бледная как смерть.

– Маргарита! Что за шутки! – воскликнул полковник.

Но девушка, не обращая на него внимания, направилась прямо к Морицу. Она положила ему на грудь свою холодную как лед руку, поцеловала его в лоб и тихо прошептала:

– Пусть поцелуй умирающей принесет счастье веселому жениху!

Затем Маргарита покачнулась и без чувств упала на пол.

– Вот беда! – тихо шепнул графу Дагобер. – Эта безумная влюблена в Морица.

– Я знаю, – произнес граф, – и, кажется, приняла яд.

– Что вы такое говорите? – в ужасе воскликнул Дагобер и стремительно бросился к креслу, в которое усадили несчастную.

Анжелика с полковницей хлопотали около Маргариты, опрыскивая ее водой и прикладывая к голове примочки со спиртом. Едва Дагобер приблизился к девушке, как она открыла глаза.

– Успокойся, милая, успокойся! – ласково обратилась к ней полковница. – Ты больна, но это пройдет!

– Да, пройдет, и очень скоро, – глухо проговорила Маргарита. – Я приняла яд!

Крик ужаса вырвался у полковницы и Анжелики, а полковник, не сдержавшись, в бешенстве крикнул:

– Черт бы побрал этих сумасшедших! Скорее за доктором! Тащите сюда самого лучшего!

Слуги и сам Дагобер уже бросились было бежать, но граф, прежде смотревший на все это совершенно безучастно, вдруг оживился и воскликнул: «Стойте!» Осушив бокал своего любимого огненного сиракузского вина, он продолжал:

– Если она приняла яд, то нет никакой надобности посылать за врачом, потому что в подобных случаях лучший доктор – я. Прошу вас, отойдите от нее!

С этими словами он склонился над несчастной, лежавшей в обмороке, и достал из кармана маленький футляр. Вынув из него какую-то вещицу, он несколько раз провел ею по груди девушки в том месте, где находится сердце. Затем, выпрямившись, заявил:

– Она приняла опиум, но ее еще можно спасти, прибегнув к средству, известному лишь мне одному.

Маргариту по приказанию графа перенесли в ее комнату, после чего он потребовал, чтобы его оставили с девушкой наедине. Между тем полковница с горничной обнаружили в комнате пузырек с опиумом, прописанный незадолго до этого самой полковнице. Оказалось, что несчастная опустошила его весь.

– Странный, однако, человек этот граф! – не без иронии заметил Дагобер. – По одному только взгляду понял, что девушка отравилась, и даже определил род яда!

Спустя полчаса граф вернулся в гостиную и объявил, что опасность миновала. Бросив взгляд на Морица, он многозначительно добавил, что надеется уничтожить и причину, толкнувшую девушку на такой поступок. Граф пожелал, чтобы горничная просидела всю ночь у постели больной, сам же решил остаться в соседней комнате на тот случай, если снова понадобится его помощь. Для подкрепления сил он попросил еще два стакана сиракузского вина. Сказав это, он сел за стол с мужчинами. Полковницу и Анжелику так потрясло случившееся, что они предпочли удалиться в свои комнаты.

Полковник продолжал браниться и ворчать на «сумасшедшую» – так он называл Маргариту. Мориц и Дагобер тоже чувствовали себя неловко. Зато граф веселился за всех. В его словах и вообще во всем настроении сквозила радость, даже возбуждение. Порой на него страшно было смотреть.

– Удивительно, до чего же меня тяготит присутствие графа! – признался Дагобер Морицу, когда они возвращались домой. – Право, мне кажется, что суждено случиться чему-то нехорошему.

– Ах! – воскликнул Мориц. – Уж лучше молчи! И для меня этот граф словно камень на душе. Мое предчувствие и того хуже: сдается мне, что он помешает моей любви и счастью.

В ту же ночь курьер доставил полковнику депешу, которая срочно вызывала его в столицу. Утром, бледный и расстроенный, однако не потерявший равновесия, он сказал жене:

– Мы должны расстаться, мой дорогой друг! Затихшая война вспыхнула снова. Сегодня ночью я получил приказ, и очень может быть, что завтра уже выступлю с полком в поход.

Полковница испугалась и залилась слезами. Супруг утешал ее надеждой на то, что этот поход будет так же удачен, как и предыдущий. Он уверял, что отправляется в поход с совершенно спокойным сердцем и предчувствует, что вернется целым и невредимым.

– Было бы очень хорошо, – прибавил он в заключение, – если бы на все время войны, до заключения мира, ты отправилась вместе с Анжеликой в наши имения. Я дам вам компаньона, который сумеет развеселить вас и заставит забыть скуку и одиночество. Одним словом, с вами поедет граф С-и.

– Что я слышу! – воскликнула полковница. – С нами поедет граф? Отвергнутый жених! Мстительный итальянец, искусно скрывающий свою злобу, чтобы излить ее разом при первом удобном случае! Не знаю почему, но со вчерашнего вечера он стал противен мне вдвойне.

– Нет! Это невыносимо! – воскликнул полковник. – Какой-то глупый сон в состоянии до того расстроить женщину, что она не хочет признавать истинного благородства души честного человека. Граф провел всю ночь возле комнаты Маргариты, и ему первому я сообщил известие о войне. Вследствие этого возвращение на родину стало для него почти невозможным, что сильно его встревожило. Тогда я предложил ему поселиться на это время в моих имениях. Ему было совестно принимать мое предложение, но он все же согласился с благодарностью и пообещал мне быть вашим защитником и компаньоном. Он сказал, что попытается сократить время нашей разлуки, насколько это будет в его силах. Ты ведь знаешь, как я обязан графу, и потому, конечно же, поймешь, что пригласить его – мой священный долг.