Мишель Лебрюн - Смерть молчит [Смерть молчит. Другая жена. Коммерческий рейс в Каракас]

Дафна протянула руку к сумочке Бетси и начала копаться в ней в поисках сигарет. Найдя одну, опять заставила меня дать ей прикурить.

— Я в это время уже изрядно набралась, — продолжала она. — И все казалось мне безумно смешным. Что Джимми ведет себя как старая дева. Мне даже пришло в голову, что я его так напугала своими бесстыжими предложениями, что он, как раненый олень, исчез в ночи. Но он не сбежал. Довольно быстро вернулся. Все о’кей — сказал он. Приятель перебрался к другому приятелю, освободив квартиру. Можем идти. Так что мы сели в машину и поехали.

— Где была та, другая квартира? — спросила Бетси.

— Ну, я не знаю. Где-то в трущобах Гринвич Вилледж. Машину вел Джимми. Но там, моя милая, зрелище было еще то. Ты даже представить себе не можешь. Такая грязно-розовая краска на стенах, еще там было кресло — ты не поверишь, но это правда. По крайней мере, я думаю, что правда, разве что это были галлюцинации от всего выпитого, но оно все-все было составлено из оленьих рогов, представляешь? А Джимми, как только доставил меня туда, снова завел о своих соседях. Но к тому времени это меня уже не занимало.

В голове моей зароились самые худшие сомнения. Какого черта я тут торчу? Ведь до сих пор он всегда казался мне таким мужественным, когда хватал меня за горло, вытряхивал из меня душу и делал прочие ужасные вещи. А тут вдруг метался вокруг, как испуганный скаут, и я подумала: «И этого я хотела, и так я ошиблась? Не бросаюсь ли я безумно замуж всего лишь за очередного образцового порядочного американского парня — за очередного Билла Хардинга?»

Она улыбнулась мне.

— Дорогой Билл, я же всерьез так не думала. Это я так тебя подкалываю. Но он до омерзения твердил о соседях, что вот-вот вернутся с вечеринки и что ему нужно быть там, чтобы встретить их, когда зайдут на огонек. Так что он вернется туда. Отделается от них в течение получаса, потом приедет и начнется наша прекрасная ночь любви.

Ну вот, так он и сделал. Оставил меня там. Думаю, было около половины двенадцатого. И я осталась там торчать без капли мартини и с этим ужасным рогатым креслом. И тут, дорогие мои, произошло самое унизительное. Сказалось эмоциональное разочарование, да еще спрыснутое джином. На минутку прилегла на постель, чтобы отдохнуть — хотелось просто вытянуться. И первое, что я увидела, открыв глаза, — это бледный утренний свет, лившийся в окно. Была половина седьмого утра, и я лежала там — не совращенная, но помятая, зачуханная, без зубной щетки, в ужасном похмелье — и совершенно одна.

Мои опасения, что Дафна могла знать об Анжелике, теперь развеялись, но все-таки я оставался настороже. Может быть, она говорила правду, а может быть, и нет. Умела прекрасно лгать, что и доказала утром с Трэнтом. Отчасти ее рассказ, разумеется, был правдив. Действительно, была на той квартире. Кресло из оленьих рогов выдумать она не могла. Но в самом деле уснула? Что, если, взбеленившись в ожидании возвращения Джимми, поехала назад к нему на квартиру, с пьяных глаз поругались и ей под руку вдруг попался пистолет? Эту мысль я предпочел выбросить из головы. Было много удобнее принять ее версию за чистую монету.

Некоторые детали не совпадали. Брауны сказали Трэнту, что Джимми отказался от приглашения, сославшись на какую-то встречу. С Дафной у него никакой договоренности не было, та заявилась незваной. К тому же Брауны не говорили, что собирались после вечеринки зайти к Джимми на огонек. Да они и не вернулись до полуночи, пришли часа в четыре утра. А выдумка Джимми, что Брауны возражают против женских визитов, была явной импровизацией. Если он действительно сказал это Дафне, значит, наверняка ждал чьего-то визита, которому помешала Дафна со своей безумной затеей. Раз не мог от нее избавиться иным образом, придумал эту глупую причину и даже пошел на то, чтобы выгнать Анжелику, чтобы было куда деть Дафну. Если Дафна говорит правду, Джимми вернулся к себе, чтобы там дождаться встречи — или что там у него было — и был убит. Но если Дафна лжет…

Искоса взглянул на Бетси. Мне показалось, ей полегчало.

— И это все, что произошло?

Дафна кивнула.

— Ну да, ведь я же тебе сказала, что не было ничего заслуживающего внимания. Я ехала на своей машине. Так что ни таксист, никто другой не мог меня видеть. Не думаешь, что у меня хватит ума самой все обдумать? Больше абсолютно ничего не случилось. Ну, конечно, я была зла на Джимми и тряслась от страха, что папа уже вернулся из Бостона. Помчалась домой, но, разумеется, опоздала, и папа уже ждал меня с газетами в руке. Напустился на меня, едва я вошла. И, кроме того, я была настолько разбита, а он так ужасно взбешен, что вытряхнул из меня буквально все.

— Абсолютно все? — спросила Бетси.

Дафна захихикала.

— Ну, конечно, не все, дорогуша. Не совсем же я сошла с ума. О своем плане я не сказала ни слова. Сказала только, что я была с Джимми, немного перебрала, боялась ехать домой и Джимми уложил меня в квартире своего друга. Но уже и это довело его до бешенства. Знаешь, что наш папа думает о влиянии спиртного на «созревающих девушек», ну, он мне и припомнил все старые грехи. Разумеется, я отчаянно пыталась свалить всю вину на тебя и на Билла, но все равно…

Поднявшись с кресла, она потянулась и театрально зевнула.

— Ах, нет смысла перебирать все снова. Ничего не случилось, нечего бояться. Папа сейчас в ярости, но это пройдет. Завтра прибежит: «Доченька, девочка моя, я был с тобой слишком груб, правда, доченька…»

Она резко обернулась к Бетси.

— Теперь ты все слышала и постарайся оставить при себе все эти твои речи на тему «семья, честь и американский образ жизни». Так что можете спокойно убираться отсюда — оба. Мне все еще плохо. Я должна лечь.

Бетси встала. Я шагнул к ней. Мы оба молча смотрели на Дафну. Вдруг она улыбнулась — широкой сердечной улыбкой.

— Ах вы, бедняги! Что вы так расстроились? Сами себя загоняете в гроб! Неужели вы ко мне еще не привыкли? Еще не смирились с фактом, что я Дафна Кэллингем — величайшая скандалистка Манхэттена?

Подойдя к Бетси, обняла ее и целовала.

— Бетси, ты моя прекрасная, ужасная старшая сестричка, и я тебя обожаю.

Потом повернулась ко мне, и долго и сочно целовала меня в губы.

— А ты золотце. Про скаута это я просто так. Скаут бы из тебя не вышел — ты вообще не умеешь ползать. Просто прелесть.

Отцепившись от меня, замахала руками.

— Так, а теперь исчезните. Торопитесь по своим делишкам. Великая скандалистка должна расстелить свой молитвенный коврик.

Она могла быть бесподобной, если хотела, и хорошо это знала. К Старику мы заходить не стали. Бетси до смерти устала; я тоже был не в форме. По дороге домой Бетси спросила:

— Ты ей поверил?