Валерий Смирнов - Ловушка для профессионала

— Я тут почти не бываю. Здесь есть директор — он за все отвечает, — скромно ответил Рябов. — Ты есть будешь?

— Обязательно. Хотя кофе — это тот напиток, которым плевались твои любимые бояре. Но, надеюсь, он тут водится? И кстати, когда будет Ляхов?

— Он уже здесь.

— Рябов, что ты себе позволяешь? Я понимаю, реклама — это двигатель, но мне сейчас гораздо интереснее пообщаться с Ляховым, чем вникать в тонкости твоего творения.

Сережа хитро улыбнулся, и я сразу понял, чего он добивается.

— Ладно, Рябов, — расстегиваю карман спортивной курточки и бросаю на стол смятый доллар, — ты победил.

Рябов бережно расправил купюру и вздохнул:

— Кто, кроме меня, знает, во сколько мне обошелся этот бакс.

— Заведение доход дает?

— Еще какой.

— Ну тогда не плачь. Однако я предлагаю еще одно пари. Как насчет заведения более демократичного и пользующегося повышенным спросом?

— У тебя и так ресторан есть.

— Я имею в виду совсем другое. Ну что, боишься заспорить?

— Где наша не пропадала, — отчаянно взмахнул рукой Рябов. — Ладно, ставлю этот же доллар. А теперь переоденься, пожалуйста.

— В косовороточку, что ли?

— Саша! — гаркнул Рябов, и в кабинет тут же ворвался мой водитель с гигантской сумкой.

— Так тут еще и фокусы подают, — забота Сережи мне не по нраву, однако Рябов прав. Покажись я Ляхову в таком спортивном виде, он это может воспринять как пренебрежение к деловому партнеру.

— Саша, ты и охрана на сегодняшний день свободны, — скомандовал хозяин «Трактира», когда я с печальным вздохом потянул «молнию» на сумке.

Едва поздоровавшись, Ляхов извинился и продолжил диктовать заказ официанту:

— Перепела с брусничным вареньем, портвейн «Леве»… О, байдаковский пирог… Какая начинка?

— Шесть ярусов, — отбарабанил половой, оторвавшись от кожаного блокнота с золотым тиснением «Трак-тиръ», — осетрина, сказан, оленина копченая, горбуша и…

— По-моему, горбуша и копченая оленина — не подходящее соседство, — перебил официанта Ляхов, — нельзя ли вместо горбуши немного постной баранины?

Половой с уважением посмотрел на Ляхова и заметил:

— Скажу шефу, чтобы приготовил именно так. К пирогу рекомендую рябиновую настойку…

Несмотря на возмущенный взгляд Рябова, я прикурил сигарету, и, как по мановению волшебной палочки, возле меня появилась пепельница с надписью «Мальборо», словно бросающая вызов патриархальным порядкам заведения.

По-видимому, Рябов успел понять, что означает моя ухмылка. Он тихо прошептал:

— Вообще-то здесь курить не положено. Оттого пепельницу подали с кухни.

Ляхов продолжал свое совещание с половым; со стороны могло показаться, что этот обед для него гораздо важнее встречи со мной. Тертый мальчик, и паузу выдерживает правильно, только вот чересчур демонстративно. А вообще-то давно мне такие люди не встречались, создалось впечатление, что этот парень соскочил в Серегин кабак прямо из какого-то голливудского рекламного ролика. Прекрасен Ляхов, что и говорить, причем не приторно-правильными чертами, делающими лицо просто смазливым, а суровой что ли красотой, которая отличает дамского угодника от настоящего мужчины. А впрочем, какая разница, с такой мордой как у него — успех у женщин обеспечен пожизненно, сами на шею вешаться будут. И где справедливость в этом мире, когда матушка-природа от рождения одного так награждает, что остальной сотне достаются рожи — черти горох на них молотить забоятся.

Впрочем, осматривать Ляхова я начал вовсе не с его прекрасного лица, а с ног. Потому что, оценивая человека, давным-давно научился начинать это с его обуви. И пусть даже сидит на нем костюм от Гивенчи, а галстук от Картье, но, если на ногах неподходящая обувка, — это говорит о многом. Только вот с обувью у Ляхова все в порядке, мокасинчики легонькие, тщательно выделанная крокодиловая кожа, фирма «Армани» в рекламе не нуждается, ее изделия носят не более пяти процентов населения планеты, это не «Саламандра».

— Еще раз прошу прощения, — обратился ко мне Ляхов, когда официант отправился на кухню, чтобы повара перекроили пирог по желанию клиента.

Я погасил сигарету и как можно небрежнее заметил:

— Ничего страшного, Анатолий Павлович, сытый желудок важнее любого произведения искусства. Я как-то приобрел натюрморт Раушвегера, так, верите, на голодный желудок его рассматривать просто невозможно, слюной истекаешь. Кстати, вы давно занимаетесь коллекционированием?

— Почти пятнадцать лет. Не стесняйтесь, спрашивайте.

— Теперь моя очередь просить прощения, однако прошу понять меня правильно. Рекомендация Тенгиза стоит многого, однако до сегодняшнего дня мне казалось, что знаю всех крупных московских коллекционеров.

Ляхов с какой-то неподдельной печалью посмотрел в мою сторону и заметил:

— Видите ли, я работал в одном из силовых министерств и в связи с этим обстоятельством… Продолжать?

— Не стоит. Если не секрет, с каким посредником вы работали?

— С Маркушевским.

— Тогда все понятно. Вы собираете русскую живопись, портреты, в частности…

— В основном, да. Но также коллекционирую холодное оружие.

— Значит, Рокотова Маркушевский брал для вас?

— Да, и еще прекрасную работу Поленова, неужели позабыли?

— Помню, помню — Розмарицын, Поленов, Рокотов и…

Ляхов нарочно выдержал паузу, продолжая начатую линию поведения, а затем спокойно добавил:

— И неизвестный художник круга Венецианова. Вы уже закончили проверять меня?

Я прикурил очередную сигарету и в тон собеседнику протянул:

— Но ведь я уже просил у вас прощения. Кстати, почему так трагически сложилась судьба Маркушевского?

— Если бы она сложилась как-то по-другому, вряд ли бы я имел удовольствие познакомиться с вами, — заметил Ляхов. — Маркушевский продолжал бы брать за свои труды совсем небольшой процент, и мне бы было гораздо спокойнее. Жаль его. Если вам любопытно, то меня проинформировали: je подонки, которые избили его и ограбили, получили по десять лет.

— Да, судьба. Был у меня приятель, цеховик. Сейчас бы в героях ходил. Полгорода в свою продукцию одел. Расстреляли его за это. А тут два придурка лупят человека так, что тот уходит из жизни на больничной койке — и все для того, чтобы дубленку снять, в карманах порыться. Так им — по десятке… Потом глядишь — амнистия какая-нибудь… Да, что говорить, прекрасным специалистом был Петр Ефимович.

Ляхов молча качнул головой.

— Так что вас привело в наш город, Анатолий Павлович?

Ляхов медленно достал из бокового кармана клубного пиджака конверт и протянул его мне. В конверте лежала черно-белая репродукция. Изображенная на ней девушка смотрела с такой неподдельной печалью, что сразу стало ясно — в моих руках фотокопия незаурядного произведения искусства, позволившая с одного взгляда проникнуть в душу модели.