Дороти Сейерс - Срочно нужен гробовщик [Сборник]

Спальня с появлением инспектора как бы сократилась в размерах.

— Сэр Доберман безутешен. Пригласил меня к себе, хотел спросить, того ли парня я выкопал. Он разочарован, как ребенок, который обнаружил, что в красивом пакете пусто.

Люк еще отпил из бутылки и даже вздохнул от удовольствия.

— Из Скотланд-Ярда очередной запрос, почему задерживаемся с арестом преступника, — продолжал он жестко. — Но на сей раз запрос скорей для проформы. Они сейчас сами пробуксовывают. Гринера, кажется, обнаружили во Франции. Это один из двух убийц с Грик-стрит, вожак. Поль, его напарник, исчез, как в воду канул.

— Плохо, — посерьезнел Кампьен.

— Чего уж лучше. — Люк был в устрашающе веселом расположении духа. — Десять дней все было поставлено на ноги! За всеми портами денно и нощно велось наблюдение. Даже с коротенькой Эйпрон-стрит сняли половину полицейских человеко-часов. И тем не менее, как пишется в серьезных романах, тем не менее… — он аккуратно поставил между ног бутылку, — попутного ветра нет как нет. Правда, мне все-таки удалось посадить двух ребят на доходы папаши Уайлда. Еще послал запрос на стервятницу Беллу, но ничего интересного пока не обнаружилось. За исключением разве того, что аптекарь, чем бы он еще ни промышлял, капитала себе на этом не нажил. — Люк глубоко вздохнул. — Бедный пилюльщик! Я бы не знаю, что отдал, фунт еженедельно из будущей пенсии, только бы этого ужаса не случилось. Да, у меня есть что-то для вас.

Люк пошарил во внутреннем кармане.

— Доктор получил еще одно анонимное письмо. Тот же почерк, та же марка, та же бумага. Только на этот раз выражения поаккуратнее. — Люк рассеянно подержался за свой внушительный нос. — И та же самая игривость в тех же придурочных выражениях. Она, видно, думает, что мы их жжем.

Наконец он извлек из кармана листок бумаги, который, подумалось Кампьену, специально выбирался, чтобы надежнее замести следы. Листок был тонкий, обыкновенный, серовато-белый, без водяных знаков. Такую бумагу можно найти в любом количестве почти в любом магазине метрополии. Даже почерк был знакомый, отсутствовали характерные черточки и с левым наклоном, свидетельствующим о малообразованной руке.

Письмо оказалось не лишенным интереса. После целой вереницы непечатных слов, подобранных с разухабистым шиком, шло само послание, в котором был заключен совершенно точный смысл. Кампьен в нем прочитал:

«Ну что старый… ты вышел на сегодня сухим из воды потому что все врачи трусы, но ты ничего не имеешь от этой смерти. Я тебе объясню почему объясню честно хотя ты старый… этого не стоишь.

Брат этот… алчный и загребущий… человек умный как он себя считает и он получил что она оставила… бедняге капитану, который другое не скажешь просто старый дурак слежу за тобой ты виноват во всех бедах и несчастьях. Бог все видит. Аминь. Стекло знает все и не забудь люди как ты… другие от них страдают, а они всегда притворяются, что помогают ближним и делают добро. Полиция еще хуже всегда тянет руки к деньгам. Все они будут гореть в аду на земле как надеюсь горишь ты. Ты хуже всех…».

— Милая старушка, ничего не скажешь. — Чарли Люк заглянул через плечо Кампьена. — Правда, иной раз у нее лучше получается, не так много повторов. Вычитали что-нибудь полезное?

Кампьен положил листок на столик возле кровати и легонько подчеркнул карандашом некоторые слова. Потом подчеркнул несколько пожирнее, и получилось следующее: «Брат человек умный, он получил, что она оставила капитану, который просто старый дурак».

— Потрясающе, если, конечно, это правда, — сказал Кампьен.

— Почему?

— Потому что мисс Руфь- оставила капитану, которого терпеть не могла, восемь тысяч привилегированных акций, причем их положение на бирже является сейчас государственной тайной. — Кампьен весело улыбнулся: — Садитесь, Люк, я вам ее открою.

Но прежде чем начать свой рассказ, Кампьен снова прошелся карандашом по коротенькому письму, подчеркнув еще несколько слов во второй половине этого омерзительного сочинения.

Большая комната сразу налево от входа была задумана и построена в те дни, когда ум, время и, уж конечно, пространство отдавались застольям.

Отец Лоренса Палинода, чья ретушированная фотография висела над камином, принимал в этом небольшом банкетном зале интеллектуальный — литературный и ученый — цвет викторианской Англии и Европы, а теперь сын профессора в одной его половине работал, а в другой спал.

Его походная кровать была втиснута между двумя довольно красивыми георгианскими красного дерева пьедесталами, на которых красовались две оправленные в бронзу вазы, а аккуратно сложенная одежда хранилась частично внутри, частично снаружи огромного буфета (на его нижней тумбе), который в наши дни был непомерно велик для любой семейной надобности.

Общее впечатление при всем том не было отталкивающим. Возле камина стояло покрытое гобеленом кресло, продавленное, но не ободранное и тщательно вычищенное; массивный длинный стол с закругленными углами, занимавший всю застланную потертым ковром середину комнаты, был аккуратно разделен на три части: первая — письменный стол, вторая — картотека и третья — довольно хорошо оснащенная бутербродная. Все остальное пространство занимали книги, среди которых не было ни одной запылившейся или потрепанной. Они стояли на полках, лежали стопками на стульях, пристенных столиках и шифоньерках, громоздились по углам.

Такой аккуратной комнаты за всю свою практику Чарли Люк не видел, о чем он и сказал Кампьену, оглядывая первый раз жилье Лоренса.

Они вошли без приглашения и в ожидании хозяина попытались провести предварительный осмотр — «окинуть комнату молниеносным взглядом», на языке Люка. На столе, на той его части, что выполняла роль письменного, стояло сбоку что-то вроде подноса дворецкого с полкой. Полка была плотно уставлена находящимися в работе книгами. Все они стояли ровно, корешками вверх. Кампьен нагнулся над ней. Прочитал первый корешок: «Судебная медицина. Сидни Смит»; второй гласил: «Токсикология. Буканен». Глаза его пробежали по корешкам, и лицо приняло безучастное, отсутствующее выражение. Тут была и «Материя медика», и «Судебная химия» Лукаса. Кампьен стал искать других знакомцев. Ну, конечно — Глейстер, Кейс, Симпсон, увлекательнейший Х.Т.Ф.Роуз и приложения к журналам, среди них «Умственная анормальность», а также «Преступность» из серии «Исследования английских криминалистов». Небольшая, но исчерпывающая рабочая библиотека криминалиста.

Он взял томик «Материя медика», взглянул на форзац и начал листать, но возглас Люка прервал его увлекательное занятие.