Жорж Сименон - Человек по кличке Мышь

— Чего растолкался? Ты, видно, понятия не имеешь, кто я такой! Моли бога, чтобы сегодня дежурил не мой знакомый сержант. Иначе тебе несдобровать!

Дежурство, между тем, подходило к концу. Через сорок минут должна была заступить ночная смена. Сержант, флегматичный толстяк, даже расстегнул китель, позволив себе некоторую вольность. Инспектор Логно, одетый в цивильное, угрюмо наблюдал за тем, как азартно режутся в шашки патрульные мотоциклисты.

На улице шел дождь, который, начавшись около восьми вечера, ближе к полуночи успел превратиться в самый настоящий ливень. В такую непогоду легко промокнуть в два счета. Впрочем, типичное явление в начале лета: днем солнце, ближе к вечеру, откуда ни возьмись — дождь. В Опере шло какое-то гала-представление, о чем красноречиво свидетельствовали ряды припаркованных на площади перед театром лимузинов. Многие шоферы, занятые оживленными разговорами, были облачены в ливреи.

Никто из полицейских, включая и тех, кто нес дежурство уже непосредственно в самом здании театра, понятия не имел, что именно за представление дают в зрительном зале. Да их это и мало волновало, по правде говоря.

Вот то, что на дворе дождь, да, это важно. И в том, что постовые скоро явятся на пересменку вымокшими до нитки, хорошего мало. И три дорожные аварии, случившиеся только на одном Итальянском бульваре по вине скользкого от дождя асфальта, тоже плохо.

Одно хорошо. В дождь задержаний всегда меньше. Вот и сейчас в участке коротала время лишь одна торговка цветами. Она тихонько пристроилась в уголке рядом со своей цветочной корзиной с клубком синей шерсти на коленях, сосредоточенно перебирая спицами. Женщина вязала детский носок.

А в общем-то дежурство как дежурство, и вечер самый обычный. Сержант еще раз пробежал глазами записи всех происшествий, случившихся в течение смены. Скоро он вручит гроссбух в черной обложке своему сменщику.

И тут появляется этот несносный старикашка.

— Скажите ему хоть вы, сержант! Никто не имеет права обращаться с Мышью так грубо. Правду я говорю?

Слова задержанного, впрочем, остались без внимания. Полицейский, молодой, светловолосый здоровяк (про таких еще говорят «кровь с молоком»), доставивший старика в участок, и не подумал расслабить железную хватку и продолжал крепко держать бродягу за плечо. Точнее, за его пиджак. Сержанту даже показалось, что полицейский слегка приподнял старикашку над полом, отчего тот стал похож на тряпичную марионетку, безвольно болтающуюся в воздухе.

— Да отпусти ты его! — недовольно буркнул он, обращаясь к молодцеватому стражу порядка.

— Ну, что я тебе говорил? — тут же возликовал старик. — Я же тебе всю дорогу твердил, чтобы ты меня не трогал.

Он расправил полы пиджака и, перехватив внимательный взгляд инспектора, почти весело подмигнул ему.

Если старина Мышь по каким-то причинам не коротал ночь в участке рядом с Гранд-опера, то это означало лишь одно: значит, его приютили у себя в соседнем участке, что на Елисейских Полях. Или он устроился на ночлег в одном из подвалов Большого дворца. Но Бонвоси (так звали молодого полицейского) был еще в отделении новичком и плохо знал квартал Оперы. Иначе не стал бы тратить время на бесцельное задержание бродяги с обязательным составлением никому не нужного протокола.

— Ступай! — милостиво разрешил ему сержант и сделал очередную глубокую затяжку.

— Минуточку-минуточку! — возразил задержанный. — Если вы не возражаете, сержант, мне от молодого человека нужны свидетельские показания.

Сухонький маленький старикашка, подвижный как ртуть. Его маленькие глазки светились озорством, рыжие волосы, тронутые грязной сединой, топорщились во все стороны. Но старый костюм, который был ему чересчур велик, как ни странно, смотрелся на нем даже с претензией на элегантность.

— Буду рад, инспектор, если вы тоже присоединитесь к нам, — добавил старик с апломбом. — В конце концов, не каждый день со мной случаются такие истории.

Инспектор и сержант переглянулись. С момента появления бродяги в участке оба они знали, что без традиционного представления не обойдется. Любит Мышь ломать перед ними комедию. А сержант не против и посмотреть, если, конечно, есть свободное время.

— Сержант, я требую, чтобы вы внесли в протокол, что этот полицейский задержал меня на террасе кафе, что на площади Мадлен, как раз в тот момент, когда я просил у Лии четыре франка.

Старик взглянул на инспектора Логно, словно требуя, чтобы тот подтвердил его слова. Инспектор, занимавшийся, главным образом, проститутками, сводниками и курировавший все бордели и дома терпимости в Центральном округе, кивнул в знак согласия. Лию он знал неплохо.

— А почему ты просил именно четыре франка? — удивился сержант.

— Я хотел поймать такси, чтобы приехать к вам. Как раз надо четыре франка, если с чаевыми.

Логно бросил на старика внимательный взгляд. Происходящее все меньше смахивало на комедию, ибо что-то в голосе самого комедианта настораживало. Ну да, Мышь любит повыпендриваться на публику и сорвать свою порцию смеха и аплодисментов, но только не сейчас. Старик был явно чем-то напуган, а в его глазах плескался откровенный страх.

Логно предпочел пока не вмешиваться в разговор. Он был неразговорчив и не любил бросаться словами только ради того, чтобы что-то сказать.

Однако сержант не заметил настороженного взгляда инспектора и продолжил разговор в обычной шутейной манере.

— Что, боялся промочить ноги?

— Нет, я боялся карманников!

Реплика возымела должный эффект. Все присутствующие рассмеялись. Даже мотоциклисты забыли про шашки и с удовольствием приготовились лицезреть спектакль.

— Да, боялся карманников! А что такого? Не каждый день, знаете ли, ходишь по улицам, имея при себе целое состояние, — доверительно сообщил им старик, и в его глазах вдруг запрыгали веселые зайчики.

И лишь инспектор Логно по-прежнему сохранял серьезность. Смуглолицый, с черными как смоль волосами, густыми черными бровями, похожими на две массивные дужки от роговых очков, он всегда производил впечатление мрачного молчуна, смотревшего на мир исключительно исподлобья. И лицо его с грубыми, словно вырубленными топором чертами, было по своему обыкновению непроницаемым и сосредоточенным, будто он в данный момент мысленно решал какую-то очень важную и трудную задачу.

— Ну так предъяви нам свое состояние! Сколько ты там наклянчил? Пять франков? Десять? Предупреждаю, если у тебя в кармане сейчас обнаружится пятнадцать франков, то ни о каком бесплатном ночлеге в участке можешь даже не мечтать. Ясно?

— Минуточку-минуточку! Прежде всего, я хотел бы получить от вас расписку, вот!