Агата Кристи - Треснувшее зеркало

Мисс Джейн Марпл сидела у окна. Окно выходило в сад, некогда бывший предметом ее гордости. Но то было в прошлом. Теперь же, выглядывая из окна, она каждый раз недовольно морщилась. Активно заниматься садом ей не так давно запретили: ни наклоняться, ни копать, ни сажать ей теперь было нельзя. Самое большее — подстригать кусты, да и то особо не увлекаться. Приходивший трижды в неделю старый Лейкок делал, конечно, все возможное. Но делал только то немногое, что считал возможным он сам, а вовсе не хозяйка. Однако его хозяйка имела на этот счет иное мнение. Мисс Марпл всегда знала точно, что и когда должно быть сделано, и поэтому все растолковывала садовнику должным образом. И в этот момент старый Лейкок проявлял особый дар: горячо соглашался со всем, а потом оставлял все как есть.

— Понятно, хозяйка! Эти самые штуки — маки — посадим там, а колокольчики пойдут вдоль стены, и, как вы говорите, этим надо заняться не позднее следующей недели…

Оправдания Лейкока всегда были обоснованы и сильно смахивали на те, к которым прибегал капитан Джордж из романа Джерома «Трое в лодке, не считая собаки», объясняя свое упорное нежелание выходить в море. У капитана во всем и всегда был виноват ветер, который дул то с берега, то с моря, то с ненадежного запада, то с еще более коварного востока. У Лейкока же все упиралось в погоду: то слишком сухо, то влажно или сыро, а то и вовсе заморозки. Или находилось что-то более важное, чему он отдавал предпочтение. Обычно это было связано с кочанной или брюссельской капустой, которую он любил выращивать в неимоверных количествах. Сам Лейкок придерживался простейших правил садоводства, и ни одна хозяйка, сколь бы сведуща она ни была в этом деле, не могла заставить его нарушить их.

Правила эти заключались в том, что необходимо пить побольше крепкого сладкого чая для вдохновения, осенью почаще сметать опавшие листья, а летом высаживать определенное количество своих любимых растений, главным образом астр и шалфея, чтобы, как он говорил, «было покрасивше». Он ни в коей мере не возражал против опрыскивания роз составом против тли, но делать это не торопился, а требование поглубже вскопать грядку под душистый горошек обычно парировал замечанием, что неплохо бы хозяйке посмотреть, какой душистый горошек бывает у него на участке. Вон в прошлом году какой вымахал, а никаких заумных штучек.

Справедливости ради следует сказать, что он был привязан к своим хозяйкам, потакал их прихотям в отношении сада, правда, пока дело не касалось действительно трудной работы. Овощи, по его понятиям, были единственно стоящей вещью в жизни, например отменная савойская или кудрявая капуста. Цветы же он считал блажью, которая уж больно по душе благородным дамам, не знающим, чем бы еще заняться. Его расположение находило свое выражение в подарках в виде клумб из астр и шалфея, из лобелий и летних хризантем.

— Работал я тут у хозяек в этих самых Новых Домах. Все хотят, чтобы участок был красивый, посадить побольше хотят. Вот я и притащил им всего понемногу и насажал в тех местах, где старозаветные розы не смотрятся ну никак…

Думая обо всем этом, мисс Марпл отвела взгляд от сада и взяла в руки вязание.

Да, приходится смириться с фактом: деревушка Сент-Мэри-Мид уже не та, что раньше. В каком-то смысле, конечно, весь мир стал не тот, что был раньше. Можно винить в этом войну, (и одну, и другую), или молодежь, или то, что женщины стали работать, или атомную бомбу, или хоть то же правительство, — но все это значило просто-напросто одно: наступает старость. Будучи весьма здравомыслящей пожилой дамой, мисс Марпл прекрасно это знала. Все дело было именно в том, что, как бы странно это ни казалось, наиболее остро она ощущала это в Сент-Мэри-Миде, поскольку она так долго здесь прожила. Сент-Мэри-Мид, вернее ее первоначальная сердцевина, еще сохранилась. И «Голубой кабан» стоял на месте, и церковь, и дом священника, и небольшая кучка домов времен королевы Анны и Георгов [1] Королева Анна правила с 1702 по 1714 г.; эпоха королей Георгов относится к XVIII — началу XIX в. (Здесь и далее примеч. пер.). , среди которых был и ее собственный дом. И дом мисс Хартнелл стоял на своем месте, и сама мисс Хартнелл была еще жива и полна решимости бороться с прогрессом до последнего вздоха. Мисс Уэзерби уже переселилась в мир иной, и теперь в ее доме проживал управляющий банком со своей семьей. Дом немного подновили, покрасив ярко-синей краской двери и рамы окон. В большинстве других старых домов жили новые люди, но вид самих домов мало изменился, потому что нынешние жильцы как раз и купили их из-за того, что им нравилось в них то, что жилищный агент называл «очарованием старины». Они лишь оборудовали еще одну ванную комнату и потратили кучу денег на сантехнику, электроплиты и посудомоечные машины.

И хотя дома выглядели почти как прежде, о самой улице это вряд ли можно было сказать. Когда магазин переходил в другие руки, новый хозяин стремился незамедлительно и основательно его модернизировать. Рыбная лавка изменилась до неузнаваемости благодаря огромным новым витринам, за которыми поблескивала замороженная рыба. Мясник же остался консерватором — хорошее мясо ведь всегда хорошо, если у вас есть деньги.

Если же у вас их нет, вы купите обрезки подешевле, пожестче, с костями и тоже будете довольны! Лавка бакалейщика Барнса стояла на том же месте, не претерпев никаких изменений, за что мисс Хартнелл, мисс Марпл и другие не уставали благодарить бога. У прилавка там стояли такие соблазнительные удобные стулья, устроившись на которых покупательницы отводили душу, беседуя о разных частях бекона и различных сортах сыра. Правда, в конце улицы, где когда-то была лавка плетеных изделий господина Томса, теперь стоял новенький сверкающий супермаркет — объект анафемы пожилых благородных дам Сент-Мэри-Мида.

— Сколько бесконечных упаковок с товарами, о которых мы и слыхом не слыхивали! — восклицала мисс Хартнелл. — И все эти огромные коробки с хлопьями для завтрака, которые все хватают вместо того, чтобы приготовить ребенку настоящий завтрак из яичницы с ветчиной. Да еще надо самой брать корзину и ходить искать то, что нужно, а это порой занимает не менее четверти часа. Упаковки же чаще всего неудобные: или слишком большие, или слишком маленькие. А потом еще на выходе нужно стоять в длинной очереди, чтобы расплатиться. Ужасная морока! Что, конечно, вполне нормально для этой публики из Новых Домов…

Тут она умолкала.

Потому что по сложившемуся обычаю на этом предложение заканчивалось. Новые Дома — и точка, как теперь принято говорить. За этим стояло целое понятие, и писать его следовало с большой буквы.