Лидия Гинзбург - Агентство Пинкертона [Сборник]

— Но послушай, Джек. Ведь крушение произошло 26 апреля?

— Ну?

— А промывалки у источников поставлены Компанией только 2 мая, когда они только что прибыли из Чикаго.

Женщина была права. Рабочие Колорадского союза немедленно известили адвокатуру, которой в дальнейшем ничего уже не стоило установить, что аппараты для промывания золотого песка были получены и установлены «Английской Концессионной Компанией» 2 мая. Какое ни оказывалось на «компанию» давление со стороны американских промышленников, «последняя» не сочла возможным отрицать этот факт, свидетелями которого являлся весь служебно-рабочий штат предприятия.

Но и этим крупным козырем защита не оперировала на предварительном следствии. Рассчитывали на публичный процесс, и все, что так нещадно компрометировало обвинение, приберегалось для публичного удара по Пинкертону и его паучьей клиентуре.

Последней страницей этого во всех отношениях исключительного дела было неожиданное появление «“бежавших” от правосудия» Гейвуда и Петтибоне и их пространная жалоба прокурору на насильнические действия Пинкертона, арестовавшего и пытавшегося вывезти их из штата в нарушение основных законов Северо-Американских Штатов. Истинный смысл, как и, главным образом, конец всего этого дела, был замят по требованию капитала, американской лакейской прессой, а единственная в Колорадо рабочая газета «Лабор Трибюн» за попытку открыть читателям сущность Пинкертоновской деятельности, была нещадно оштрафована, многократно конфискована и, наконец, закрыта американскими властями.

«Я имел случай года полтора назад выступить с предложением создания коммунистического Пинкертона, я и сейчас стою на той же точке зрения».

Н. Бухарин.

— А, действительно, — подумал товарищ Октябрев, старый партийный работник, — хорошо бы описать свою жизнь. Сколько приключений! Как много захватывающих моментов! Подполье, ссылка, побег, революция, гражданская война. Есть что порассказать молодым коммунистам. Да, жаль — нет времени!

Октябрев посмотрел в записную книжку и в отделе «для памяти» под сегодняшним числом прочел: «Междуведомственное заседание, комиссия по организации дома отдыха, ячейка, доклад на заводе, лекция в партшколе, статья в газету…»

— Когда уж писать! — вздохнул он и заторопился на междуведомственное совещание.

— Эврика! — закричал литератор Чегоизволин, прочтя о коммунистическом Пинкертоне, — есть такое дело! Это пахнет червонцами. Пока «они» раскачаются, я им таких Пинкертонов наделаю — пальчики оближешь!

Он присел к столу, вытащил бумагу, схватил перо и заскрипел:

Роман в 35 главах.

Черная, как самодержавное правительство, ночь висела над Петербургом, когда в одном из рабочих кварталов, старый партийный работник Ортодокс Большевиков спустился в подвал, где его ждали старые партийные работники со стажем с 1889 года.

— Товарищи! — вскричал, входя, Ортодокс: — наступил великий час! Поклянемся Марксом и Энгельсом, что завтра же свергнем власть буржуазии!!

— Клянемся! — вскричали старые партийные работники, потрясая оружием.

За окнами завывала метель. Метались тени сыщиков, полицейских и жандармов. Внезапно раздался залп. Ортодокс бросил бомбу и, воспользовавшись суматохой, выскочил в окно.

Преследуемый сыщиками, жандармами и полицейскими, Ортодокс вскочил в парадное особняка на Галерной гавани и быстро взобрался на чердак. Но только он переступил порог, как чьи-то руки схватили его за шею и женский голос сказал:

— Не бойтесь, товарищ, это я — товарищ Анна, старая партийная работница с 1890 года.

— Это ты?! — вскричал Ортодокс, — ты тоже спасаешься от шпиков и наглого произвола жандармов? Так вот что я скажу тебе. Я люблю тебя! Будь моей гражданской женой, согласно нашей старой партийной программы!

— Нет! — твердо ответила Анна. — Разве можно говорить о любви, когда не свергнут существующий строй? Я буду твоей только тогда, когда ты организуешь социальную революцию.

— Да? — вскричал Ортодокс. — Хорошо! — И прыгнул в слуховое окно.

— Ага, попались! — вскричал поручик Белогвардейкин, втаскивая связанных по рукам и ногам Анну и Ортодокса.

— Готовьтесь, красные собаки, к смерти!

Поручик был пьян. Он высморкался в трехцветное знамя и запел «боже царя храни», заряжая браунинг.

— Анна! — прошептал Ортодокс, — скорее перегрызи веревки, связывающие мне руки.

Едва поручик прицелился и стал нажимать курок, как ловким ударом Ортодокс выбил у него оружие и повалил его на пол.

— Спасайся! — крикнул он Анне, прыгая в окно.

— Итак, — улыбаясь, сказал Ортодокс, — ты моя жена!

— Твоя до гроба, — прошептала Анна, стыдливо опуская глаза.

Они сидели в уютной комнате, полученной по ордеру жилотдела. В камине уютно потрескивали дрова, полученные из райтопа, уютно горело электричество.

— Как хорошо! — сказал мечтательно Ортодокс. — Говорят, что женщина — зверь кровожадный. Как это неверно!

— Ну, конечно, милый! — ответила Анна. — Какой же я зверь? Я твоя маленькая женка!

Ортодокс обнял Анну, и их губы слились в горячем, старом партийном поцелуе.

Через месяц в книгоиздательстве «Лови момент» вышла новинка: «Таинственное подполье», сочинение Чегоизволина. Книга попала в руки товарища Октябрева. Он прочел ее, швырнул и с досадой сказал:

— Черт знает, что такое! И этой макулатурой пичкают рабочих! Почему не пишут наши партийные товарищи? Не понимаю.

Лидия Гинзбург начинает работать над романом для юношества «Агентство Пинкертона» в сентябре 1930 года. «30 августа я подписала с “Молодой гвардией” договор», — записывает она в дневнике (Тетрадь V. ю. об. 1929 — 17. 12. 1930. [141]) 1. Взяться за эту книгу она решила после того, как в конце 1920-х годов ей не удалось реализовать несколько литературных проектов. Государственное издательство отказалось от сборника статей о современной поэзии, который Гинзбург готовила вместе с младоформалистами. Остался неизданным обэриутский альманах «Ванна Архимеда», куда она была приглашена участвовать как один из авторов «Обозрения российской словесности за 1929 год» (Гинзбург 2002:476). Такая же судьба постигла статью Гинз-бург о прозе Марселя Пруста и современном романе. Ее совместные проекты с московскими конструктивистами тоже не были реализованы. Выпадая из литературной ситуации конца 1920-х, Гинзбург служила в Библиотечном институте вместе со своим другом, учеником формалистов Борисом Бухштабом, а также преподавала литературу и русский язык на рабфаке.