Глен Кук - Холодные медные слёзы. Седая оловянная печаль

— Он никогда не заходил в дом, она не выходила. Но он мог ее видеть на расстоянии.

— Я не поверил, — повторил Питерс.

Я вспомнил, как они с Кидом спорили после нашего ухода. Теперь я знал, о чем. Они старались разубедить друг друга.

— Что будем делать с призраком, доктор?

В этот момент, несмотря на Дженнифер, я был на стороне белокурой леди.

Ее можно понять. Прошлой ночью она впервые изменила мужу, то есть сделала то, за что поплатилась двадцать лет назад. Теперь он наказан сполна. А потом мы с Дженни… Но почему она не обвинила во всем меня? Почему не решила, что Дженнифер моя жертва, как сама она была жертвой Стэнтнора? Нет ли здесь еще чего, мне неизвестного? Наверное, Рок может объяснить, но спросить неудобно.

Я пожал плечами. Нет, баста. Не буду мозги ломать, а то и спятить недолго. Черт с ними, с мотивами, иметь дело с результатами куда проще.

— Она заслужила покой, — сказал Рок. — Подумайте, все это время она оставалась в доме и бродила ночами напролет, не зная отдыха. Это не может так продолжаться, наказание слишком жестоко. Пусть почиет с миром. — Рок остановился, ожидая комментариев, но их не последовало, и он продолжал: — Не мне судить их. Лично я считаю, что убийца все это заслужил, но профессиональная этика требует, чтобы я остановил преследование.

Под шутовской внешностью скрывалось вполне разумное существо. Я и сам руководствуюсь теми же принципами. Как правило, руководствуюсь. Несколько раз меня угораздило впутаться в домашние судилища — и ничего хорошего из этого не проистекло.

— В целом я согласен. Дальше.

На безобразном лице Рока появилась улыбка.

— Я построю преграду, которая помешает ей тянуть соки из живых людей. Ваш хозяин немедленно начнет поправляться, а когда он немножко отойдет и наберется сил — я вызову Элеонору, и мы устроим очную ставку. Хотите соглашайтесь, хотите нет, но я надеюсь, что после встречи она станет более сговорчивой. Заклинать же разъяренного духа — задача не из легких.

— Хорошо. — Я верил в познания Рока, а слова об очной ставке и вовсе ласкали слух.

— Не делайте этого, — запротестовала Дженнифер. — Он не вынесет, его удар хватит.

Но никому не было дела до здоровья генерала. В этом доме у Стэнтнора осталось мало сторонников. Кухарка, та вообще обдумывала, как побыстрее отправить его к праотцам. Правда, она вырастила его как собственного сына, но гордиться результатом не приходилось.

— Я на кухню, — заявила она, — а то ленча вам не дождаться.

Она удалилась, тяжело ступая.

— Присматривайте за ней, сержант. Она не в себе от горя.

— Ладно.

Рок не нуждался в помощниках, он предпочел бы остаться в одиночестве.

— Это рискованное занятие, к тому же я склонен недооценивать духов. Для всех будет безопасней, если вы выйдете и подождете, пока я закончу.

— Все слышали? — обратился я к присутствующим в комнате.

Компания молча разошлась. Разговаривать никому не хотелось: было над чем подумать.

Питерс отправился караулить кухарку. Кид поднялся наверх проведать старика. Думаю, он испытывал весьма смешанные чувства. Мне, во всяком случае, трудно было связать сложившееся в Кантарде представление о генерале Стэнтноре с открывшимся нам образом злобного маньяка.

Морли пошел потолковать о прежних временах с Дожанго и его здоровенными братцами. Я проводил Дженнифер и уложил ее отдохнуть. Девушка вся дрожала и хотела одного — свернуться калачиком под одеялом и забыть обо всем. Мне хотелось бы того же, если бы я узнал, что мой папа убил мою маму.

Пока Рок не закончит приготовления, больше делать нечего. Я надел пальто и побрел на кладбище. Постоял немного, глядя на могилу Элеоноры и пытаясь примириться сам с собой. Ничего не выходило. Я заметил прислоненную к ограде лопату. Уэйн не стал уносить ее, точно предвидел, что понадобятся еще могилы, а значит, нечего таскать инструмент туда-сюда. Я нашел подходящее место и начал копать. Быть может, удастся успокоиться, готовя место успокоения для Чейна.

Но это мало помогло. Тем более что, вырыв яму в три фута глубиной, я увидел Элеонору. Она стояла у своего надгробного камня и смотрела на меня. Я остановился и попытался прочесть что-либо на ее лице, черты которого при дневном свете казались расплывчатыми, неясными.

Прошлой ночью она была совсем как живая, потому что высосала почти всю жизнь из Стэнтнора.

Бывала ли она столь же живой, когда мстила генералу, уничтожая его слуг? Привидение не нуждается в этом, оно может убить человека так, что все припишут его смерть несчастному случаю — забодал бык или случился сердечный приступ.

— Прости, Элеонора. Я не хотел причинить тебе боль.

Она ничего не ответила. Она говорила со мной лишь однажды — когда нашла на пороге комнаты Питерса.

Сейчас она тоже казалась живой, настоящей. Почему медлит Рок? Справиться с ней оказалось трудней, чем он рассчитывал, не по зубам этот орешек? Я старался думать о посторонних вещах — о могиле, которую рыл, об убийце, о ленче, о чем угодно — только бы отвлечься от Элеоноры, забыть о печальной, никчемной короткой жизни этой женщины.

Ничего не помогало. Я присел на край могилы, прямо в грязь. Я сидел и оплакивал ее, а она, почти прозрачная, невесомая, сидела напротив с тем же заботливым, участливым видом, с каким склонялась над поверженным горе-сыщиком.

— Ах, если б все было иначе, если б ты жила в мое время или я жил в твое…

Элеонора протянула руку. Прикосновение ее было нежным и легким, как лебяжий пух. Она улыбнулась слабой, грустной, всепрощающей улыбкой. Я хотел улыбнуться в ответ — и не смог.

В мире много зла. Наверное, так и должно быть, но примириться с этим нелегко. Безвинные страдания Элеоноры Стэнтнор — не обычное, рядовое зло. Не люди, боги в ответе за него. Потому я и стал безбожником. Я не желаю поклоняться небесным хищникам, которые наводнили мир незаслуженными мучениями. Возмездие настигло генерала Стэнтнора, но вина не целиком на нем. И, конечно, не на родителях Элеоноры. Мать просто старалась защитить ее. Никто из смертных не виновен, виновны боги, и они, только они заслуживают равных страданий.

Я поднял глаза. Рок, видимо, заканчивал работу. От Элеоноры мало что осталось. Она бледнела, испарялась, но улыбалась, улыбалась мне. Наверное, никто не относился к ней так хорошо. Можете представить себе мои чувства.

— Мир и покой тебе, Элеонора. — Я махнул рукой.

А потом она исчезла. Я копал как одержимый, будто хотел докопаться до ада и столкнуть в него все людские горести. Вырыв могилу на фут глубже, чем следовало, я немного успокоился, выбрался наружу и направился к дому. Я весь перемазался и боялся, что кто-нибудь примет меня за вылезшего из болота мертвеца.