Жорж Сименон - Мой друг Мегрэ

— Значит, вы стояли на пороге своего кабачка?

— Совершенно верно, комиссар.

Бесполезно было его поправлять. Уже несколько раз Мегрэ пытался ему внушить, что нужно говорить «г-н комиссар». Впрочем, какое это имеет значение?

— Итак, шикарная машина серого цвета на секунду затормозила, и из нее буквально вылетел человек. Так вы сказали?

— Да, комиссар.

— Чтобы попасть в кафе, ему пришлось проскочить мимо вас, и он даже слегка вас задел. А над дверью висит светящаяся неоновая вывеска.

— Она фиолетовая, комиссар.

— Ну и что?

— Да так, ничего.

— Выходит, потому, что вывеска фиолетовая, вы не можете опознать человека, который секундой позже, раздвинув плюшевую портьеру, выстрелил в вашего бармена?

Хозяина кабачка звали Караччи или Караччини (Мегрэ путал его имя и всякий раз должен был заглядывать в дело). Он был маленького роста, на высоких каблуках, с головой корсиканца (все они немного похожи на Наполеона), а на руке носил перстень с огромным бриллиантом.

Допрос длился с восьми утра, а уже пробило одиннадцать. Вернее, началось это в полночь, так как все задержанные в кафе на улице Фонтен, где произошло убийство бармена, провели ночь в предварилке. Несколько инспекторов, среди них Жанвье и Торранс, уже допрашивали этого Караччи или Караччини, но ничего из него не вытянули.

Хотя был май, лил холодный дождь, лил, не переставая, уже четвертый или пятый день, лил так, что крыши, подоконники, зонтики поблескивали, как вода в Сене, которую Мегрэ видел из своего кабинета всякий раз, когда наклонял голову.

М-р Пайк не шевелился. Он по-прежнему сидел на стуле в уголке, такой чопорный, словно находился в зале ожидания, и это начинало раздражать. Он медленно переводил взгляд с комиссара на маленького корсиканца, потом снова на комиссара, и невозможно было угадать, о чем думает этот английский чиновник и думает ли вообще.

— Вы понимаете, Караччи, что ваше упорство может вам дорого обойтись, что ваше заведение могут прикрыть?

Корсиканец не испугался. Он бросал на Мегрэ понимающие взгляды, улыбался, поглаживал пальцем, на котором блестел перстень, черные ниточки усов.

— Я никогда не нарушал правил, комиссар. Можете спросить у своего коллеги Приоле.

Несмотря на то что речь шла об убийстве, дело это было подследственно комиссару Приоле, начальнику отдела светской жизни, поскольку произошло оно в специфической среде. К сожалению, Приоле уехал в Юру, на похороны какого-то родственника.

— Словом, отказываетесь отвечать?

— Вовсе не отказываюсь, комиссар.

Мегрэ нахмурился и, тяжело ступая, направился к двери.

— Люка, поработай с ним еще немножко.

Ах, этот взгляд, устремленный на него англичанином!

Хоть м-р Пайк и был самым симпатичным человеком на свете, Мегрэ иногда ловил себя на том, что ненавидит его. Точно так же было и с его шурином Мутоном. Раз в год, весною, Мутон заявлялся в Париж вместе с женой, которая приходилась родной сестрой г-же Мегрэ.

Мутон тоже был самый симпатичный человек, он никому не причинил зла. Что же касается его жены, она была на редкость приятная особа. Переступив порог квартиры супругов Мегрэ на бульваре Ришар-Ленуар, она сразу же требовала фартук и начинала помогать по хозяйству. Первый день все шло превосходно. Второй тоже проходил почти так же превосходно.

— Завтра мы уезжаем, — заявляли Мутоны.

— Ни за что! Ни за что! — возражала г-жа Мегрэ. — Почему так скоро?

— Потому что мы в конце концов вам надоедим.

— Никогда в жизни!

Мегрэ убежденно вторил жене:

— Никогда в жизни!

На третий день комиссар был уже не прочь, чтобы непредвиденная работа помешала ему обедать дома. Но, как на грех, с тех пор как свояченица вышла замуж за Мутона и супруги стали ежегодно наезжать в Париж, за время их пребывания ни разу не подвернулось ни одного из таких дел, которые заставляли комиссара дни и ночи проводить у себя в кабинете.

На пятый день супруги Мегрэ начинали обмениваться страдальческими взглядами, а Мутоны оставались у них больше недели, всегда милые, любезные, предупредительные, такие скромные, что приходилось укорять себя за ненависть к ним.

Точно так же было и с м-ром Пайком. Правда, прошло еще только три дня с тех пор, как англичанин повсюду следовал по пятам за комиссаром.

Однажды во время отпуска кто-то из супругов Мегрэ невзначай сказал Мутонам:

— Почему бы вам весной не приехать на недельку в Париж? У нас есть комната для гостей, которая всегда пустует.

И они приехали.

Аналогичная история произошла несколько недель назад, когда префект парижской полиции нанес визит лорд-мэру Лондона. Гостю предложили посетить знаменитый Скотленд-Ярд, и префект был приятно поражен, узнав, что высшие чиновники английской полиции слышали о Мегрэ и интересуются методами его работы.

— Почему бы вам не приехать и не посмотреть, как он работает? — предложил этот любезный человек.

И его поймали на слове. В Париж был послан инспектор Пайк, который вот уже три дня повсюду следовал за Мегрэ, скромный, незаметный до предела. Но комиссару было от этого не легче — англичанин ни на минуту не оставлял его одного.

Ему было не меньше тридцати пяти — сорока лет, но выглядел он так молодо, что легко мог сойти за серьезного студента. Англичанин, бесспорно, был умен, быть может, даже обладал острым умом. Он смотрел, слушал, размышлял. Размышлял так, что вам казалось, вы слышите его размышления. И это становилось утомительным.

У Мегрэ было такое ощущение, словно к нему приставили соглядатая. Все жесты комиссара, все его слова просеивались через башку невозмутимого англичанина.

Но, как назло, за все три дня ничего интересного не подворачивалось. Сплошная рутина. Одна бумажная волокита. Скучные допросы, вроде допроса Караччи.

Пайк и Мегрэ уже стали понимать друг друга без слов. Например, в тот момент, когда хозяина ночного кабачка увели в инспекторскую, плотно закрыв за ним дверь, глаза англичанина недвусмысленно вопрошали:

«Небольшая „обработка“?»

Вероятно, да. С такими людьми, как Караччи, деликатностью не возьмешь. А что тут такого? Это не имело никакого значения. Дело интереса не представляло. Если бармена убили, значит, он либо нечестно вел игру, либо принадлежал к соперничающей шайке.

Время от времени эти молодчики сводили счеты, убирали кого-нибудь с дороги. Ну что ж, одним меньше!

Будет ли Караччи говорить или не даст показаний — не важно. Рано или поздно кто-нибудь все равно попадется на удочку, вероятно осведомитель. Интересно, есть ли в Англии осведомители?

— Алло!.. Да… Это я… Кто просит?.. Леша?.. Понятия не имею… Откуда, вы говорите, он звонит?.. Из Поркероля?.. Давайте его сюда.