Гэл Годфри - Дьявольский эликсир

— Почему? Скажите же, пожалуйста. У меня в последнее время было много неприятностей, — растерянно проговорила Прюденс, — но совсем не по моей вине. Ни я, ни моя сестра никогда не делали ничего такого, что могло бы опозорить ваше заведение, миссис Уилькокс.

— Нет?! — разгневанно воскликнула миссис Уилькокс. — А как же это дело с детским приютом и посещающие вас сыщики из Скотленд-Ярда?

Совершенно ошеломленная столь неожиданными познаниями хозяйки, Прюденс могла лишь беспомощно и растерянно на нее смотреть. Не зная, как далеко эти самые понятия простирались, мисс Семафор пребывала в полном замешательстве, а миссис Уилькокс, покачивая головой, наслаждалась смущением, которое она произвела.

— Я была, да и теперь в большой беде, — лепетала Прюденс, — но я не виновата, никто не виноват, право, поверьте мне. Все это была случайность. Если вам что-нибудь об этом известно, то знайте, что это просто случайность!

— Случайность?! — взвизгнула миссис Уилькокс; в голове ее мелькнула мысль, что, может быть, медицинская дама и права.

— Чистая случайность, — повторила Прюденс. — Просто слишком большая доза. Бутылка, видите ли, разбилась, и потому бедняжка поспешила выпить все, но этого оказалось слишком много.

— Мне кажется, мисс Семафор, — проговорила миссис Уилькокс холодно, — что вы сходите с ума.

— О нет, я в своем уме. Так все и было, и, конечно, после этого мне пришлось увезти куда-нибудь мою бедняжку, тем более что мне и в голову не приходило, чтобы вы что-нибудь знали.

Все больше утверждаясь в мысли, что Прюденс или бредила, или сознавалась в преступлении, миссис Уилькокс заговорила:

— Ну, не расспрашивая вас более ни о том, что случилось, ни о том, как это случилось, я нахожу, мисс Семафор, что нам лучше расстаться. Я не имею никакого желания быть замешанной в неприятном деле, так что чем скорее вы уедете, тем лучше.

— О, оставьте меня до понедельника! — взмолилась Прюденс в отчаянии. — Суд будет в понедельник, и тогда решится, что мне делать дальше, но теперь я так больна, что не могу собирать вещи. Я не могу уехать.

— Очень сожалею, что вынуждена настаивать, мисс Семафор, но вы должны это сделать. Я пришлю Джейн, чтобы она вам помогла. Даже если бы я сама хотела вас оставить, капитан Уилькокс не согласился бы. В таких вещах он ужасно строг. Право, я не могу его ослушаться. Он говорит, что не потерпит вас в доме более двух суток и что скорее согласится потерять недельную плату, которую вы теперь должны внести, чем позволить вам остаться.

Прюденс встала и, еле держась на ногах, побрела к двери.

— Хорошо, — сказала она, остановившись на пороге. — Сейчас же пришлите ко мне Джейн. Я уеду до обеда.

С помощью Джейн мисс Прюденс собрала свои пожитки, оделась и послала горничную за извозчиком. Никто не вышел проводить ее, но, посмотрев на окна, мисс Семафор увидела миссис Уилькокс, выглядывавшую из своего святилища, миссис Дюмареск и мисс Лорд. С сердцем, преисполненным горечи, Прюденс отвернулась и велела извозчику трогать. Они поехали по улицам Лондона, и несчастная леди даже не замечала, куда именно они ехали, пока, наконец, ее мрачное раздумье не прервал извозчик. Остановив лошадей, он слез с козел и, просунув голову в окно, спросил, куда ее везти.

— Не знаю, — беспомощно ответила Прюденс. — Я ищу меблированные комнаты. Не знаете ли вы таких, где все тихо и прилично?

— Как не знать, конечно, знаю, — проговорил извозчик. — Родная сестра моей супруги держит их в Виктория-Крессенте. Насчет того, чтобы тихо и благородно, не беспокойтесь. И кухарка там — первый сорт.

— Так отвезите меня туда, пожалуйста, — произнесла апатично Прюденс и вновь погрузилась в печальное раздумье, не прерывавшееся уже до самого приезда к месту назначения.

Миссис Перкинс, добродушная, веселая особа, свояченица извозчика, была замужем за бывшим лакеем. Получив вперед недельную плату, она охотно приняла Прюденс безо всяких рекомендаций. Расположившись в ярко-зеленой гостиной, мисс Семафор впервые за долгое время почувствовала себя в безопасности. Здесь она могла не опасаться визитов непрошеных гостей. Из последних сил Прюденс собиралась с духом перед предстоящим испытанием.

— Милая моя Августочка, бедняжка моя, — снова и снова шептала она, — чего только ты не натерпелась? Милая сестра, что ты только теперь обо мне думаешь! Зачем я послала тебя к этой ужасной женщине? Но мне казалось, что так будет лучше.

Переезд подействовал на Прюденс очень дурно, но миссис Перкинс оказалась прекрасной сиделкой, и несчастная старая дева хоть и не могла следующие несколько дней выходить из спальни, все же чувствовала большое облегчение, что освободилась из-под надзора медицинской дамы.

Нервные люди обычно чересчур торопливы, и утром, в роковой понедельник, мисс Прюденс Семафор, еще больная и слабая, но немного отдохнувшая в тишине укромной квартирки, явилась к дверям суда на Ароу-стрит, едва их отперли. В длинной вуали, бледная, одетая во все черное, она походила на вдову.

Дело о детском приюте возбудило большой интерес во всей округе, где «добрая миссис Браун» была хорошо известна. И хотя разбирательству этого дела предшествовали два других, грязные оборванки из соседних переулков с еще более грязными детьми на руках уже толпились у порога, надеясь увидеть, как войдут подсудимая или свидетели. Прюденс имела удовольствие слышать, как ее называли «мать одного из детей, отданных Салли Браун»; какая-то чумазая особа даже угрожала ей «личной расправой». Потрясая кулаком под носом у леди и восклицая в припадке добродетельного негодования: «Знаю я вас, благородных, знаю!» — она обещала, если только Прюденс покажется на улицу, «задать ей здоровую трепку». Ho как раз в этот момент в дело вмешался полицейский и провел испуганную жертву в отдельную комнатку, где она и стала ждать, когда ее вызовет пристав.

Свидетели между тем начинали собираться. Полицейские и сыщики, участвовавшие в деле, очевидцы чудовищной выходки Салли Браун, в которой она употребила младенца в качестве оружия, приходили группами и поодиночке. Пришла и нянька из работного дома, и ее помощница, принявшие на попечение детей на то время, пока будет идти суд над Салли.

Нянька была дородная краснолицая женщина лет пятидесяти с той резкостью в манерах, которая зачастую отличает всех чиновников, привыкших иметь дело с теми, кого они считают ниже себя. Ее подруга, бледноватая особа, весьма приличная, с большой неохотой согласилась присутствовать на суде по какому бы то ни было поводу. Дети, несчастные, исхудалые, с огромными блестящими глазами, длинными ресницами и страшными осунувшимися от голода лицами, лежали по двое и трое в колясочках; за ними ухаживали две нищенки. Детей всего было пятнадцать. Самое поразительное впечатление производила на всех старшая мисс Семафор в розовом ситцевом платьице, детском нагрудничке и старой, не раз стиранной белой накидке. Маленькая Августа была ребенком чрезвычайно неприятным.