Стюарт Палмер - Загадка персидского кота

Из сидевших за столом оставались: достопочтенная Эмилия, Лесли, Хаммонды и она сама. Хаммонды уже получили письмо с траурной каймой, но они вовремя уехали — быть может, убийца до них и не доберется.

Мисс Уизерс отправила Тому Хаммонду телеграмму через Америкен Экспресс, советуя, чтобы он увез жену и ребенка как можно дальше от Лондона.

«Я забыла еще одного!» — вдруг сообразила она и взяла такси прямо в порт.

— Седьмой мол, в доке Георга V, — сказала она шоферу, — и поторопитесь.

Но когда они приехали на мол, парохода там уже не было. Ей сообщили, что «Американский Дипломат» вернется только через три недели.

— Но я думала, что он уходит в 2 ч. 30 м. дня.

— В одиннадцать часов утра, сударыня. Они считаются с приливом.

В это самое время «Американский Дипломат» проходил мимо Гревзенда. Доктор Уайт как раз вставал из-за стола. На пароходе была приятная компания — большей частью американские студенты, возвращавшиеся в Америку из-за падения доллара. Он не стал им рассказывать про самоубийства и следствия. Он касался только приятных темь.

— Вот было путешествие, — говорил доктор Уайт. — Танцы каждый вечер до полуночи.

Пароход начинало качать. Доктор потер свою лысую голову, расстегнул жилет и откинулся в кресле. Он достал из ящика стола рюмку и большую бутылку и налил себе полстакана крепкого бренди.

— Пью за благополучное путешествие, — сказал сам себе доктор Уэйт.

Он вдруг остановился и стал вглядываться в рюмку. Вместо ясного прозрачного бренди на дне рюмки было что то тяжелое, густое.

— Черт возьми, что могло туда попасть? Он понюхал, чуть не попробовал и отставил рюмку дрожащими руками. Поспешно он отправился в лабораторию и там проделал анализ. Когда он закончил его, то весь задрожал.

— Боже мой, да это насыщенный раствор цианистого калия!

Он взял бутылку и выбросил ее в люк. Потом он подошел к шкафу, достал оттуда бутылку виски, но хотя запах у него был совсем нормальный, он все таки отложил ее в сторону.

— Будь я проклят, — говорил он себе, — будь я проклят...

В дверь постучали. Толстый веселый Паркс, радиотелеграфист, вошел в комнату с трубкой во рту.

— Послание для вас, — сказал он, вынимая трубку изо рта. — Понимайте, как хотите.

Он передал доктору желтый листок бумаги, на котором были напечатаны слова:

«Подозреваю замысел на убийство всех. Остерегайтесь.

Гильдегарда Уизерс».

Тут впервые лысый благодушный доктор почувствовал, что записка в черной рамке, которую он получил по своем возвращении на пароход, не была просто-напросто скверной шуткой.

— Тысяча проклятий и миллион чертей! — воскликнул он.

— Мне может понадобиться ваша помощь, сказала Гильдегарда Уизерс. — Идемте и не удивляйтесь ничему.

Достопочтенная Эмилия и Гильдегарда Уизерс стояли перед конторой Америкен Экспресс Компани.

— Но чем я могу быть полезной? — спросила англичанка.

— Увидите, — сказала мисс Уизерс. — Имейте вид дочери сотни графов и ничего не говорите.

Они вошли.

— Есть письма для мистера и миссис Хаммонд, — решительно спросила Уизерс.

Молодой человек передал ей пачку писем. Они уже повернулись, чтобы уйти.

— Постойте, — сказал вдруг конторщик. — Вы миссис Хаммонд?

— Собственно, нет.

— Простите, тогда я не могу вам оставить письма, адресованные другим лицам! У меня есть подпись мистера Хаммонда, и только по его письменному распоряжению...

— О, пожалуйста, — сказала улыбаясь мисс Уизерс. — Простите, я не знала правил. — И она вернула ему пачку писем.

— Ну, как бы то ни было, вы не добились того, чего хотели, — сухо сказала достопочтенная Эмилия.

— Что же, — сказала мисс Уизерс, — я, по крайней мере, установила, что для Хаммондов не оставлено ни пачки отравленных папирос, ни другого подозрительного пакета. Только письма и открытки. — И она улыбнулась, поглаживая свой рукав, в котором покоился конверт с траурной каймой.

Как только мисс Уизерс добралась до своей комнаты, она принялась за дело. Она вынула из рукава письмо в черной кайме, которое впервые увидела в ящике для писем в «Оксфорд Палас». Она долго разглядывала конверт. Несомненно, на нем были отпечатки пальцев — отпечатки, которые могли выяснить всю эту цепь убийств.

Конечно, там были отпечатки пальцев почтальонов, отельных служителей, но все же полиция могла, наверное, кое-что выяснить.

Письмо было опущено в Лондоне, штемпель гласил: «8 ч., 26. сент. 1933». Адрес был написан обыкновенными чернилами, круглым безличным почерком.

После минутного колебания мисс Уизерс взяла шпильку и вскрыла письмо. Как она чувствовала заранее, оно состояло из нескольких клочков бумаги кремового цвета, наклеенных на черный фон. Почерк был не тот, что на конверте, но довольно похожий. Послание гласило:

«А вы, самодовольные, высокомерные глупцы, в ближайшее время вы узнаете, что люди вокруг вас не куклы, над которыми можно безнаказанно смеяться»...

Мисс Уизерс сидела и смотрела на послание, но никакое вдохновение ее не осенило. Все это дело казалось детским, почти смешным — и, однако, уже три человека на нем погибло весьма неприятной смертью.

«Хотела бы я знать, — спросила себя мисс Уизерс, — что Питер Ноэль выбрасывал в море в то утро? Что значили также загадочные буквы «озме»?»

Ей сильно сдавалось. что это был отрывок из слова «Розмери». Итак, Ноэль накануне своей смерти также получил предостерегающее письмо. Что значило его самоубийство?

Или это не было самоубийство? Но как же заставить человека проглотить дозу яда против его воли, на глазах у полиции?!

Она заказала чай и осталась в своей комнате обдумывать положение. Но ничего нового ей в голову не пришло.

Вечером она отправилась гулять и, выйдя в сад на набережную Темзы, увидела пару, стоявшую у берега и смотревшую на летающих чаек. Это были Лесли Реверсон и мисс Норинг. Они шли рука об руку и смеялись.

«Любовь!» — вздохнула мисс Уизерс. — «Она расцветает и на краю вулкана, и на палубе тонущего парохода, и в тени виселицы».

Вернувшись в отель, мисс Уизерс стала писать письма. Вскоре постучали в дверь. Это был Лесли Реверсон.

— Простите, моей тетки тут нет?

Уизерс покачала головой.

— Зайдите, пожалуйста, — сказала она. — Присядьте.

Реверсон зашел, но не сел.

— Знаете... — начал он и умолк.

— В чем дело?

— Вот что я хотел сказать. Тетя Эмилия очень вам доверяет. Говорит, что вы высокой пробы и так далее. У меня к вам странная просьба. Не могли бы вы замолвить доброе слово за Канди и меня?

— Но мне казалось, что ваша тетка одобряет мисс Норинг.

— О да, конечно! Но мне нужно больше, чем одобрение. А Канди так откровенна. За завтраком она сегодня нас дразнила по поводу того, что в Англии не дают салфеток к столу, если их не спросить, насчет горячих коктейлей, и налога на папиросы, и отсутствия центрального отопления.