Колин Декстер - Без вести пропавшая

Льюис размышлял некоторое время.

– Она когда-нибудь думала, что Эйкама могут заподозрить? Он тоже был в Оксфорде, – она ​​это знала.

– Нет, я не думаю, что ей приходила в голову такая мысль. Я имею в виду, вероятность того, что сам Эйкам пойдет к Бэйнсу в то же самое время, что и она. – Ну, это тысяча против одного, не так ли?

– Впрочем, странное совпадение.

– Странное совпадение, Льюис, это когда 46-е слово в начале и 46-е слово в конце 46-го Псалма в канонической версии окажется словом «Шекспир».

Аристотель, Шекспир и Псалтырь. Все это было слишком много для Льюиса, он сидел и молчал, решив, что где-то отстал в образовательном плане. Он задал свои вопросы, и он получил свои ответы. Они не были лучшими ответами в мире, может быть, но если их суммировать, они станут, возможно, вполне удовлетворительными.

Морс встал и подошел к окну кухни. Представление было великолепным, и какое-то время он смотрел на массивные вершины хребтов.

– Мы не можем остаться здесь навсегда, я полагаю, – сказал он, наконец. Его руки лежали на краю раковины, и почти невольно он распахнул правый ящик. Внутри он увидел с деревянной ручкой разделочный нож, новый, с маркой «Престиж. Сделано в Англии», и он был готов вынуть его, когда услышал скрежет ключа в замке входной двери. Стремительно он поднял палец к губам, и Льюис послушно встал у стены за дверью кухни. Он мог видеть ее сейчас совершенно ясно, длинные, светлые волосы рассыпались по плечам, пока она возилась с внутренним замком, он взял у нее ключ, и запер за ней дверь.

Ее завуалированный гнев был не намного больше легкого удивления, появившегося на ее лице, когда Морс вышел в коридор.

– Это ваш автомобиль снаружи, я полагаю. – Она сказала это мрачным почти презрительным голосом. – Я хотела бы знать, о чем вы думали, когда врывались в мой дом!

– Вы вправе злиться, – сказал беззащитно Морс, подняв левую руку в слабом жесте умиротворения. – Я объясню все через минуту. Я обещаю вам. Но могу ли я задать вам один вопрос вначале? Это все, что я прошу. Только один вопрос. Это очень важно.

Она смотрела на него с любопытством, как будто он был слегка сумасшедшим.

– Вы говорите по-французски, не так ли?

– Да.

Нахмурившись, она опустила сумку с покупками у двери, и застыла совершенно неподвижно, сохраняя расстояние между ними.

– Да, я говорю по-французски. Что из того?

Морс сделал отчаянный шаг.

– Avez–vous appris français à l'école? [32] Вы учили французский язык в школе?

Мгновение она только смотрела на него пустыми, непонимающими глазами, после чего последовал разрушительный ответ, соскользнувший плавно и идиоматически верно с ее обученных губ.

– Oui. Je l'ai étudié d'abord à l'école et apres pendant trois ans à l'universite. Alors je devrais parler la langue assez bien, nest–ce pas?

– Et avez–vous rencontré votre mari à Exeter?

– Oui. Nous étions étudiants là–bas tous les deux. Naturellement, il parle français mieux que moi. Mais il est assez évident que vous parlez français comme un anglais typique, et votre accent est abominable. [33] – Да. Сначала изучала в школе, а потом три года в университете. Поэтому я должна знать язык достаточно хорошо, не так ли? – И вы встретились со своим мужем в Эксетере? – Да. Мы оба были там студентами. Естественно, он говорит по-французски лучше, чем я. Но даже для меня очевидно, что вы говорите по-французски, как типичный англичанин, и ваш акцент отвратителен.

Морс вернулся на кухню с видом умственно отсталого зомби, сел за стол, и схватился обеими руками за голову. Зачем он старался, так или иначе? Ему все было ясно. Ему стало ясно, как только она закрыла входную дверь и повернулась к нему лицом – лицом, все еще покрытым некрасивой пятнистой сыпью.

– Вы оба не хотели бы выпить чашку чая? – спросила миссис Эйкам, когда и смущенный Льюис вышел застенчиво из-за кухонной двери.

Откинувшись на пассажирское сиденье, Морс рассматривал свою мозаику с ошеломленным недоумением. Они оставили Кернарфон сразу после 9.00 вечера, и было хорошо за полночь, когда они прибыли в Оксфорд. Каждый оставил другого с его собственными мыслями, мыслями о том, как на ничейной земле скрестились неудача и бесперспективность.

Допрос Эйкама был очень странным. Морс, казалось, полностью потерял нить расследования, и его первые вопросы были почти ошеломленно извиняющимися. Он замолчал, чтобы Льюис попробовал прояснить некоторые моменты, которые ранее были сделаны самим Морсом, и после первоначальной уклончивости Эйкам, почти обрадовался возможности, наконец, высказать наболевшее. И, когда он это сделал, Льюису осталось только гадать, где поезд инспекторской мысли сошел с рельсов и, упав, превратился в груду мятых обломков на трассе; многие из предположений Морса были верны, это очевидно. Почти зловеще верны.

Эйкам (по его собственному признанию) действительно увлекся Вэлери Тэйлор и несколько раз переспал с ней; в том числе вечером в начале апреля (не марта), когда его жена вернулась домой рано во вторник (не в среду) с курсов, где она обучалась уходу за больными (не шитью) в Окстоне (не в Хедингтоне). Ее учитель подхватил лишай (не грипп), и занятие было отменено. В результате было восемь часов (не в четверть восьмого), когда вернувшись, миссис Эйкам обнаружила, что они лежали вместе на кушетке (не в кровати). А конец был поистине вулканическим. Вэлери, видимо, чувствовала себя наименее оскорбленной в этом беспокойном трио. Для Эйкама и его жены наступила череда мрачных и бесплодных дней. Между ними все было кончено – она ​​твердо настаивала на этом; но она решила остаться с ним до тех пор, пока их разрыв может быть осуществлен с минимумом социального скандала. Он сам решил, что должен уволиться и подал заявление о переводе в Кернарфон; и хотя Филлипсон допросил его довольно подробно о его мотивах, (очевидно, было бессмысленно переходить на не особенно перспективную должность), он скрыл от него истину, не сказав ничего. Буквально ничего. Он мог только молиться, чтобы Вэлери тоже держала язык за зубами.

За три недели до ее исчезновения ему снова пришлось поговорить лично с Вэлери, когда она сказала ему, что ждет ребенка, ребенка, который был, наверняка, его. Она держалась (или так показалось Эйкаму) совершенно уверенно и беззаботно, и сказала ему, что все будет в порядке. Она умоляла его только об одном: если ей придется скрыться, чтобы он ничего никому не говорил – ничего и никому. И хотя он спрашивал о ее намерениях, она только повторяла, что с ней будет все в порядке. Неужели ей не нужны деньги? Она сказала, что ему это необязательно знать, но, улыбаясь лукаво, сказала, что с ней будет все в порядке. Все будет «все в порядке». Все, что бы ни случилось, будет всегда «все в порядке» с Вэлери. (Именно в этот момент допроса Льюисом, и только в этот момент, Морс вдруг навострил уши и задал несколько несущественных вопросов.) Оказалось, однако, что с денежной стороны не все было полностью «все в порядке», примерно за неделю до того дня, когда она исчезла, Вэлери подошла к Эйкаму и сказала ему, что она будет очень благодарна за любые деньги, которые он сможет найти для нее. Она не предъявляла на него претензий, и он обрадовался, что может помочь ей. И хотя ему удалось собрать достаточно мало – с полного согласия его жены – он передал ей одну сотню фунтов. А потом она ушла; как и все остальные он не имел ни малейшего представления о том, куда она пошла, но он сдержал слово и с тех пор молчал, – как Вэлери и просила его.