Джон Карр - Человек без страха

Я уставился на него, а Эллиот, как ни в чем не бывало, продолжал:

– Доктор Фелл провел прошлый вечер в клубе «Конго» и угощал розовым джином одного из твоих друзей-писателей. Дело закончилось долгим и дорогостоящим звонком отцу этого парня в Манчестер. Рад сообщить, что результат – удовлетворительный. – Он помолчал. – Что касается меня, то я провел тот вечер за сбором информации и тоже очень удовлетворен. – Он пристально посмотрел на меня. – А потом этот чертов шок, когда я снова приехал утром в «Лонгвуд-Хаус» и узнал о том, что произошло. Однако мистер Кларк сообщил мне некоторые факты, а, кроме того, у меня был очень интересный разговор с мисс Фрэзер.

Значит, Тэсс проболталась.

Встретившись с Эллиотом взглядом, я уже не сомневался: она, несомненно, выдала ему историю Джулиана и все остальное, и мне трудно было осуждать ее. У Эллиота был вид человека, не намеренного позволять шутить над собой.

– Погоди немного! – воскликнул я. – Я, кажется, догадываюсь, о чем ты хочешь сказать, но прежде, чем ты…

– Что?

– У меня совершенно не было времени на обдумывание – я имею в виду случай с Энди: вначале рухнула люстра, потом беготня за врачом… Но если это попытка покушения на жизнь Энди, если убийца намеренно сделал это, то как, черт побери, ему это удалось?

Эллиот немного подумал и произнес:

– Я не говорил об умышленной попытке покушения на жизнь мистера Хантера.

– Как это, черт побери, не говорил?! Ты сказал…

Он жестом остановил меня:

– Нет. Я имел в виду, что если упавшая люстра – просто судьба или несчастный случай, то рано или поздно убийца все равно попытался бы его убить – были бы люди в «Лонгвуд-Хаус» или нет. У тебя нет своей версии?

– Нет.

– Возможно, она появится, – насмешливо поддразнил меня Эллиот, – когда ты узнаешь, почему я здесь. Как ты думаешь, врач не будет возражать, если я возьму отпечатки пальцев у мистера Хантера? Это займет минуту, и, даже если он не пришел в сознание, процедура его не побеспокоит. – Он помолчал. – Понимаешь, я как следует осмотрел упавшую люстру и дубовый брус на потолке. Брус был опять раскурочен; кроме того, на нижней части люстры видны две четкие группы отпечатков пальцев левой и правой руки. Они совпадают с отпечатками на десятке предметов в спальне Хантера, и я почти уверен, что они принадлежат ему. Но если бы мне сейчас удалось их получить, я бы перестал сомневаться.

Опять безумные загадки…

– Ты хочешь сказать, – закричал я на Эллиота, – повторился случай с «проворным» дворецким? Что Энди тоже подпрыгнул и стал туда-сюда раскачиваться на люстре?

– Факты указывают именно на это.

– Но почему?

– А почему дворецкий так поступил? То есть, почему существует вероятность того, что дворецкий сделал именно это? – Эллиот осторожно подбирал слова. Он боролся между желанием намекнуть на что-то и профессиональной привычкой держать язык за зубами. – Если ты сосредоточишься на секунду, обнаружишь сходство.

– Значит, ты так считаешь.

Эллиот посмотрел на часы и сказал бесстрастным тоном:

– Сейчас без четверти час, нет времени на споры. Через пятнадцать минут я встречаюсь с доктором Феллом. Он занят тем, что дегустирует местное пиво. Где доктор Мидлсворт? Да, кстати, – его взгляд стал жестким, – насколько я понял, миссис Логан приехала в Саутэнд вместе с тобой. Где она сейчас?

Ответом на его вопрос стали доктор Мидлсворт и Гвинет Логан, вместе спускавшиеся по лестнице.

Должен признать, что, несмотря на пережитый стресс и волнения, Гвинет держалась с неожиданной твердостью и не утратив практичности. Тэсс (можно ли осуждать ее за это?) совершенно сломалась под давлением произошедших событий. Однако характер Гвинет явно изменился, и теперь она, словно актриса, исполняла роль медсестры.

Шаг ее был твердым, взгляд голубых глаз, хотя и немного взволнованных, – решительным, руки не дрожали. Могло закрасться неприятное подозрение, что она даже рада всеобщему волнению, если бы я не видел того шока и ужаса, когда она узнала об Энди. На ней было то же темно-зеленое платье, что и в пятницу вечером. Ничего не могу с собой поделать, но на фоне этого сверкающего белизной стерильного приемного покоя она – уж простите за банальность и даже нелепость сравнения – показалась мне лесной нимфой, только высокого роста.

– Я только на несколько минут, – предупредил Эллиот, покидая нас для разговора с доктором Мидлсвортом, – а потом, если вы не против, я хотел бы, чтобы вы оба прошли со мной.

– Конечно, – улыбнулась Гвинет, но, как только за Эллиотом закрылась дверь, ее настроение резко изменилось. – Как вы думаете, чего теперь им от нас надо?

– Наверное, задать еще несколько вопросов.

– Но я уже отвечала на их вопросы! Вчера – целых три раза! Снова и снова… – Она сделала жест, словно хотела топнуть ногой. – Ох, как же все это противно! – Потом изучающе посмотрела на меня. – А вы что-нибудь узнали? Вы ведь друг мистера Эллиота; скажите, что-нибудь прояснилось? Пожалуйста!

Это был удобный случай.

– Они узнали, почему вы спускались вниз с ключом в пятницу ночью.

Она шагнула ко мне, но остановилась; словно от большого потрясения, приложила руку к сердцу и смотрела на меня широко распахнутыми глазами.

– Тэсс Фрэзер рассказала им, – быстро произнесла она.

– Нет, Тэсс не говорила ни слова. Это ваш друг Кларк рассказал им.

– Кто?

– Ваш друг – Кларк.

Вы, наверное, подумали, что это как-то сильно подействовало на нее: разозлило или хотя бы вызвало неудовольствие. Отнюдь. Она смутилась, что выразилось в скромно опущенных глазах и невинном выражении лица, будто она ничего не поняла, тогда как мысли ее в это время были заняты совершенно другим.

– Но вам-то Тэсс, конечно же, рассказала, – немного укоризненно проговорила она.

Я соврал и поклялся, что не рассказывала.

– Нет, рассказала. Я знаю. Что еще она вам наговорила?

– Ничего.

– Ну пожалуйста!

– Ни единого слова.

Гвинет, кажется, была удовлетворена. Она неторопливо отошла от меня, шаркая о ковер подошвами туфель, и остановилась у открытого окна, выходившего на зеленую улицу. Маленькая комната приемного покоя была залита солнечным светом, гладкие белые стены сверкали, как полированная поверхность надгробия. Где-то вдали маршировал оркестр, играя «Люблю я посидеть у моря»; за окном раздавался топот ног – один из признаков праздника. Гвинет глубоко вдохнула теплый, убаюкивающий воздух.

– О господи! – жалобно произнесла она. – Завтра мне снова предстоит столкнуться с прозой жизни: эти адвокаты, старшие клерки и всякие ужасные люди будут толпиться вокруг меня и указывать: «сделайте то», «подпишите это». Даже репортеры лучше… один из них сегодня сфотографировал меня… но этих законников я просто ненавижу. Я ведь никогда ничего не знала о делах бедняги Бентли, да и знать не хочу. Он всегда сам заботился об этом. – Она снова глубоко вздохнула и с неожиданной горячностью добавила: – Он наверняка хотел бы быть живым в такое утро.