Элизабет Джордж - Прах к праху

— Хочешь, я уеду? — предложил Моллисон. — Или подожду в другой комнате. Или на улице…

Она наклонилась к нему, взяла его за руку, он на дюйм придвинулся к ней.

— Нет, — ответила она. — Ты — моя сила. Останься. Пожалуйста. — Она взяла его руку в свои. Глубоко вздохнула. — Хорошо, — сказала она.

Она надолго отправилась гулять, начала свой рассказ Габриэлла. Это входило в ее распорядок дня — две длительные прогулки, утром и вечером. В тот вечер она побродила по Спрингбурнам, пройдя не меньше шести миль энергичным, размеренным шагом. Вернувшись в коттедж «Чистотел», она обнаружила «лотус» Кена Флеминга на подъездной дорожке.

— Как я сказала, я думала, он улетел с Джеймсом в Грецию. Поэтому удивилась, увидев его машину. Но и обрадовалась, потому что мы не виделись с прошедшей субботы и я не надеялась увидеть Кена до его возвращения из Греции вечером в воскресенье.

Она вошла в коттедж, окликнула его. И нашла наверху, в ванной комнате, где он, стоя на полу на коленях, рылся в мусорной корзине. То же самое он уже проделал в кухне и в гостиной, оставив после себя вываленный из корзин мусор.

— А что он искал? — спросил Линли.

Это же интересовало и Габриэллу, но поначалу Флеминг ей не ответил. Вообще ничего не говорил. Покончив с мусором, он перешел в спальню и, сорвав с кровати покрывало и одеяло, начал исследовать простыни. Потом спустился в столовую, выставил в ряд на столе бутылки с напитками и изучил уровень жидкости в каждой из них. Затем, под непрерывный поток вопросов Габриэллы о том, что происходит, он вернулся в кухню и снова перерыл мусор.

— Я спросила, не потерял ли он что-нибудь, — сказала Габриэлла. — Он повторил вопрос и засмеялся.

Поднялся с пола, отшвырнул корзину и, схватив Габриэллу за руку, потребовал ответить, с кем она была. Он сказал, что Габриэлла оставалась в одиночестве с утра воскресенья и до вечера среды и что трудно поверить, чтобы она выдержала четыре дня без какого-нибудь раба мужского пола — ведь это ее всегдашняя манера, не правда ли? — так кто же приезжал? Не успела она ответить или поклясться в своей невиновности, как Флеминг бросился из коттеджа в сад, к компостной куче, и принялся в ней рыться.

— Он словно обезумел. Таким я его никогда еще не видела. Я умоляла его хотя бы сказать, что он ищет, чтобы я могла ему помочь, и он сказал… — Она поднесла руку Моллисона к своей щеке и закрыла глаза.

— Все хорошо, Габби, — сказал Моллисон.

— Нет, не хорошо, — прошептала она. — Его лицо исказилось до неузнаваемости. Я попятилась и спросила: «Кен, что это с тобой? Что такое? Ты можешь мне сказать? Ты должен мне сказать», и тут он… он подпрыгнул. Он буквально взвился в воздух!

Он перебирал прошедшие дни, спрашивая, чем она занималась все это время. Стал обвинять, что она уничтожила доказательства, если они вообще были. Возможно, других она и не заставляла надевать на себя резинку. Да, Габриэлла?

— Так что, роясь в мусоре… он на самом-то деле искал… как будто я… — Габриэлла умолкла.

— Думаю, мы уяснили себе картину. — Хейверс побарабанила карандашом по подошве ботинка. — Вы ссорились на улице?

Там все началось, отвечала Габриэлла. Сначала Флеминг обвинял, а Габриэлла отнекивалась, но это только раззадоривало его. Она заявила, что отказывается отвечать на смехотворные обвинения, и ушла в коттедж. Флеминг последовал за ней. Она попробовала запереться изнутри, но, разумеется, у него был ключ. Тогда она ушла в гостиную и попыталась заблокировать дверь, подставив под дверную ручку стул. Ничего не вышло. Флеминг налег на дверь плечом, стул упал. Флеминг ворвался в комнату. Габриэлла забилась в угол с каминной кочергой в руке. Она кричала, чтобы он не приближался, но он не обращал внимания на ее слова.

— Я думала, что ударю его, — призналась Габриэлла. — Но потом представила кровь, сломанные кости и на что это будет похоже, если я действительно ударю. — Она медлила в нерешительности, Флеминг приближался. Она снова предостерегла его и замахнулась кочергой. — И тут он внезапно опомнился, — сказала Габби.

Извинился. Попросил отдать ему кочергу. Пообещал, что не тронет ее. Признался, что до него дошли кое-какие слухи, ему кое-что рассказали, и с тех самых пор его одолевают мысли, вьются в голове, жалят, словно пчелы. Она спросила, что ему наговорили, какие слухи? Пусть он скажет, чтобы она могла оправдаться или объяснить. Он спросил, скажет ли она правду, если он назовет имя.

— Он казался каким-то жалким, — сказала Габ-риэлла. — Беспомощным и сломленным. Поэтому я опустила кочергу. Сказала, что люблю его и сделаю все, чтобы помочь ему преодолеть все его нынешние мучения, в чем бы они ни заключались.

Тогда он назвал Моллисона. Он захотел узнать первым долгом о Моллисоне. Она удивилась этому «первым долгом» и спросила, почему он так выразился. И он опять вспылил.

— Он вбил себе в голову, что у меня была тьма любовников. Мне пришлись не по вкусу все эти обвинения. Поэтому и я отплатила ему той же монетой — пересказала грязные слухи. О нем. О Мириам. На это он отреагировал. Скандал разгорелся с прежней силой.

— Что заставило вас уехать? — спросил Линли.

— Вот что. — Она отвела назад тяжелую массу волос. На шее с обеих сторон виднелись синяки, похожие на размытые чернильные пятна. — В какой-то момент я подумала, что он меня убьет. Он был не в себе.

— Защищая миссис Уайтлоу?

Нет. Он высмеял обвинения Габриэллы как полный абсурд. По-настоящему его волновало прошлое Габриэллы. Сколько раз она изменяла Хью? С кем? Где? Как все происходило? И нечего болтать, что был только Моллисон. Это звучит смехотворно. Последние три дня он провел в расспросах. Узнал имена, места. Для нее же лучше, чтобы сведения совпали.

— Это я виноват, — сказал Моллисон. Свободной рукой он опустил волосы Габриэллы, которые снова скрыли синяки.

— Как и я. — Габриэлла поднесла к губам руку Моллисона и сказала, уткнувшись в нее: — Потому что после нашего расставания я была в отчаянии, Гай. И занималась именно тем, в чем он меня обвинил. Конечно, он преувеличил. Кто смог бы все это проделать. Но кое в чем я преуспела. И не с одним любовником. Потому что была в отчаянии. Потому что мои брак оказался фикцией. Потому что я так по тебе тосковала, что хотела умереть, и поэтому, какая разница, что со мной было и чего не было?

— О, Габби, — проговорил Моллисон.

— Извините, — Она уронила руки на колени и, подняв голову, улыбнулась дрожащей улыбкой. По щеке ее покатилась слеза, которую Моллисон вытер.

Хейверс прервала нежную сцену:

— Значит, он вас душил, так? Вы вырвались и побежали.

— Да. Так все и было.

— Почему вы взяли его автомобиль?

— Потому что он загораживал мой.