Эрл Гарднер - Дело коптящей лампы

— Господи, стоило вам только приехать в наш город — и на нас посыпались несчастья. — Дюриэа уже почти привычно вошел в роль. — Кстати, когда вы приезжали в прошлый раз (помните?), тоже произошло убийство. И стоило вам только появиться в этот раз — бац! — и тут же еще одно… Да и вообще, насколько я знаю, это может быть самоубийство. Но вы…

— Самоубийство, как же! — воскликнул Грэмпс. — Вот этого-то я и добивался. Продолжай. Ты уже достаточно разъярился. Начинай стрелять. Давай целься в лоб.

— Очень хорошо, — заявил, разозлившись, Дюриэа. — Вы, в конце концов, сами на это напрашиваетесь. Наконец-то я с вами разделаюсь, и надеюсь, что навсегда.

Дюриэа сунул руку в карман, выхватил оттуда револьвер и сказал, направив его в лоб Грэмпсу Виггинсу:

— Теперь вам конец! — И нажал на спуск. Грэмпс усмехнулся:

— Ну вот и молодец, сынок. Теперь похоже. Вылитый убийца! Мне даже иногда казалось, что ты действительно убьешь меня, настолько убедительно ты сыграл… Все было чудесно, да только ты промахнулся. Попробуй-ка снова.

— Какого черта! Я не мог промахнуться, — заявил Дюриэа. — Ну хорошо, вот тебе, получай! — И он опять спустил курок.

Грэмпс Виггинс сделал нетвердый шаг вперед и покачнулся. Колени его подогнулись. Он упал на пол, дернулся, перекатился на спину и затих.

— Грэмпс! — заволновалась Милдред. — Господи! Френк! Может, у него плохо с сердцем?! Или от волнения…

— Замолчите! — своим жизнерадостным голосом сказал Грэмпс. — Я просто играю свою роль. Не мешайте мне.

— Он играет роль трупа, — шепотом подсказал жене прокурор.

— Вы угадали, я и есть труп, — объявил Грэмпс. — А ты убийца. Ну и как ты себя чувствуешь при этом?

— Небось пыжишься от гордости, — предположила Милдред. — Ну а теперь можно поставить трейлер на стоянку… Или мы обречены смотреть этот спектакль вплоть до конца расследования.

— Погоди! — отмахнулся Грэмпс. — Твоего мужа, по всей вероятности, обвинят в убийстве первой степени. А тебе предстоит остаться вдовой… Лучше будет, сынок, если ты постараешься, чтобы это выглядело как самоубийство. Положи револьвер мне в руку, а мое тело положи так, чтобы было видно, что я сам пустил себе пулю в лоб. Давай же! Живее же!

Грэмпс улегся на спину, слегка раскинул руки и закрыл глаза, но, и изображая из себя труп, он трещал без умолку, давая указания Дюриэа своим птичьим голосом.

— Нет, нет, ты недостаточно быстро действуешь, — сказал Грэмпс, увидев, что Френк колеблется. — Ты ведь испугался, спешишь, нервничаешь. Ну-ка, Милдред, изобрази-ка быстренько полицейскую машину, которая остановилась у входа. Напугай его.

Милдред с трудом изобразил полицейскую сирену.

— Давай-ка, — Грэмпс снова повернулся к Дюриэа, — пугайся же… А ты, Милдред, представь, что ты полицейский, и поднимись тяжелыми шагами на крыльцо.

Милдред тяжело затопала по полу. Улыбаясь, Дюриэа нагнулся над Грэмпсом, разогнул скрюченные пальцы старика, вложил в ладонь рукоятку револьвера и сказал:

— Все в порядке.

Милдред, изображая голос шерифа, рявкнула как можно оглушительнее, обращаясь к мужу:

— Эй, ты! Что ты здесь делаешь?

Робким, дрожащим голосом Дюриэа начал оправдываться:

— Честно, сержант, я не делал этого. Я к этому не имею ни малейшего отношения. Я вошел сюда только пару минут назад и нашел этого человека лежавшим на полу как раз в этой позе, как вы его видите сейчас. Бедняга! Должно быть, туго ему пришлось, вот и наложил на себя руки.

— Это вы так говорите, — сказала Милдред, рассматривая лежавшее почти у нее под ногами тело Грэмпса. — А вдруг вы сами его пристрелили, а потом просто вложили револьвер ему в руку?

— Нет, нет, — возразил Дюриэа с жаром. — Он покончил с собой, разве не видите, сержант? Он просто внезапно осознал бессмысленность и порочность своей жизни, подумал, сколько людей из-за него потеряли сон, и решил уйти из жизни.

— Угости-ка меня сигаретой, — попросила Милдред. Дюриэа протянул ей портсигар.

— Какая печальная история, — Милдред уже не могла выйти из своей роли. — Но вот что странно: как только на моем пути попадается труп, я тут же слышу ту же самую песню. Почему бы вам, ребятки, не придумать что-нибудь новенькое?

— Да правда это, сержант, чистая правда, вот не сойти мне с этого места.

— Да-да, конечно, — саркастически поддакнула Милдред. — Честно говоря, не нравится мне твоя физиономия. Ты, наверное, и родной жене можешь глотку перерезать. Клянусь…

Внезапно Грэмпс резко встал.

— Хреновый из тебя полицейский, — сказал он Милдред.

— Замолчи, — оскорбилась она. — Я как раз собиралась вывести его на чистую воду.

— Вас одурачили, — заявил Грэмпс. — Вас обоих одурачили. Разве вы не видите, что он сделал?

— Конечно, он ведь убил тебя, — ответила Милдред.

— Да, правильно, — согласился Грэмпс, — и затем наклонился надо мной, чтобы вложить револьвер мне в руку и сделать так, чтобы это выглядело как самоубийство. А он что сделал? Вы что, не поняли? Вы разве не поняли, что это полная бессмыслица?

— Вы о чем? — удивился Дюриэа.

— Да ведь ты вложил мне револьвер в левую руку. — И Грэмпс радостно улыбнулся.

Дюриэа неуверенно оглянулся:

— Да нет, не может быть. Я…

— Да, именно это ты сделал, — сказал Грэмпс, — и так же ты бы поступил и в другой раз. Ведь человек перед тобой лежал на спине, и ты видел его, как свое отражение в зеркале. А мы все привыкли видеть себя в зеркале и когда бреемся, и когда причесываемся, и когда поправляем галстук, и человек, которого мы видим в зеркале, всегда левша… Я имею в виду, что когда мы видим в зеркале, как поднимаем руку, это совсем не та рука… Вот так все и произошло. Ты нервничал и торопился, и когда вкладывал револьвер в руку человека, лежавшего на полу навзничь, то смотрел на него сверху вниз, и поэтому в девяти случаях из десяти ты вложил бы оружие в его левую руку.

Дюриэа задумался.

— Это интересная мысль, — наконец признал он.

— Интересная! — воскликнул Грэмпс. — Черт меня побери, если это не гениальная мысль! Это же совершенно определенно доказывает, что тот парень был убит. У него же револьвер был в левой руке. Его туда вложил убийца.

— Ну, в любом случае мы бы тоже в конце концов поняли это, — заявил Дюриэа.

— Хорошо, если так, — ответил Грэмпс. — А я боялся, что вы вцепитесь в эту версию о самоубийстве… Но я до сих пор еще не уверен, что вы поняли, в чем тут дело.

— Ну хорошо, расскажите же мне, в чем тут дело, — попросил Дюриэа. — А потом я хочу отдохнуть и спокойно покурить.

— А все дело в том, — пояснил Грэмпс, — что человек поступит так необдуманно только в том случае, если он безумно напуган и нервничает… Я сделал все для того, чтобы ты начал спешить. Ты-то, конечно, не был испуган, но, играя эту сцену с Милдред в роли полицейского, ты невольно заторопился и вследствие этого совершил ту же ошибку, что и убийца.