Рекс Стаут - Охота за матерью

– Признаюсь, не могу помочь.

– И вы никогда не видели хотя бы похожих?

– Нет.

– Прекрасно, – я полез в карман за бумажником, вытащил пять двадцаток и положил их на стол. – Вы не ответили на мой вопрос, но оказали большую помощь. Есть хоть какой-то шанс, что эти пуговицы сделаны машиной?

– Нет. Это невозможно. Кто-то потратил на них часы. Я никогда не видел подобной техники.

– Из чего они сделаны?

– Вопрос сложный. Возможно, я отвечу завтра.

– Так долго ждать я не смогу.

Я потянул к себе комбинезон, но он не отпускал его.

– Я предпочел бы эти пуговицы деньгам, – сказал он.– Или хоть одну из них. Вам ведь не нужны все четыре.

Мне пришлось бы применить силу, чтобы получить комбинезон обратно. Я убрал его в бумажный пакет и сказал:

– Если я когда-нибудь покончу с этими пуговицами, то подарю одну-две для вашей .коллекции и расскажу вам, откуда они. Я надеюсь на это.

Вопрос о ленче крутился в моей голове, когда я выходил из здания. Рано или поздно завтракал Натан Хирш? Поскольку я мог дойти до него за двадцать минут, я не стал терять время на телефонный звонок. И мне повезло.

Когда я вошел в приемную «Лаборатории Хирша» на десятом этаже здания на 45-ой улице, сам Хирш тоже зашел туда по пути к выходу. Когда я рассказал ему, что у меня есть кое-что для него от Ниро Вулфа, не терпящее отлагательства, он повел меня вниз к себе. Несколько лет назад его показания в суде по одному из дел Вулфа совсем не причинили вреда его делам.

Я предъявил комбинезон и сказал:

– Один простой и маленький вопрос: из чего сделаны эти пуговицы?

– Не такой простой.

– Сколько времени займет ответ?

– От двадцати минут до пяти часов.

Я сказал, что чем скорее, тем лучше, а наш номер телефона он знал.

Я добрался до 35-ой улицы и вошел в наш дом как раз в тот момент, когда Вулф направлялся через холл к столовой. Поскольку за столом не разрешалось упоминать о делах, он остановился у порога и спросил:

– Ну?

– Все хорошо,– ответил я и все рассказал.

Он выразил удовлетворение и направился к столу, а я пошел мыть руки перед тем, как к нему присоединиться.

В этот день после ленча в кабинете я раздражал Вулфа тем, что каждую минуту смотрел на часы, пока он диктовал длинное письмо собирателю орхидей в Гондурас. Затем он раздражал меня тем, что весьма удобно устроился с «Путешествием с Чарли» Джона Стейнбека. Черт побери, у него ведь была работа!

Было 3:43, когда позвонил Хирш. Я приготовил блокнот на случай, если слова, которые он мне скажет, будут сложные и научные, но они оказались обычными, и их было немного. Я положил трубку, а Вулф сразу поднял глаза от книги.

– Конский волос, – сказал я, – ни лака, ни краски, только простой белый конский волос.

Он спросил:

– Есть еще время для того, чтобы дать объявления в завтрашних газетах? «Таймс», «Ньюс», «Газетт»?

– "Таймс" и «Ньюс» – может быть. «Газетт» – да.

– Возьми записную книжку. Две колонки шириной четыре дюйма или около того. Наверху: «сто долларов» – цифрами, жирным шрифтом в тридцать пунктов. Ниже тоже жирным в четырнадцать пунктов: «Будет заплачено за информацию, имеющую отношение к создателю или исполнителю пуговиц, сделанных вручную из белого конского волоса.» С красной строки: «Пуговицы любого размера и формы, пригодные к использованию в одежде.» С красной строки: «Я хочу узнать не о том, кто мог бы делать такие пуговицы, а о том, кто такие уже сделал.» С красной строки: «Сто долларов будут заплачены только тому, запятая, кто первым доставит информацию.» Внизу – мое имя, адрес и номер телефона.

– Жирно?

– Нет. Стандартным шрифтом, сжато.

Поскольку вечер среды я провел в театре, а потом с приятелем во «Фламинго», то было уже больше часа, когда я вернулся домой и поставил будильник на 9.30.

Но то, что подняло меня с постели в четверг утром, не было ни часами, ни радио. Когда это случилось, я протер глаза, чтобы выяснить, что происходит. Дело не в телефоне, поскольку я его отключил и сигнал у него был громче. Это был шмель, но с какой стати шмель жужжит на 35-ой улице среди ночи? Я заставил себя открыть глаза и взглянул на часы: без шести девять... это, верно, домашний внутренний телефон. Я повернулся и дотянулся до трубки.

– Комната Арчи Гудвина...

– Прошу прощения,. Арчи... – голос Фрица. – Но она настаивает.

– Кто?

– Женщина по телефону. Что-то насчет пуговиц. Она...

– О'кей. Я поговорю, – я включил городской телефон и снял трубку. Да? Я Арчи Гудвин.

– Мне нужен Ниро Вулф... я тороплюсь...

– Его нет. Если вы насчет объявления...

– Да. Я увидела его в «Ньюс». Я знаю о нескольких пуговицах, похожих на эти, и рассчитываю быть первой.

– Вы первая. Как ваше имя?

– Беатрис Эппс.

– Вы будете первой, если ваше сообщение подойдет. Миссис Эппс?

– Мисс Беатрис Эппс. Я не смогу вам рассказать всего сейчас...

– Где вы находитесь?

– В телефонной кабинке на Гранд Централь. Я по пути на работу. Я должна быть там в девять, поэтому сейчас не могу рассказать, но хочу быть первой.

– Безусловно. Это разумно. Где вы работаете?

– У «Квина и Колллинза» в Ченин Билдинг. Недвижимое имущество. Но не приходите туда, они этого не любят. Я позвоню вам в обеденный перерыв.

– Во сколько обед?

– В половине первого.

– О'кей. Я буду у газетного киоска в Ченин Билдинг в двенадцать тридцать и мы позавтракаем. У меня в петлице будет маленькая белая с зеленым орхидея, при мне будут сто долларов.

– Я тороплюсь. Я буду там.

Разговор закончился, я упал на подушку и обнаружил: чтобы быть в форме, мне следовало поспать еще не менее часа, но пришлось опускать ноги на пол.

В десять часов я сидел на кухне за моим столиком, посыпая сахаром намазанный сметаной кусок пирога. Передо мной стояла на подставке «Таймс». Фриц, находившийся рядом, спросил:

– Корицы не надо?

– Нет, – ответил я твердо.

Заметив, что я взял второй кусок, он пошел к плите, чтобы испечь еще один пирог и сказал:

– Я слыхал, что наиболее опасное дело для детектива – это похищение ребенка.

– Может быть, да, а может быть, нет. Важны обстоятельства.

– За все годы, что я у Ниро Вулфа, это первое дело с похищением ребенка. У него никогда не было ничего подобного.

Я сделал глоток кофе.

– Опять, Фриц, ты кружишь вокруг да около. Ты мог бы просто спросить: это дело о похищении? И я бы ответил: нет.

– Ты настоящий друг. Арчи. Но если что, знаешь как я поступлю? – Он перевернул пирог на плите. – Я положу корицу во все!

Я не одобрил его намерения, и мы обсудили этот вопрос.

Вместо того, чтобы дожидаться, пока Вулф спустится вниз, и доложить ему о развитии событий, я проделал всю утреннюю работу в кабинете: вскрыл почту, вытер пыль, вытряхнул корзины для бумаг, сорвал листки с настольных календарей, налил свежую воду в вазу с цветами на столе Вулфа и поднялся наверх в оранжерею.