Гилберт Честертон - Странное затворничество старой дамы

— Простите, пожалуйста, — сказал Руперт, ухитряясь говорить и вежливо, и простовато, — не поможете ли бедным, убогим…

— Нет, — отвечала горничная с неповторимой жесткостью служанки, живущей у злых людей, и захлопнула дверь ему в лицо.

— Ах ты Господи, какая черствость! — серьезно посетовал Руперт, отходя от двери. В эту самую минуту человек у колонн исчез.

— Ну, что вы на это скажете? — хлопнув перчатками, спросил мой друг, когда мы вышли на улицу.

Признаюсь, я ответил, что ничего не понимаю. Только одно пришло мне в голову, и я сказал не без робости:

— Может, лучше обратимся к Бэзилу?

— Что ж, если хотите! — великодушно согласился Руперт. — Он сейчас как раз близко, мы условились встретиться на вокзале. Возьмем кеб? Да, наверное, все это его позабавит.

Вокзал на Глостер-роуд был по случайности пустым, и мы почти сразу увидели Гранта у билетной кассы. Сперва я подумал, что он покупает билет, но он все стоял и стоял, закрывая собой окошко. На самом деле он вступил в решительный спор с кассиром и от волнения сунул голову в самую кассу.

Когда мы его оттащили, он какое-то время мог говорить только о том, как распространяется в наше время восточный фатализм, прекрасно представленный простодушными, но тлетворными высказываниями кассира.

Наконец мы ему все втолковали. Если он слушал, он слушал внимательно, как и сейчас, когда шел с нами по освещенной улице, и мы дуэтом, с обеих сторон, рассказывали о таинственном доме, о молочнике, об узнице и о человеке у колонн. Наконец Бэзил сказал:

— Хотите туда вернуться — будьте осторожней. Лучше бы вам не ходить. Идти под тем же предлогом — плохо, под другим — еще хуже. Не сомневайтесь, тот человек смотрел на вас пристально. Как говорится, он запечатлел вас в своем сердце. Если вам хотелось бы справиться с этим без полиции, сделаем так: вы подождете, а я войду.

Шел он неспешно, раздумчиво, но мы в конце концов пришли и увидели таинственный дом. Величавый, густо-фиолетовый в последнем бледном сиянии предвечернего неба, он казался замком великана. Видимо, он им и был.

— Не опасно ли, — сказал Руперт, остановившись под фонарем, отчего стало видно, как он бледен, — не опасно ли тебе идти одному? Конечно, мы услышим, если ты закричишь, но эти бесы могут сделать что-нибудь… странное. Я за тебя боюсь.

— Все на свете опасно, пока мы живы, — отвечал Бэзил, поднялся по ступенькам и позвонил.

Тяжелая, почтенная дверь на мгновение открылась, вырезав квадрат света в сгущающейся тьме, и захлопнулась, погребая нашего друга. Мы поневоле вздрогнули, словно его проглотил, а потом сомкнул челюсти зловещий левиафан. Подул холодный ветер, мы подняли воротники, но за двадцать минут все равно замерзли, как льдины, скорее, от волнения. Внезапно Руперт рванулся к дому.

— Не могу больше! — начал он, и тут же мы отскочили в темноту, ибо на черной стене снова появился золотой прямоугольник, а в нем — Бэзил. Друг наш заливался смехом и говорил громко, на всю улицу. Изнутри ему вторил смех и еще два голоса.

— Нет, нет, нет! — воинственно и весело орал Бэзил. — Ничего подобного! Вот это уж полная ересь! Душа, мой дорогой, душа выше космических сил! Не нравится космическая сила? Да плюньте вы на нее! Ну, мне пора.

— Заходите опять! — донесся из дома какой-то смеющийся голос. — Мы с вами еще не додрались!

— Спасибо, зайду! — проорал Бэзил уже с улицы. — Спокойной ночи!

— Спокойной ночи, — раздалось из-за двери, и она закрылась.

— Бэзил, — хрипло прошептал его брат, — что нам делать?

— Что делать, Бэзил? — повторил я, не совладав с волнением.

— Ну, как вам сказать… — отвечал он, вдумчиво оглядев нас. — Может быть, пойдем пообедаем, а там — в театр? Я их тоже звал, они отказались.

Мы уставились на него.

— В театр? — переспросил Руперт. — Зачем?

— А что? — удивился Бэзил. — Ты теперь пуританин или толстовец? Чтобы развлечься, зачем еще!

— Господи! — воскликнул Руперт. — А эта женщина?

Бэзил засмеялся.

— А, вот ты о чем! — сказал он. — Забыл, забыл. Тут все в порядке, частное дело. Нет, как жаль, что они с нами не идут! Сядем в омнибус? Один ресторан есть на Слоан-сквер…

— Иногда мне кажется, — раздраженно перебил я, — что вы притворяетесь нам назло. Разве можно ее оставить? Какое частное дело? Если вы обнаружите труп в чьей-то гостиной, вы сочтете неудобным о нем заговорить, словно это какой-нибудь узор обоев?

Теперь Бэзил смеялся от всей души.

— Хорошо сказано! — воскликнул он. — Просто я знаю, что все в порядке. А вот и омнибус.

— Откуда ты знаешь? — сердито спросил Руперт.

— Да это же ясно! — отвечал Бэзил, держа в зубах обратный билет и роясь в кармане. — Они — не преступники. Совсем другие люди! Есть у кого-нибудь полпенса? Хочу купить газету.

— А, черт с ней! — в ярости крикнул Руперт. — Значит, ты оставишь человека в частной тюрьме, потому что поболтал с тюремщиками и они тебе понравились?

— Хорошие люди иногда совершают преступления, — сказал Бэзил, вынимая изо рта билет. — Но такие люди не совершают таких преступлений. Как, на этот успеем?

Действительно, большой зеленый омнибус тяжело двигался по темной, широкой улице. Бэзил ступил на мостовую, и еще секунда — он бы унес нас к ресторану.

— Бэзил, — сказал я, хватая его за плечо, — я не уйду с этой улицы, от этого дома.

— И я не уйду, — пылко поддержал меня Руперт. — Здесь творится черное дело. Если бы я ушел, я бы никогда не смог уснуть.

Бэзил Грант серьезно посмотрел на нас.

— Ну что ж, раз вы так к этому относитесь, займемся сыском, — согласился он, — сами увидите, все в порядке. Это два молодых ученых из Оксфорда. Очень приятные, хотя немного отравлены поддельным дарвинизмом. Этика эволюции, ну все это.

— Просветим их немного по части этики, — мрачно сказал Руперт, звоня в дверь.

— Скажи, пожалуйста, — невесело спросил Бэзил, — что ты думаешь делать?

— Во-первых, — отвечал Руперт, — войти в дом. Во-вторых, поглядеть на этих приятных ученых. В-третьих, свалить их с ног, связать, заткнуть рот и отправиться на поиски жертвы.

Бэзил гневно сверкнул глазами, а потом засмеялся.

— Вот несчастные! — сказал он. — Что ж, поделом за такие-то взгляды. — Он затрясся от хохота. — Есть в этом что-то дарвиновское!

— Надеюсь, ты нам поможешь? — осведомился Руперт.

— Как же, как же! — ответил Бэзил. — Иначе вы совсем их разобидите.

Стоял он сзади нас, глядел равнодушно, если не угрюмо, но, как только дверь открылась, оказался впереди, просто сияя учтивостью.

— Простите, ради Бога! — сказал он. — Вот двое моих друзей хотят с вами познакомиться. Можно? Вы нас примете?

— Конечно, с удовольствием, — отвечал молодой голос, и я с удивлением увидел, что дверь нам открыл один из хозяев — невысокий, крепкий, с темными вьющимися волосами и коротким носом. Был он в домашних туфлях и в куртке какого-то невиданного, ярко-лилового цвета, вероятно, присущего его колледжу.