Джорджетт Хейер - Смерть шута

Вивьен чаще других возмущалась ленью и вызывающим поведением Джимми. Она считала, что Пенхоллоу тратит на него больше средств, чем в свое время потратил на ближайший публичный дом целиком. Но другие домочадцы отнюдь не присоединялись к этим обвинениям, а сам старик Пенхоллоу все больше становился зависим именно от Джимми, предпочитая его услуги услугам Марты...

Одним словом, юноша стал воображать, что занял в доме высокое положение, каковая его мысль была опрокинута однажды метким пинком Барта, от которого Джимми покатился по лестнице, вывихнув себе запястье и сломав ребро.

Когда Джимми обернулся и стал громогласно выкрикивать оскорбления, Барт, молодой и очень крепкий джентльмен, проворно стал спускаться к Джимми, намереваясь углубить процесс обучения. Тут Джимми, все еще злобно бормоча, почел за благо смыться подальше, уже мало думая о сохранении собственного достоинства...

Приковыляв к себе, Джимми утешил себя достаточной порцией джина и в весьма просветленном состоянии заявился в комнату к Пенхоллоу, где заявил, что не станет жить в доме, где все, а не только хозяин, обращаются с ним так безобразно...

– Экий ты наглец! Ты будешь находиться там, где я тебе велю, ясно?! Ты сломал ребро, подумаешь! Так постарайся правильно вести себя с моим сынком, нечего о себе воображать! Я испортил тебя своей лаской, испортил, вот что!

Такой ответ Пенхоллоу последовал немедленно, однако чуть позже старик обнаружил, что Джимми еще и вывихнул себе кисть в придачу, по каковой причине не может ему прислуживать. Тогда гнев обрушился уже на голову Барта.

– Оставь парня в покое! – рявкнул он как-то на Барта после обеда.

– Но, отец, ведь он задирает нос! Я ему все ребра пересчитаю!

– Нет уж, мой милый, – сказал Пенхоллоу зловеще-ласковым тоном. – Он мне нужен и должен прислуживать мне. Когда меня не станет, ты сможешь себя натешить. А пока что будешь делать то, чего хочется мне, мой милый!

Барт скорчился на стуле, словно провинившийся школьник, с опаской чувствуя приближение припадка гнева у отца.

– Верно! – кивнула Клара. – Не могу промолчать. Тебе не следовало, Адам, возить его по всем окрестным соседям, представляя его как своего сына. Это в нем и породило всякие ложные мысли, уверяю тебя!

– А что, старая мамаша Венгрен жаловалась тебе? – усмехнулся Пенхоллоу. – Но эти поездки дали мне больше пользы, чем дерьмовые примочки старого Лифтона, смею тебе заметить! Я просто лопался от наслаждения, наблюдая, как эти старые глупые индюшки хлопают крыльями над снесенным мною яйцом!

Близнецы захохотали в унисон, отчего один стакан, зашатавшись, опрокинулся на скатерть. Но Ингрэм отнесся к этому высказыванию очень серьезно и поспешил вмешаться:

– О нет, сэр, как же так?! Разве позволительно делать подобные вещи? Помимо прочего, я считаю, что супруга нашего викария...

Близнецы снова выдали взрыв хохота.

– Вы бы заткнулись, молодые ослы! – повернулся к ним Ингрэм. – Как бы то ни было, в вашем положении, сэр...

– Да ну тебя к дьяволу! – отмахнулся Пенхоллоу. – Неужто ты собираешься учить меня примерному поведению?

– Я просто не знаю, как мы сможем после всего этого глядеть в глаза миссис Венгрен, – тихо сказала Фейт.

– Что до меня, – мягко заметил Юджин, еще крепче прижимая к себе Вивьен, – я не испытываю непреодолимого желания смотреть в глаза супруге викария.

– У меня как-то была лошадь с мордой точь-в-точь такой же, как у миссис Венгрен! – заметила задумчиво Клара. – Ты ее должен помнить, Адам, такая гнедая с белым пятном на груди. У нее была дурная привычка всегда пытаться взять барьер выше ее лба...

– Кстати, о лошадях, – оживленно повернулся Барт к Раймонду. – Наш конюх Вине говорит, что у них появилась пузырчатка!

– Что это еще за дела? – строго переспросил Пенхоллоу. – Если в конюшне появилась больная лошадь, немедленно избавляйтесь от нее!

– Вздор! – проронил Раймонд, возвращаясь к чтению газеты. – Следите за своими лошадьми, а с моими я как-нибудь сам управлюсь...

– Я бы лучше ее пристрелил! – заметил Конрад. Юджин зевнул и сказал лениво:

– Можно только благодарить Бога за то, что я не ваша лошадь... Ну ладно, Рай, сотри ее с лица земли, во имя мира и прогресса и давай забудем об этом...

– Надо попробовать примочки! – деловито посоветовал Барт.

– Прошу вас всех помолчать! – слегка поднял голос Раймонд. – Это только легкая потертость, ничего более. Неужели я вчера родился, как вы думаете?

– Двуйодистая ртуть! – с озабоченным лицом сказал Пенхоллоу. – Вот уж средство – лучше не придумаешь. Втирать надо каждый день.

Раймонд усмехнулся и уклонился от дальнейшего участия в дискуссии, которая становилась все оживленнее и оживленнее. Старик Пенхоллоу стал вспоминать случаи из своей многолетней практики ухода за лошадьми, близнецы спорили о сути новых веяний в ветеринарии, а Ингрэм с Кларой вставляли свои замечания в те моменты, когда, как им представлялось, они могли быть услышаны сквозь гвалт.

Фейт сжала зубы и постаралась уйти внутрь себя, в тот мир, где не было лошадей, грубых хохочущих юнцов, ужасных, плотно заставленных дубовой мебелью спален, в одной из которых ей приходилось большую.

– Если бы я был на твоем месте, отец, я этого наглеца и на порог дома бы не пустил...

Поскольку разговор происходил при всех (Пенхоллоу как завел обычай обедать всей семьей вместе, так уж ни за что не хотел от этого отказаться), то все домочадцы приняли посильное участие в обсуждении различных недостатков Джимми. Даже Ингрэм, прокашлявшись, высказался в том смысле, что отсутствие Джимми сделало бы атмосферу в доме более приятной... Конрад даже сказал, что потерял как-то несколько вещичек, которые впоследствии обнаружились в карманах Джимми...

– Вы все, негодяи, завидуете бедняге Джимми! Вы ревнуете его ко мне! – загремел Пенхоллоу. – Вы все боитесь, что я завещаю ему что-то! А ведь он единственный из всей вашей своры, который хоть немного печется о своем старом отце!

Все прекрасно понимали, что у старого Пенхоллоу нет ни малейших иллюзий относительно дурного воспитания своих отпрысков, в том числе и Джимми, но он говорит это все только с целью досадить всем разом. Но только Раймонд оказался способен наплевать на брошенный вызов – он только коротко рассмеялся.

Все остальные стали бросаться на Джимми еще пуще... В свете масляной лампы, которой, как встарь, освещалась столовая, все это выглядело зловеще, все более и более зловеще...

– Завидовать? – переспросил Ингрэм. – А тем более ревновать? Кого, Джимми Ублюдка? Это уж слишком сильно, отец, сбавь обороты!

– Он хороший парень! – не сдавался Пенхоллоу. – И даст Бог, и я сделаю ему что-нибудь хорошее!