Джорджетт Хейер - Смерть шута

Но оставалось еще несколько хозяйственных вопросов, с которыми Ингрэм, безусловно, столкнется в течение ближайших двух-трех недель. Раймонд обмакнул перо в чернильницу и стал писать письмо Ингрэму.

Это было странное предсмертное письмо, в котором сухим языком излагались деловые вопросы и предлагались некоторые пути их решения; в этом послании не было ни единого намека на то, что Раймонд собирался сделать с собой... Он приложил листок с описью необходимых документов, вложил письмо в конверт, сунул туда же ключи от своего сейфа. Потом надписал конверт и запечатал его сургучом.

Конверт он оставил прямо на пюпитре и тяжело поднялся из-за стола, положив револьвер в карман. В пепельнице на столе лежала его трубка с не вытряхнутым табаком, и он протянул руку, чтобы выбить его. Потом до него дошло, что курить эту трубку ему больше не придется и он с легкой улыбкой просто бросил ее в мусорный ящик...

Он окинул свою комнату прощальным взглядом. Да, Ингрэм не станет поддерживать здесь такой идеальный порядок... Он неряшлив, и все важные бумаги у него вечно навалены кучей... Даже трудно себе представить Ингрэма, хозяйствующего в этой комнате... И вообще – в Тревелине... И Раймонду стало больно от мысли, что Ингрэм может пустить на ветер поместье, которое Раймонд, худо ли бедно, но вел все эти годы...

Проходя по коридору, он встретил Марту, которая враждебно взглянула на него и отвернулась. Ну что ж, подумал Раймонд, хорошо, что я принял такое решение. Если Джимми даже удалось бы сбежать в Америку или Австралию, я не перенес бы этого отчуждения. А ведь Марта была моей кормилицей...

Пока шел по саду, он заново стал осмысливать все возможности и пришел к выводу, что вне зависимости от произошедшего убийства его собственные шансы были очень сомнительны. Ведь по пути в Австрию, где он родился, и назад в Англию их могло встретить множество людей, которые потом могли бы раскрыть эту тайну. А он дрожал бы всю жизнь, не зная, в какой момент все вдруг рухнет и он окажется пригвожденным к позорному столбу... Нет уж, лучше оборвать все одним ударом! И потом, если он покончит с собой сейчас, возможно, никто и не узнает, что он был незаконнорождённым сыном Пенхоллоу... По крайней мере, о нем сохранится память как о наследнике Пенхоллоу из Тревелина...

Когда он вошел в конюшню, к нему подошел конюх Вине с разными мелкими вопросами, требующими его решения, и Раймонд с удивлением констатировал, что внимательно слушает конюха и что-то дельное отвечает ему... Странно. Какое это имеет сейчас значение для Раймонда? Никакого. И все-таки он отдает приказания, которые через пару дней мог бы отдать Ингрэм...

Потом он подошел к стойлу, где заржал, завидя хозяина, его любимый жеребец. Конь знал, что Раймонд всегда приносит с собой что-нибудь вкусненькое... И Раймонд полез в карман, достал несколько кусков сахару и угостил своего любимца. Да, ведь в сущности ни одного человека во всем свете Раймонд не любил так, как любил своих лошадей...

Ну что ж, пора! Раймонд еще раз окинул взглядом конюшни, любовно им обустроенные, и снова вскочил в седло. Он поехал на верхний паддок.

Там он придержал поводья и некоторое время рассматривал резвящегося Дьявола. Да, будем надеяться, что Ингрэм не даст Кону объезжать жеребца. Не умеет Кон управляться с лошадьми... Он слишком нервничает, слишком торопит лошадь, ему нельзя поручать такого классного жеребца. Дай Бог, чтобы у Ингрэма хватило благоразумия. Иначе пропадет жеребец.

Раймонд с трудом отвел глаза от жеребца и посмотрел в сторону Тревелина. Замок виднелся сквозь нечастую сеть ветвей; из печной трубы поднимался в голубое небо легкий дымок и таял в спокойном, безветренном воздухе. Значит, на кухне готовился обед... Он еще раз охватил взглядом весь дом, повернул коня и поехал прочь.

Он приехал к берегу Мура, на то самое место, где прогуливался в тяжелых раздумьях несколько дней назад, когда узнал свою гибельную тайну... Почему он снова направился туда? Трудно сказать. Но он всегда любил смотреть на тихое течение Мура, и особенно ему нравился именно этот уголок...

Но здесь часто появлялись и туристы – он с тревогой думал, что кто-нибудь может нарушить его уединение. Он огляделся и слез с коня. Никого поблизости не было. Легкий ветерок освежил его лицо, Раймонд почувствовал знакомый запах речной воды, и приступ страшной ностальгии заставил его полезть за платком...

Впрочем, стоит ли переживать, подумал он. В конечном счете, я прожил сорок лет. Многие мои сверстники были убиты на войне гораздо раньше. И потом, как хорошо, что я не женат. А что бы я делал, будь у меня жена и дети! Нет уж, Ингрэму я не пожелаю своей доли...

Он снял с коня уздечку и погладил его по крутому боку.

– Смотри дружище, не рванись, а то сломаешь себе ногу! – предупредил коня Раймонд и легонько подстегнул его. Удивленный жеребец пошел прочь легкой трусцой. Раймонд смотрел ему вслед несколько секунд. Потом он подумал, что тянуть с этим делом нечего, и достал из кармана заряженный револьвер...

Отсутствие Раймонда за чаем не вызвало ни у кого никаких особых эмоций. Барт сказал, что видел его в конюшне и, скорее всего, Раймонд поскакал оттуда на конезавод. Сам Барт ездил смотреть Треллик и нашел, что в доме там необходимо многое переделать и починить, прежде чем они с Лавли смогут поселиться в Треллике. Он хотел бы перебраться туда как можно быстрее. Теперь, после смерти отца, а в особенности после ссоры и драки с Конрадом, оставаться в Тревелине для Барта было пыткой. Он не мог заставить себя даже подойти к огромной, нынче опечатанной отцовской спальне, и даже один вид жирной собаки Пенхоллоу был для него мучителен. А собака, чувствуя, что из всех детей Пенхоллоу больше всех ее любил Барт, все время жалась к нему, терлась о его ногу с жалобным поскуливанием... И Барт, скрепя сердце и удерживая слезы, трепал ее за ухом и под угрозой физической расправы запретил Юджину даже в шутку говорить о том, что псину надо пристрелить, чтоб не мучилась...

Посмотреть, как идут дела в Тревелине, приехал Клиффорд, однако Розамунд он с собой не взял. Супруга умудрилась насмерть разругаться с ним, что крайне трудно было сделать, учитывая ангельский характер Клиффорда. Однако дошедшие до Розамунд вести о происшествии в Тревелине заставили ее просто визжать о грязном скандале, который раздувается вокруг этой семейки, и требовать от мужа ни в коем случае не показываться там, пока страсти не улягутся. Иначе, кричала она, пострадает не только его собственная репутация – это может отразиться на девочках! Она заявила, что на ней лежит ответственность за будущее дочерей, а играть с этим будущим она не позволит!