Татьяна Степанова - Все оттенки черного

Утром первого отпускного дня просыпаешься как в волшебном царстве. Катя, открыв глаза, минуты три блаженно созерцала потолок над головой. А колыхание штор от ветра, проскользнувшего в комнату через открытый балкон, вызвала у нее самую глупейшую счастливую улыбку: господи, красота-то! Солнышко на голубеньком небе, август на дворе, лето, золотые деньки. И две недели полнейшей свободы. Как Вицин говорил: «Жить хорошо!» Катя зарылась лицом в подушку, как в теплую норку, — эх, а хорошо жить еще лучше! Жить…

Тут кто-то весьма бесцеремонно дернул ее за ногу. Вот так всегда. Квадратная фигура заслонила и окно, и солнышко. Вадим Андреевич Кравченко — супруг ты мой разлюбезный! Катя приоткрыла один глаз — еще небрит, рассеян и хмур. Весь в досаде и расстроенных чувствах. Они расстраиваются у «драгоценного В. А.» всякий раз, когда за днем выходным приходит день рабочий. И нужно вставать спозаранку и идти, как он выражается, «служить». А чем, собственно, драгоценный В. А. недоволен? Работой? Так кругом сейчас орда тех, кто вообще работы не имеет: мужички за любое мало-мальски денежное место чуть ли не зубами держатся. А он еще… Лодырь, капризный лодырь…

— Катька, марш, одна нога здесь — другая там! Мне три яйца, котлету — остались вчерашние — нет? Сок достань из холодильника, пусть отойдет, а то у меня гланды прихватило и… Быстренько, быстренько! Шевелись давай, завтрак варгань, а то мы опаздываем по-дикому!

Ишь ты, раскомандовался. Катя блаженно жмурилась, не торопясь вставать. И кто это, интересно, тебе завтра будет «варганить» завтрак? Купишь себе, дорогуша, пельменей и будешь их лопать и на завтрак, и на ужин, потому что к кулинарии и домоводству ты не приучен. И тут она вспомнила — он же сказал: опаздываем! Сколько же времени? Часы показывали половину восьмого. Всего-то! Ах да, они же еще должны заехать за Нинкой на Белорусскую, а потом Кравченко отвезет их в эту Май-Гору — он вчера говорил, что отпросился у шефа только до одиннадцати. Он отвезет их на дачу и вернется в Москву, а они с Ниной останутся и все эти две долгожданные недели отпуска сами себе будут царицы.

— Катька, да ты что, еще не встала?! Шевелись, и так ведь проспали. — Кравченко «шевелился» как слон в посудной лавке. — Я кому говорю?

Катя начала улиткой сползать с кровати. Проспали— ишь ты. Сам виноват. Дело все в том, что слова« желания мужчин ночью и утром — это две огромные разницы. И, как всегда, она послушно идет у драгоценного В. А. на поводу. И утром, и ночью, и…

Катя опять поймала себя на том, что блаженно-глупо улыбается. Итак, Кравченко на эти две недели остается кругленьким сироткой. Интересно, будет; ли он изменять? Впрочем, дешевками он брезгует, а с женским персоналом компании его работодателя Чугунова все уже, кажется, было-перебыло и быльем поросло.

На пороге ванной она обернулась. Их взгляды встретились. Кравченко чуть улыбнулся. И… и две долгожданные недели отпуска в этой чудесной Май-Горе среди дачного парадиза представились Кате вдруг принудительным сроком отбытия наказания. Ведь Кравченко не едет с ними — она словно впервые поняла, что это для нее значит. У него в августе самая запарка на работе: его работодатель Чугунов в условиях экономического кризиса пытается наладить пошатнувшиеся дела.

Не далее как завтра Чугунову предстоит бизнес-командировка в Тюмень. И начальник службы безопасности Вадим Кравченко должен будет сопровождать его в этой поездке вместе с многочисленным «штатом» обслуги.

Идея провести отпуск без Вадьки, да еще на старой-престарой даче, принадлежащей родителям подруги, ей-богу, никогда бы не пришла Кате в голову, если бы… Тому, увы, было несколько причин. Кризис подкосил их финансы — раз сразу стало не до вояжа на Кипр или в Испанию, о которых они с Вадькой так мечтали. Во-вторых, на работе по графику отпуск Кате полагался именно в начале августа. И отказаться от него значило бы потерять лето, заменив его на унылый домашний отпуск в ноябре. А в-третьих…

Третья причина ее поездки в Май-Гору и была самой главной. А крылась она в Нине Картвели и в той напряженной ситуации, которая разом вдруг сложилась вокруг нее, ее разгильдяя и гуляки мужа и ни в чем не повинного будущего ребенка. Нину Катя знала с семи лет — они ходили в одну музыкальную школу имени Могучей кучки в Стремянном переулке. Их семьи дружили с незапамятных времен. У Нины были отличные музыкальные способности — она играла на виолончели. У нее был и голос — совсем недурное сопрано. Но она не поступила в консерваторию, как мечтала, а продолжила семейную традицию. А в семье Картвели все были врачами.

Дед Нины был выдающимся советским микробиологом, бабка гинекологом, отец кардиохирургом, мать урологом, а красавица-мачеха окулистом. Увы, но все члены этой разветвленной медицинской династии были крайне несчастливы в личной жизни. Дед Нины Тариэл Картвели женился и разводился на протяжении всей своей долгой жизни. В 90-м за гробом этого колоритнейшего и старейшего членкора Академии медицинских наук шли на Новодевичьем кладбище, помимо безутешной вдовы, и три его бывших, тоже безутешных супруги. Отец и мать Нины тоже развелись, когда ей не исполнилось и четырнадцати. Оба имели по новой семье, а Нина по своему желанию жила с отцом.

Отец Нины пять последних лет работал по контракту в Национальном кардиологическом центре в Абу-Даби. Могла уехать работать на Ближний Восток и сама Нина, но ее в то время удержал дома бурно и скоропалительно начавшийся роман с ее будущим мужем Борисом Бергом.

То, что Нина и Борька в конце концов поженились, всегда было для Кати величайшей загадкой природы. Более разных по складу характера людей трудно было себе представить! Борьку они тоже знали сто лет. Он тоже в незапамятные времена посещал музыкальную школу имени Могучей кучки. На Нину, как, впрочем, и на Катю, он тогда обращал ноль внимания. Он бредил футболом и Марадоной, а родители упрямо заставляли его «пилить» на скрипке, пламенно веря, что из Бори выйдет второй Сергей Стадлер.

После окончания музыкальной школы их пути на время разошлись. Встретились они лишь много лет спустя на вечеринке у старинного приятеля Кати и Кравченко — Сереги Мещерского. К тому времени черноокая и серьезная Нина после окончания мединститута — она выбрала себе вечно востребованную профессию зубного врача — уже работала в медицинском кооперативе на Волхонке. А Борька — Бэн, как его звали близкие друзья, — с грехом пополам окончив «Щуку», подвизался в качестве помрежа в одном полунищем театральном подвальчике на Ордынке.

Нине он, по глубокому убеждению Кати, в тот вечер сразу вскружил голову. Правда, перед Бэном мало кто мог устоять. Он был Дракон в сочетании со Львом, а это для мужчины — гремучая смесь обаяния, интеллекта, шарма, волокитства и легкомыслия. Их бурный роман закончился браком. И жили они поначалу очень даже неплохо, потому что, по выражению Кравченко, «не напрягали друг друга». Добытчиком в доме была Нина — в своем зубном кооперативе она зарабатывала вес же лучше, чём ее коллеги в районной поликлинике. А Бэн был но уши в своих театральных делах, которые и прежде никак не клеились, а с наступлением «черного» 17 августа перестали клеиться окончательно.