Татьяна Степанова - Врата ночи

— Ну, ты же сам только что перечислил признаки менталитета ассирийца...

В первом зале послышались громкие мужские голоса. Катя пошла на них, как идут в лесу на долгожданный зов. Она увидела Белкина, а рядом с ним какого-то невзрачного щуплого блондинчика, одетого крикливо и ярко: в модные полосатые летние брюки клеш и в ядовито-лимонную водолазку с короткими рукавами, Мещерский шел за ними. Он держал какую-то картонную папку, набитую бумагами. Смотрел он на собеседника Белкина как-то странно — напряженно и выжидательно. Потом вежливо посторонился, пропуская в зал их четвертого спутника. По паркету простучали каблучки — вошла молодая женщина, смуглая, гибкая. На вид лет тридцати. Черные прямые волосы падали ей на плечи. Яркая дорогая косметика подчеркивала привлекательность ее немного цыганского лица. Одета она была стильно и скромно: в бежевый летний брючный костюм. Руки украшали чеканный серебряный браслет и колечко с опалом.

— Ну, вот и мы, — сказал Кате Белкин. — Как вы тут, осмотрелись? Не скучали?

Его спутники поздоровались каждый по-разному: «Лимонная водолазка» едва кивнула, брюнеточка улыбнулась Кате вежливо и приветливо.

— Толя, давай отберем, что, на твой взгляд, удачно, и я пойду. А то у меня сегодня еще дела на вечер, — сказала она, подходя к столу.

— Какие такие дела, Янчик? — осклабилась «лимонная водолазка», которую, оказывается, именовали Анатолием.

— Валя, лучше помоги мне ты, — в голосе брюнетки послышалась досада.

— Екатерина, Сергей, — Белкин поманил их к столу. — Вот взгляните-ка, как, по-вашему, впечатляет?

Катя и Мещерский подошли взглянуть на рисунки. Мещерский не расставался с папкой, прижимал ее к груди, словно это была великая драгоценность. Катя чувствовала: Серега снова чем-то сильно встревожен. И ей показалось, что именно присутствие «лимонной водолазки» действует на него таким странным образом.

Что это? Ведь они встретились тут впервые. Или же...

— Очень сильно, экспрессивно, — сказала она, разглядывая наброски, сделанные черным фломастером, — точная линия контура, стилизация сцен, запечатленных на ассирийских барельефах. — Вы отличный художник...

— Яна, — представилась брюнетка. — Художник-аниматор.

Беседой завладел Белкин. На правах хозяина он, видимо, решил, что посетителей музея следует познакомить друг с другом. Катя, однако, заметила, что рассказывал он им друг про друга как-то однобоко: в его наложении Мещерский был сотрудником туристического агентства. Катя, как говорится, «при нем». Вся же остальная информация касалась Анатолия и Яны. Причем «лимонная водолазка» тут же активно и бесцеремонно вклинилась в разговор.

— Любите духи? — чуть ли не агрессивно напустился он на опешившую от неожиданности Катю.

— Конечно.

— Я не имею в виду, когда вы сама капаете на себя «Енти Ямамото» перед зеркалом, — осклабился он, хищно принюхиваясь. — Меня интересует, нравится ли вам, когда ваш мужчина излучает дорогой аромат?

— Мой мужчина излучает?.. — Катя смерила «водолазку» взглядом. — Ну, смотря сколько он выльет на себя туалетной воды. А вы что — понимаете в духах?

— А вы? — Он вдруг извлек из заднего кармана брюк флакон-пробирку, снабженную пульверизатором. — Всюду вынужден брать с собой этот мускус. Для создания настроения. Ну как вам? Ничего запашок?

Вопрос был задан уже не Кате. «Водолазка» резко и невежливо отвернулась и сунула флакон чуть ли не под нос Мещерскому.

— Брось прикалываться. — Яна отобрала у него флакон. — Как малый ребенок! Я же сказала тебе — я тороплюсь, и людей мы задерживаем. Мы сейчас уходим, не будем вам мешать, — с ноткой извинения обратилась она к Мещерскому и Белкину.

Тот чуть усмехался и снова на правах хозяина поддержал беседу. И мало-помалу из этой сумбурной перепалки Кате стало ясно, отчего подслушанный ею в стенах института обрывок разговора затронул такие причудливые и совершенно не связанные темы, как «ассирийский менталитет Хусейна», мужская парфюмерия и художественная мультипликация.

Фамилия Анатолия была Риверс, и он был не парфюмер, а как он представился — клипмейкер. Он был подвижен как ртуть, взбалмошен, и Кате отчего-то напомнил одновременно и флюгер, и петуха, чувствующего себя падишахом в своем маленьком курятнике.

— Снимаем, финансируем клип, конечно, не мы где уж нам с нашей нищетой. Снимают и финансируют французы. Рекламный клип новой линии мужской парфюмерии «Евфрат». Французы — прагматики. Иракский кризис который год будоражит общественное мнение на Западе. Американцы мечут в Хуссейна «томагавки», французы изобретают новые духи под названием «Евфрат» — аромат третьего тысячелетия, аромат мужской силы, агрессии, страсти, южного темперамента. Кровь и сперма пустыни. Эссенция грез о вчерашнем и завтрашнем дне, впитанный в речной ил Логос. — Риверс прыснул из пульверизатора себе на ладонь. В зале запахло терпкими духами, одновременно свежими и приторными, тяжелыми и приятными. — Решено, что в клипе должны быть использованы ассиро-шумерские мотивы и натурные съемки из Ирака. Но страна вот уже более десятка лет закрыта для Запада. Ну, вот нам и подфартило. Часть съемок в Междуречье было поручено сделать студии «Пятый меридиан», которую я и представляю. «Музей института консультирует этих киношников так же, как и Серегиных клиентов, — решила Катя. — Но что это с Сережкой творится? Чего он так уставился на этого типа?»

— В клипе будут элементы мультипликации? — спросила она Яну.

Та сначала устало кивнула, потом пожала плечами — да, нет? Было видно, что болтовня Риверса ей надоела, она явно куда-то торопилась, то и дело перебирая бумаги на столе.

— Валентин, удели мне еще минуту, — в который раз попыталась она обратить внимание Белкина на свои рисунки.

— Это пойдет, вот это, это тоже хорошо, — он отобрал несколько набросков, на которых были жанровые сцены, скопированные с барельефов, и эскизы ювелирных изделий, выставленных в зале музея.

— И это тоже давай, дикий колорит, — сунулся Риверс.

— Не годится, — Белкин отложил в сторону крупный эскиз золотого браслета. — Это египетская находка. Обнаружена нашими сотрудниками еще в годы строительства Асуана. Период Среднего царства, семнадцатая династия.

— Значит, я ошиблась. — Яна с сожалением вздохнула. — Очень красивая вещь. Я ее долго разглядывала. Там на внутренней стороне браслета вроде какая-то иероглифическая надпись.

— Это оберег. Браслет-амулет, посвященный богу-крокодилу Сокнебтюкису, — сказал Белкин. — Надпись давно дешифрована. Тот, кто изготовил амулет, просил защиты «от злых духов, от мертвеца и от безумного».

— А что, древние испытывали страх перед сумасшествием наравне с ужасом перед сверхъестественным — мертвецами, демонами? — вдруг спросил Мещерский. До этого он рта не раскрывал, молча стоял у стола, разглядывал рисунки.