Татьяна Степанова - Врата ночи

А потом все смешалось, появились новые лица, музыка заиграла громче. Яну Катя увидела еще раз, издалека. Теперь возле нее были Алагиров и его сестра. Возле балерины-орленка увивался какой-то тип в отличном костюме.

За столом они с Мещерским оказались напротив Скуратова и Астраханова. Последнего поминутно отвлекали разговорами — то один подойдет с другого конца стола, то другой, то кто-то из охраны, то официанты. Похоже, банкетом, точнее, его полной организацией распоряжался здесь именно он. На столе стояло дорогое марочное грузинское вино и русская водка. Сам Астраханов пил «Твиши», и то немного. Когда никто к нему не обращался, не теребил по пустякам, он редко вставлял в общий разговор слово, — больше слушал. Правда, именно он, когда Скуратов их познакомил, сделал Кате вежливый и лестный комплимент, похвалив ее «чудесные волосы».

Катя вздохнула украдкой: как она радовалась посещению французской парикмахерской, как мечтала, Чтобы ее оценили те, чье мнение ей было небезразлично. Но обстоятельства сложились так, что Катиных стараний никто не заметил. Кравченко буркнул что-то невразумительно-одобряющее. Мещерский со всеми своими страхами и переживаниями был как слепой. И вот ее заметил и оценил совершенно чужой человек, которого она видит-то впервые в жизни и, дверное, никогда более с ним не встретится.

Ей смертельно хотелось дотронуться до серебряных газырей на груди Астраханова. Точно ли это серебро? А эти штуки старинные? И есть ли там порох и пули? Вблизи, за столом, Астраханов, правда, показался ей иным: массивная, немного рыхлая фигура, одутловатое, хотя и красивое, гладко выбритое лицо. Усталые глаза, серые, как осеннее небо. «Эх вы, генерал Чарнота, — грустно-насмешливо думала Катя, — атаман Семенов, генерал Шкуро. Бледная гвардия... Вон седина на висках пробивается, а все еще тянет вас играть в казаки-разбойники...»

С Астрахановым она почти не разговаривала. Зато со Скуратовым они беседовали. Несмотря на полноту, он показался Кате чрезвычайно симпатичным.

— Сергей, вы плохо угощаете свою очаровательную спутницу, — заметил Скуратов шутливо-строгим тоном. За столом всей своей манерой держаться и, главное, завидным аппетитом он напоминал ей Кравченко. — Вот рекомендую, попробуйте наше фирменное. Маринованные груздики. Не волнуйтесь, Катенька, это не ресторанная стряпня. Свои, домашние, друзья присылают из муромских лесов.

Катя смотрела на маринованные «груздики» в хрустальном лоточке. Рядом стояла вазочка с черной икрой.

— Хороший стол — это уже что-то по нашим временам. А когда еще и компания подбирается...

Скуратова перебили. Настало время тостов. А пить господа военные историки умели красиво и со смыслом. Пили за... Господи, Кате никогда не доводилось слышать столько тостов и по таким разным поводам. Были тут тосты торжественные и патетические, были героические со слезой, державные, патриотические, монархические, проправительственные, пропрезидентские, военные, галантные, были и шуточные, смешные до слез. Кате все хотелось услышать какой-нибудь настоящий фольклорный — «терско-казачий». Особенно ей понравилось, когда мужчины, стоя, пили здоровье войскового атамана — ей все казалось, вот сейчас осушат бокалы и грохнут их со смаком об пол — только хрустальные брызги веером. Но нет, выпили и аккуратненько поставили бокалы на скатерть.

— Катя, а теперь попробуйте вот это. Старинный грузинский рецепт. — Скуратов потянулся к блюду, намереваясь на правах хозяина в который уж раз угостить их с Мещерским. — Эх, аппетит — враг мой. — Он со вздохом указал глазами себе на живот. — И чего только не пробовал, чтобы немного сбросить вес.

— Есть одно кардинальное средство, — участливо заметила Катя.

— Какое же? — оживился Скуратов.

Она смотрела на маринованные «груздики». Эх, была не была, назвался груздем, полезай...

—Любовь.

— Серьезно?

— Да. Я вот влюбилась однажды и похудела на пять килограммов.

— Класс! — Скуратов смотрел на нее. — Ну и как же? Что дальше было?

— Ничего. Я просто худела, таяла как свечка.

— И чем же дело закончилось?

— Увы, ничем, — Катя лукаво улыбнулась.

— Значит, только несчастная, безответная любовь способствует потере веса?

— Увы. Но это дело чисто индивидуальное. Не знаю, как у вас, Алексей Владимирович...

—Алексей, пожалуйста...

—Но у меня именно так.

— Надо будет тоже попробовать. Врезаться этак безоглядно по уши в прекрасную нежную девушку... Сколько, вы сказали, кило долой — пять?

Они посмотрели друг на друга и расхохотались. И Кате показалось: она знает Скуратова давным-давно. И тут ей снова вспомнились рассказы Кравченко и Мещерского о нем. И его прозвище Бизон, и выходка матерью, которую он довел до инфаркта, и то, что он (по словам Мещерского) якобы пусть в шутку, но считает себя потомком злодея Малюты. «Горчица есть такая — „Малюта Скуратов“, — подумалось Кате. — Сама в магазине видела. Едкая!» Когда ужин подошел к концу, и официанты сервировали стол к чаю, все покинули столовую. Где-то начались мужские разговоры в сигаретном дыму. Мещерского отозвали в сторону, его снова с кем-то знакомили — с нужными людьми. Катя в одиночестве сидела на кожаном диване в гостиной. Смотрела на носки своих замшевых туфель. На узорный ковер на полу. Она понимала: Мещерского «прописывают» по полной программе. И сейчас не нужно ему мешать. Пусть потолкуют, присмотрятся друг к другу, обсудят дела. Мужчины!

Оркестрик выдохся, умолк. Музыканты отправились перекусить. Катя прошла через опустелый зальчик — пюпитры, на них раскрытые ноты, виолончель, прислоненная к стулу, скрипка, альт...

У окна, закрытого жалюзи, она увидела Яну. На ней тоже было вечернее платье — вишневое, удивительно шедшее к ее смуглой атласной коже и смоляным волосам.

— Здравствуйте, Яна, — светло поздоровалась Катя. Женщина обернулась. Вроде бы сначала не узнала, потом узнала, приветливо улыбнулась. Однако Катя видела: что-то ей не очень весело на этом празднике жизни и грузинских марочных вин.

— И вы здесь, надо же... Получается, у нас с вами общие знакомые.

— Получается, — сказала Катя. — Но я почти никого здесь не знаю, кроме Белкина. А с хозяевами дома познакомилась только сегодня.

— Еще узнаете, все впереди. — Яна смотрела в глубину комнат. Там в толпе гостей рядом с Мещерским и Белкиным стоял Скуратов.

— Как продвигается ваша работа в музее? — вежливо осведомилась Катя.

— Так. Ни шатко ни валко.

— А мне ваши рисунки очень понравились. Стильный бы вышел клип, если бы ваша работа была использована.

— Серьезно? — Яна произнесла это с той же интонацией, что и Скуратов.

— Хотелось бы даже еще раз взглянуть.