Татьяна Степанова - Родео для прекрасных дам

Но из кустов никто не выскакивал. Вокруг было тихо. Только где-то вдали в лесу ухнул филин. Петухов сразу узнал его — он не раз слыхал уханье филина в детстве, в родной деревне. Но одно дело деревня, а другое — ночная дорога, ведущая в известный загородный отель-клуб.

— Лева, что там? — раздался тревожный оклик жены.

— Ничего. Тут, кажется, шофера нет, — Петухов неуверенно потрогал ручку дверцы, дернул, и она легко, плавно открылась. И почти сразу из салона прямо на руки ошарашенного Петухова выпало, словно тряпичная кукла, обмякшее тело.

Петухов с хриплым воплем отскочил. В свете единвенной фары он видел раскинутые руки, запрокинутое лицо — белое, как простыня, и мертвое. Это был крупный дородный мужчина в костюме. На виске его и на белой сорочке спереди было что-то темное, смахивающее в зыбком желтом свете на черный лак.

— Лева, кто это?! — воскликнула жена Петухова. Но он не знал, кто это был, — в смятении рвал из кармана брюк мобильный телефон. От волнения он забыл все номера, по которым сюда на дорогу к разбитой машине и этому мертвому телу можно было вызвать хоть кого-то. В памяти назойливо вертелся лишь номер 911 из виденного накануне по телевизору американского боевика.

— Ребят не выпускай! — крикнул он жене. — Они не должны это видеть!

Даже в такой ситуации он свято помнил, что он, Петухов, — опора и защита своей семьи от всех бед и невзгод.

В полночных телефонных звонках нет ничего, кроме грядущей беды.

Катя проснулась от звонка. В комнате было темно. Самый глухой предрассветный час — три без четверти.

Все было, как и в тот раз, когда такой же неурочный звонок разбудил их с Марьяной вестью — страшным сюрпризом.

Катя не сразу взяла трубку. Может, все-таки кто-то ошибся? Спьяна, возвращаясь из ночного клуба, набирая непослушными пальцами номер очередной пассии? Но телефон звонил, требовал, приказывал подчиниться.

— Катя, я тебя с постели подняла? Катя, проснись! — звонила Марьяна, сама сонная и растерянная. — Катя, кирпич! Ты слышишь меня? Кирпич, чтоб его! Ты была права.

— Кто? — спросила Катя. — Кто убит?

— Усольский. Его нашли в машине на дороге в шести километрах от «Паруса». Туда прокуратура уже выехала, опергруппа, наши. Я тоже сейчас еду туда.

— Как его убили, известно?

— У него пули в башке, — Марьяна задохнулась. — Черт, я не думала, что все так далеко зайдет. Катя, Катька, ты не бросишь меня там, среди них, одну на съедение? Ты… приедешь?

— Я приеду. Я доберусь. Ты не волнуйся так, Марьяна. Как-нибудь, на чем-нибудь я до вас доеду.

Катя положила трубку. Села. Обняла подушку.

Осколки кирпича — сброшенного им на голову чьей-то меткой, не знающей жалости рукой, лежали здесь, в комнате на полу.

Катя видела их даже в темноте совершенно отчетливо.

То, что дело забирает областная прокуратура, стало известно почти сразу — на место выехала целая прокурорская бригада и многочисленные кураторы. Щеголевцы — не только Марьяна и оперативники, но и сам начальник отдела внутренних дел как-то сразу и очень решительно были отодвинуты в тень весьма энергичными и самоуверенными следователями прокуратуры.

Катя все-таки сумела добраться до Щеголева в ту ночь. Как она туда добиралась — это была отдельная история. Попробуйте, выйдите в три часа ночи на Фрунзенскую набережную, проголосуйте. Машины на набережной по пальцам можно пересчитать, но почти каждая из них остановится возле вас, если вы — женщина, да к тому же еще и молодая. Все как один водители поинтересуются: сколько берешь, малышка? И куда поедем — к тебе, или, может, ко мне?

Катя дважды за эту ночь пожалела, что ей, как сотруднику пресс-службы, не выдавали табельного оружия. Было бы сподручнее отвечать на подобные вопросы с «Макаровым» в руке.

На ее счастье, ей повстречался патруль ППС. Москвичи-коллеги объезжали свои ночные владения и, естественно, проявили интерес к одинокой фигуре, голосующей у края проезжей части. Быть принятой сослуживцами за «ночную бабочку» — для действующего сотрудника милиции, офицера это как-то не того, чревато. Катя поспешно объяснила коллегам, кто она и куда так рвется попасть среди ночи. Патруль ППС довез ее до сопредельного участка. Катя пересела в быстроходный «Форд» ГИБДД — ее в мгновение ока домчали до МКАД. Водитель, облаченный в бронежилет, явно помешанный на скорости, всю дорогу скромно хвалился своей победой на ралли Москва — Санкт-Петербург, в которых участвовал как гонщик «Динамо». Из вежливости Катя не перебивала его, хотя лихорадочно думала о том, что ждет ее там, в конце пути.

На посту ГИБДД она после недолгих переговоров пересела в машину еще одного экипажа ДПС. Они и доставили ее туда, где были уже все, все, все, а также успевший остыть труп Ореста Григорьевича Усольского.

Участок шоссе был блокирован. Вдоль обочины длинной вереницей выстроились милицейские машины, передвижная кримлаборатория, новенькие прокурорские «Волги». Все вроде было, как всегда на местах серьезных происшествий. И вместе с тем — Катя всегда это остро ощущала в такие моменты — все было как впервые.

Тело уже успели извлечь из машины. Оно лежало на носилках рядом с машиной «Скорой помощи». А прямо над «Скорой» в тусклом серо-зеленом небе маячил лунный диск. Его то и дело перечеркивали какие-то быстрые бесшумные тени.

— Летучие мыши, — сказала Марьяна, заметив тревожный Катин взгляд, — много их. Одна прямо на ветровое стекло плюхнулась. Ну, они же слепые совсем…

Они подошли к носилкам.

— В него тоже выстрелили трижды, как и в Лосева, — Марьяна указала глазами, на что обратить внимание в первую очередь. — С близкого расстояния, почти в упор. Видимо, стрелявший сидел с ним рядом в салоне машины на пассажирском сиденье. Одна пуля попала в нижнюю челюсть, вторая в правый висок, третья в живот. Он умер мгновенно.

— Гильзы есть? — спросила Катя.

— Есть. Прокуратура все забрала как вещдок. Что смотришь? Я не эксперт, но, похоже, гильзы идентичны. Девятого калибра.

— Отпечатки в салоне?

— Полно отпечатков, — Марьяна кивнула в сторону разбитой «Тойоты» Усольского, возле которой работали эксперты. — Отпечатки разной давности. Весь салон захватан — пойди разберись.

— Когда совсем нет пальцев — плохо, когда много наследили — еще хуже, — Катя смотрела на носилки.

Вот был человек. Имел доходный бизнес, жену и молодую любовницу. Считался солидным, успешным привлекательным мужчиной. Полностью состоявшимся и удачливым. Имел компаньона. Был на подозрении по обвинению в его преднамеренном убийстве с корыстной целью. И вот не прошло и трех недель, как он тоже улегся на казенные брезентовые носилки, равнодушный ко всей этой милицейской суете, к успеху, к солидности, к фирме своей и ее коммерческим делам, к жене, к любовнице.