Виктория Платова - Победный ветер, ясный день

Помесь утконоса и гиены вызывала у Бычьего Сердца самые низменные чувства.

Если бы они беседовали тет-а-тет, Бычье Сердце не отказал бы себе в удовольствии съездить пару раз по студенистой физиономии Печенкина. Слегка. Не доводя дело до жалобы вышестоящему начальству. Или нет, такого типа, как Печенкин, можно и по почкам. По почкам, почечкам, почулям!

Печенкина — по почкам, это почти каламбур. Бить по почкам — последнее дело, подлость из подлостей, куда подлее простодушного тычка в челюсть (на этих тычках нетерпеливый хулиганистый Сивере и погорал). Но в случае с Печенкиным — можно и отступить от кодекса, которого придерживался Бычье Сердце. Не исключено, что, придя в себя после акции устрашения, Печенкин поведает майору Сиверсу вещи, о которых умалчивал. Или быстренько выложит на стол уже другие вещи, которые утаил.

Но руки у Бычьего Сердца были коротки. Во всяком случае — сейчас. Ему оставалось только гонять желваки и призывать к бдительности следователя Дейнеку:

— Поднажми на алкаша. Мишаня. Поднажми на алкаша!

— В каком смысле?

— Ты посмотри на его физиономию!

С такой физиономией только склепы взламывать да в церкви карманы обчищать!

К терпиле он тоже подкатывался, зуб даю.

— Думаешь?

— Не исключено.

Дейнека, воспитанный в лучших традициях целомудренного классического балета, посмотрел на Бычье Сердце с укоризной.

— Хочешь, я поднажму? — предложил свои услуги Бычье Сердце.

— На тебя двенадцать жалоб, — напомнил Дейнека. Он проработал с Сиверсом не один год и прекрасно знал все повадки отвязного майора.

— Будет тринадцатая. Чертова дюжина, — Бычье Сердце оптимистически хохотнул.

Алкашу несказанно повезло: кроткий Дейнека жать на него не стал, напротив, был подчеркнуто вежлив. Не от хорошей жизни вежлив: следов преступника обнаружить не удалось, а все снятые отпечатки принадлежали четырем людям: Василию Васильевичу Печенкину, двум мальчишкам-желторотикам и самому Роману Валевскому. Но в основном — Печенкину.

— ..ты меня не слушаешь, — обиженный голос Васечкина вернул Бычье Сердце к действительности.

— Да нет, Петя, я все внимательно выслушал. Отчет забираю с собой, если ты не возражаешь. Будем искать твой «гибли».

— Когда найдешь, свистни, — влюбленно прошептал Васечкин.

…В четырнадцать ноль-ноль у Бычьего Сердца была забита стрелка с владелицей недвижимости в лодочном кооперативе «Селена» — Калиствинией Антоновной Антропшиной. Она только сегодня вернулась из Таллина, где гостила у сестры. Побеседовать в управлении, а тем более — в таунхаузе с видом на убийство Антропшина отказалась наотрез, но согласилась принять майора Сиверса у себя, на городской квартире. Чтобы найти указанный дом, Бычьему Сердцу пришлось попотеть: строптивая Калиствиния проживала у Сенной, в самом чреве Питера, описанном еще Достоевским. Порядком поплутав проходняками, Бычье Сердце вышел-таки на исходную позицию: к обшарпанной шестиэтажной трущобе, лишь по недоразумению именуемой жилым строением. Как можно совместить такую дыру с таунхаузом на берегу Залива, Бычье Сердце не знал.

Ну, ничего, гражданка Антропшина все быстренько и, не сбиваясь на визг, прояснит.

…Гражданка Антропшина занимала квартиру в некогда престижном бельэтаже с двумя некогда изящными, а ныне обветшавшими эркерами. Но стоило только Бычьему Сердцу переступить порог антропшинской квартиры, как челюсть у него упала и категорически отказалась возвращаться на место.

Какой там таунхауз на берегу Залива!

Злополучный таунхауз не стоил и десятой доли того, что (по разумению Бычьего Сердца) стоила начинка квартиры. Для начала его оглоушили две напольные китайские вазы — каждая размером с мартышкинских изыскателей: Виталия Печенкина и его дружка. Вазы томно поблескивали в полутьме коридора, и свету, струившемуся от них, было веков десять, никак не меньше.

Это понял даже профан Сивере, не имеющий никакого понятия о прикладном искусстве Юго-Восточной Азии. С вазами прекрасно гармонировали затянутые шелком стены. На шелке были разбросаны птицы и цветы. Невиданные птицы и невиданные цветы. Судя по возрасту, птицы принимали самое деятельное участие в изобретении пороха, а цветы были свидетелями изобретения бумаги. С потолка свешивалась парочка штандартов, украшенных лентами. Штандарты были явно моложе шелка на стенах, но значительно старше Бычьего Сердца — столетий эдак на пять.

Композицию завершала вереница бумажных фонариков.

Бычье Сердце, вечно путавший Японию и Китай, нисколько бы не удивился, если бы его встретил отряд самураев в полном вооружении. Но его встретила кругленькая дама лет шестидесяти. И на ней не было даже кимоно. Простенькая учительская блузка и такая же незатейливая юбка — вот и вся униформа смотрительницы музея. Охрана тоже была музейной (во всяком случае, так показалось Бычьему Сердцу) — три врезных замка на входной двери, цепочка, щеколда и сигнализация. Не хватало только лазера, видеокамер и сенсорных датчиков.

Дама сквозь зубы пригласила Бычье Сердце на кухню, — очевидно, чтобы не добивать сдержанной роскошью окончательно. Но в приоткрытую дверь комнаты Бычье Сердце заметил целый алтарь раскосых божков и богинь, коллекцию музыкальных инструментов, больше похожих на раз резанные плоды экзотических растений.

И несколько ширм с пейзажами и жанровыми сценками.

На кухне Бычье Сердце наконец-то перевел дух, а усевшись на простенький совдеповский стул, и вовсе повеселел.

— Антропшина Калиствиния Антоновна? — бодро начал он.

— Нет. Маргарет Тэтчер, — едко заметила дама, намекая на бессмысленность вопроса.

Бычье Сердце втянул ноздрями воздух и хмыкнул.

— Ну, а я — майор Сивере, Антон Александрович. Со мной вы уже знакомы. Заочно.

— Лучше бы мы им и ограничились. Заочным знакомством.

— Я понимаю, — начал Бычье Сердце, но дама самым беспардонным образом перебила его:

— Нет. Вы не понимаете. Я не люблю ваше ведомство.

Калиствиния Антоновна послала Сиверсу взгляд, исполненный усталой брезгливости. Но не таков был Бычье Сердце, чтобы принимать близко к сердцу недовольство населения органами правопорядка.

— Приступим к делу… Вы уже знаете, что в вашем.., м-м.., загородном доме найдено тело молодого человека. Фамилия Валевский ничего вам не говорит?

— Ничего, если вы не имеете в виду любовницу Наполеона.

Решили поиздеваться над работником милиции, Калиствиния Антоновна? Ну что ж, хорошо.

Бычье Сердце вынул из кармана пиджака пачку фотографий и жестом заправской гадалки раскинул их перед дамой.

— Это он? — осторожно спросила Калиствиния Антоновна, мельком взглянув на снимки.