Татьяна Полякова - Аста ла виста, беби!

— Счастливая случайность, — улыбнулась я. Он удовлетворенно кивнул.

На следующий день я уже настолько пришла в себя, что смотрела на жизнь с невероятным оптимизмом, и это в десять часов утра. Обычно в это время я смотрю на нее с плохо скрываемым отвращением. Стас ночевал у меня под тем предлогом, что плохие парни все еще могут иметь к нему претензии, и уж если он спас мне жизнь, то этим подвигом заработал себе ночлег. Я не возражала, тем более что он обещал вести себя примерно, то есть не допекать меня болтовней.

В одиннадцать я поехала к Артему. Стас и Сашка увязались за мной, чему я всерьез не препятствовала. Едва я вошла в кабинет Вешнякова, как он огорошил меня сообщением:

— Валя сбежал.

— Откуда? — нахмурилась я. Артем зло фыркнул и развел руками.

— Не откуда, а просто. Нигде сукиного сына найти не можем.

— Я думала, за ним велось наблюдение, — с сиротским видом заметила я.

— Велось, но осторожничали. Ты ж сама боялась его спугнуть.

— Короче, проворонили.

— Можно сказать и так, — не стал спорить Вешняков. — Со вчерашнего дня у него работает налоговая полиция. Потом пожарных подключим, еще что-нибудь придумаем, глядишь и нароем…

— Объявим в розыск и будем ждать, — кивнула я.

Эта перспектива и Артему не понравилась, однако он предпочел не комментировать мои слова.

— Что Коля? Показания дает?

— Поначалу все больше ухмылялся. Ну, мы ему немного мозги вправили, объяснили, что в нашем городе правосудие на высоте. За убийство и попытку убийства, учитывая его биографию, он смело может рассчитывать на пятнадцать лет. Парень внял и кое-чем поделился.

— Валю сдал?

— Конечно. Что ему Валя? Вале теперь надо о сохранности собственной шкуры думать. На киллера вышли через Шестакова, и, когда тот скончался в больнице, Коле это не понравилось.

— Коля его настоящее имя?

— Нет, конечно. Шевырев Константин Иванович. Сейчас пытаемся выяснить, есть ли на нем еще грехи.

— Вряд ли он вам сам о них расскажет.

— Это точно, — не стал спорить Артем.

— Кислицын при встрече объяснил ему, что Шестаков ввязался в глупую историю, вот и пострадал. Убрать его пришлось, потому что боялись, как бы он в бреду не сболтнул лишнего. Как я уже сказал, Константину Ивановичу это очень не понравилось, и он заподозрил неладное. С Шестаковым они вроде бы были друзьями, а Кислицына он терпеть не мог. Они вместе сидели и что-то когда-то не поделили. К тому же из местных лишь Кислицын знал его в лицо, вот он и поторопился избавиться от ненужного свидетеля.

— И пристрелил Кислицына.

— Ага. При нем мы обнаружили пушку. Кислицын убит как раз из нее.

— Пожадничал, значит.

— И слава богу, а то хрен бы мы его зацепили. Сидел в баре, и что с того?

— Повезло, — согласилась я.

— С Валей они не встречались, разговаривали по мобильному телефону, который передал ему Кислицын.

— То есть Вале нам предъявить нечего?

— Это нам нечего, а ребятам Тагаева вещественные доказательства без надобности. Вот Валя и поспешил смыться.

— Найдут, — вздохнула я. — И наверняка раньше нас.

— Конечно, если знают, где искать. Хотя, может, и сам вернется, если Тимур надолго в тюрьме обустроиться. К убийству девушки наш Константин Иванович непричастен, по крайней мере настаивает на этом, и, похоже, говорит правду. Валя был очень осторожен и хотел, чтобы убийство Тагаева походило на несчастный случай. Такие вещи требуют подготовки, вот киллер и готовился. Пока вдруг не узнал, что Тагаев в тюрьме. Это ему тоже не понравилось. Но жадность, как известно, плохой советчик, он не отбыл восвояси, а сидел здесь, ожидая развития событий. За тобой он, кстати, тоже приглядывал, говорит, мол, на всякий случай. И когда Валя на тебя сильно осерчал… Он пристроился у тебя на хвосте…

— А потом залез в багажник моей машины, — поддакнула я.

— Если бы не твой латыш…

— Литовец, — поправила я.

— Какая разница. В общем, если бы не он…

— Вы бы с Лялиным уже застрелились, — поддакнула я.

— Не смешно. Говорил ведь, что затея дурацкая. Впредь, надеюсь, будешь осторожнее, хотя вряд ли, горбатого могила исправит.

— Кто бы говорил, — усмехнулась я. — Опять же, киллера поймал, премию получишь.

— Как же, раскошелятся… Хочешь смешное? — вдруг спросил Артем.

— Валяй.

— Кириллов мне сегодня сказал, может, мы с Тагаевым поторопились? Зачем ему убивать какую-то девицу, да еще самому? Надо, говорит, в этом разобраться, и побыстрее. В городе, видишь ли, нервозные настроения: арест Тагаева — удар по всем честным бизнесменам области, он ведь у них зам президента какой-то там ассоциации. Что скажешь?

— И вправду смешно, — покачала я головой и действительно засмеялась.

Не успела я покинуть кабинет Артема, как у меня зазвонил мобильный. Звонила Ритка.

— Он просил тебя приехать, — «просил» она произнесла так, что любое другое сердце замерло бы от восторга. Мое сердце к Дедовым выкрутасам давно привыкло и к Риткиной мольбе тоже.

— А меня здесь нет, я в Париже.

— Чего ты дурака валяешь? — обиделась она.

— Ничего подобного. Куда послал, там и нахожусь. Так ему и передай.

— По-моему, он очень переживает, и вообще… когда вам надоест ссориться?

— Теперь никаких ссор, — заверила я. — Он меня уволил, чего нам делить?

— Что мне ему сказать?

— Что в Париже прекрасная погода.

— Достали вы меня, — пожаловалась Ритка и отключилась.

Стас с Сашкой паслись возле машины, вид у обоих был прямо-таки счастливый, так и подмывало сказать какую-нибудь гадость. Но я сдержалась, села в машину и пригласила их садиться.

— Ну, что? — спросил Стас.

— Сегодня в 15.30 тебе надо быть здесь.

— Зачем? Я же все рассказал, подписал… пять раз, по-моему.

— Ну, милый… добрые дела наказуемы. Придется в десятый раз все рассказать. Надеюсь, это отобьет у тебя охоту геройствовать.

— Ты так говоришь, будто не рада, что я оказался в твоем доме.

— Я рада, — подумав, серьезно ответила я. — А еще меня радует, что ты такой везунчик.

— У меня на этот счет сомнения. Ты чересчур сурова со мной, и это после того, как я совершил подряд несколько подвигов в твою честь.

— Ага. Ты невероятно шустрый парень. Не думал сменить профессию?

— Зачем? Я на днях получу миллионы, и профессия мне вообще без надобности. Представляешь, как мы могли бы замечательно бездельничать?

— Для некоторых безделье хуже смерти, — усмехнулась я. — От спокойной жизни их тошнит.

— Ты себя имеешь в виду?

— И себя тоже.

— Скажи честно, я хоть немного тебе нравлюсь?

— Ты мне совсем не нравишься. Но мне тебя жаль.

— Это почему? — Он засмеялся, но взгляд его был очень красноречив.

— Потому что именно такие, как ты, от скуки рисуют себе кружочек на лбу и…