Татьяна Полякова - Та, что правит балом

В конце мая неожиданно позвонил Рахманов.

— Привет, — сказал неуверенно. — Как дела?

— Ты ведь не за этим звонишь? — спросила я, с трудом справившись с волнением.

— Не за этим, — посуровел он, а потом заговорил неожиданно мягко:

— Завтра суббота, у меня выходной. Если хочешь увидеть сына, приезжай.

Я едва дождалась утра. Косилась в страхе на телефон, а по дороге к дому Рахманова отключила мобильный, все боялась, что он вдруг передумает. Возле калитки меня встретил охранник, повел в сад. В тени под деревьями в плетеном кресле сидел Рахманов и пил кофе, на столе были разбросаны бумаги. Солнце пробивалось сквозь листву, на вымощенной плиткой тропинке стояли лужицы — клумбы недавно поливали. Заросли цветов, пение птиц.., идиллическая картина. И лицо Олега в первое мгновение показалось мне иным, слишком спокойным, умиротворенным, что ли. Он поставил чашку на стол и поднялся мне навстречу.

— Рад тебя видеть, — сказал без насмешки и улыбнулся. Лицо его стало привычным, и слева в груди больно защемило, так больно, что я сбилась с шага и хрипло ответила:

— Салют.

Он едва заметно поморщился.

— Ты все такая же, — сказал с укором.

— Ты тоже не изменился.

— Как знать, — хмыкнул он. — Как знать… Садись. Хочешь кофе?

— Нет, спасибо.

Руки у меня дрожали, я боялась, что не справлюсь с собой.

— А вот и Николенька, — сказал он, глядя поверх моего плеча.

Очень медленно я повернулась. Няня шла по тропинке, держа на руках моего сына, светловолосого карапуза с глазами Рахманова. Он был такой большой, что я испугалась, забыв, как быстро растут дети в его возрасте. Он держал в пухлых ручонках мишку и смотрел на меня очень серьезно.

— Здравствуй, — сказала я, шагнув ему навстречу, не зная, что еще сказать и что сделать. И протянула руки. А мой ребенок отвернулся от меня и вдруг заплакал.

— Пришла чужая тетя… — запричитала няня. — Не бойся, дорогой, тетя ничего плохого не сделает…

— Иди к папе, — позвал Рахманов и взял сына на руки, тот повернулся к нему, вцепился пальчиками в его ладонь и сразу успокоился. — Ты сама виновата, — понаблюдав за мной, сказал Рахманов, а я ответила:

— Знаю.

— Ну, что, познакомишься с тетей? — обратился он к сыну. — Тетю зовут Юля, она приехала к нам в гости. Дай ей ручку. — Малыш настороженно посмотрел на меня и отвернулся. Мы сидели в молчании, кровь стучала в висках, и я боялась, что упаду в обморок. — Может быть, воды? — спросил Рахманов, и в голосе его было столько самодовольства, столько злобной радости, что я едва сдержалась, чтобы не вцепиться ему в горло. Если бы не сын на его руках.., если бы…

Ребенок понемногу успокоился, и я смогла притронуться к нему, а потом неловко взяла на руки, замирая от боли и счастья. Руки не слушались, они успели забыть, что такое ребенок, я боялась оказаться неловкой и по-прежнему не знала, что сказать. Смотрела на него и улыбалась, а он коснулся пальчиками моих губ и вновь потянулся к отцу. Рахманов позвал няню, она пришла и забрала сына.

— Пройдемся? — предложил он мне.

И мы пошли в глубь сада. Успевшие высохнуть плиты дорожки напоминали мне надгробья, и от этого становилось не по себе.

— Не считай меня бесчувственным, — заговорил Рахманов. — Мне тоже было нелегко сейчас. Тоже нелегко, — повторил он. — Он к тебе привыкнет. Разумеется, ты не сможешь видеть его слишком часто, и он не должен знать, кто ты. Тетя Юля, и все. Договорились?

— Я думаю, «теть» тут и без меня достаточно, — с трудом расцепив челюсти, ответила я.

— Не питай иллюзий. Это мой сын. И я никогда не позволю своему сыну жить с тобой. Что его ждет, скажи на милость? Убогая жизнь и тычки от мамашиных любовников? У тебя кто-то есть? Наверняка есть, длительное воздержание тебе не свойственно.

— Зачем ты это говоришь? — не выдержала я.

— Просто интересуюсь твоей жизнью. Говорят, ты трудишься в доме престарелых? — Он усмехнулся. — Епитимью на себя наложила? Ну-ну… Кому ты пытаешься заморочить голову, дорогая?

— Если не возражаешь, я поеду, — сказала я.

— Тебе незачем валять дурака и ходить за стариками за копейки, — деловито продолжил Рахманов. — Еще в марте я открыл счет на твое имя. Две тысячи долларов в месяц, вполне достаточно, я думаю.

— Не трудись. В деньгах я не нуждаюсь.

— Значит, все-таки успела найти кого-то? — усмехнулся он. — Или снова спуталась с Ником? Вы с ним неплохая пара.

— Вы тоже, — отрезала я, повернулась и зашагала к калитке. Он догнал меня.

— Подожди, — взгляд его шарил по моему лицу. Олег все не решался что-то спросить, и я уже подумала, что так и не решится, но тут он произнес:

— Скажи, ты.., ты любила меня? — Я покачала головой, и он отступил на шаг, точно от удара, и голос теперь звучал иначе. — Ты просто притворялась, ты использовала меня…

Я кивнула, и теперь моя душа наполнилась злобной радостью при виде его боли.

— Дрянь! — сказал он. — Дрянь! Всегда ею была, ею и сдохнешь!

— Желаешь поучаствовать? — засмеялась я. — Становись в очередь.

Машина стояла возле калитки, я плюхнулась на сиденье, завела мотор. В висках стучало, я знала, что в таком состоянии ехать не могу, но оставаться здесь лишнюю минуту не хотела. Наверное, я была похожа на пьяную. На посту ГАИ меня остановили, и инспектор долго разглядывал документы, косясь на меня.

— Счастливого пути, — произнес он наконец, возвращая мне «корочки», а я едва не рассмеялась, уж очень издевательски, двусмысленно прозвучало его пожелание.

Каждую субботу Машка приглашала меня на обед. Бывая у них, я ощущала странную неловкость — слишком много запретных тем. Иногда я ловила на себе взгляд Антона, в нем была печаль и сочувствие, и это раздражало. Машка садилась рядом, держала меня за руку, и мы подолгу молчали.

Жизнь ее была размеренной, она редко выходила из дома, ждала Антона с работы, стряпала, наводила порядок в квартире, которая и так сияла чистотой, вечерами они подолгу гуляли в соседнем парке. В конце июня Машка, смущаясь, сказала мне:

— Мы решили пожениться, уже подали заявление.

— Хорошая новость, — кивнула я.

Она тоже кивнула и надолго замолчала, потом заговорила вновь:

— Знаешь, мне иногда кажется, что все не взаправду. Что вдруг подует ветер, и все исчезнет, как дым.

— К некоторым вещам надо привыкнуть.

— Да?

— Да. К нормальной жизни тоже.

— Я думаю, что скоро умру, — вздохнула она.

— Откуда такие мысли? — испугалась я. — Плохо себя чувствуешь?

— Нет. Просто… Не обращай внимания. Мне часто снятся странные сны. Что я снова маленькая, и рядом мама и брат. Совсем не такие, как в жизни. Счастливые, веселые… Мама сказала, что там хорошо.

— А здесь тебе чем плохо? — нахмурилась я.