Татьяна Полякова - Ночь последнего дня

Посидела, глядя перед собой, и, несмотря на поздний час, позвонила Машке. Она не спала. Голос звучал возбужденно, и я невольно нахмурилась, а Машка, точно оправдываясь, принялась что-то торопливо рассказывать: про работу, про платье, которое купила… Я не вслушивалась в ее слова, терпеливо ждала, когда ей надоест болтать, и тогда сообщила:

— Розга погиб. — Настороженная тишина. — Ты слышишь? — спросила я требовательно.

— Конечно, слышу, — вздохнула Машка. — Что с ним произошло?

— Натолкнулся на нож в туалете ресторана.

— Пьяная драка?

— Убийство. И подозреваемых нет. У милиции, по крайней мере.

— Боже мой… — Теперь ее голос звучал так, точно она готова была разрыдаться сию минуту. — Юлька, скажи, кому это надо?

— Этот вопрос и меня очень волнует.

— Ник.., не может он думать, что мы…

— Ты никому не рассказывала?

— О чем?

— О том, что тогда произошло? О том, что они вытворяли…

— Нет! — почти крикнула Машка. — Кому я могла рассказать?

— Не знаю. Случайному попутчику в поезде, психиатру, кому-нибудь…

— Что ты городишь? Какой попутчик? Какой психиатр? Меня трясет, стоит лишь вспомнить.., а ты говоришь — рассказывать. Постой, ты в самом деле думаешь, что кто-то…

— Я думаю, они могли проделывать такое не раз, — сказала я, желая ее успокоить. — И кто-то решил с ними расплатиться.

— Они заслужили это, — вздохнула Машка. — Но я им смерти не желала. Не желала лично им. Ты понимаешь, о чем я?

— Разумеется. Остались Артем и Вовка, — задумчиво добавила я. А Машка испугалась.

— Как странно ты это сказала…

— Кстати, мне звонил твой Антон, — решила я сменить тему.

— Да? — Голос Машки приобрел какую-то странную интонацию, будто она чего-то стыдилась.

— Да. Просил твой телефон.

— А ты?

— Сказала, что у тебя его нет.

— Правильно. Он тебе совсем не понравился?

— Антон? По-моему, нормальный парень.

— Но ты не хочешь, чтобы мы встречались?

— Странный вопрос, — растерялась я.

— Я просто так спросила, не обращай внимания.

Разговор оставил неприятный осадок, что было тем более непонятно, поскольку причины для этого я не видела.

Весь следующий день мы опять потратили на бесполезные поиски. Ник хмурился, на любое мое слово зло огрызался. Я замолчала, прекрасно понимая его состояние. Оставалось лишь гадать, зачем он таскает меня с собой, если мое присутствие так его раздражает. После пяти он сказал:

— Отправляйся домой.

— Есть новости? — все-таки спросила я, имея в виду убийство Розги.

— У меня нет. А у тебя?

— Меня наверняка вызовет следователь… — не обращая внимания на его тон, продолжила я.

— Боишься, что твоему любовнику откроют глаза на то, в чьих объятиях он проводит время?

— Я думала, у нас проблемы посерьезнее.

— В самом деле?

— Ты же понимаешь, это кто-то из наших. Кого Розга мог подпустить так близко к себе?

— Он успел тебе что-то сказать? — быстро спросил Ник.

— Нет. Ты бы знал об этом.

— Надеюсь. Иди домой, меня раздражает твоя кислая физиономия.

Я все-таки решила навестить отца, раз в выходной не удалось. Не хотелось еще один вечер потратить на бесконечные гадания: кто убил и с какой целью? Я взяла машину и поехала в отчий дом, но отца не застала. Его супруга далее порога меня не пустила, пришлось отчаливать.

Я прошлась по магазинам, выжидая время, когда начнется моя трудовая вахта у Виссариона, но все равно пришла на час раньше.

— Тебя спрашивали, — заявил он. — Молодой человек задавал вопросы. По-моему, он серьезно к тебе относится.

— Какой молодой человек? — насторожилась я.

— Тот самый, что сидел у окна.

— И что его особенно интересовало?

— Давно ли я тебя знаю, где ты работаешь… Много всего.

— И что?

— Справок не даем.

— Разумно, — кивнула я и пошла к роялю.

Из-за соседнего столика поднялась Любка-Кошка и направилась ко мне. Она была в запое по случаю несчастной любви и оттого не работала.

— Слышь, Юлька… — начала она, воспользовавшись тем, что Виссарион ненадолго скрылся в кухне. — Дай взаймы пятьсот рублей. Я тебе кое-что расскажу.

Пятьсот рублей я дала, не особо рассчитывая узнать что-то интересное. Любка сунула деньги в бюстгальтер, заговорщицки оглянулась, точно ей везде мерещились враги. Начало многообещающее.

— Мужик тут один тобой интересовался, — наконец сообщила она с таким видом, как будто всерьез ожидая, что стены после ее слов обрушатся прямо нам на голову.

Я печально вздохнула и ответила с кивком:

— Ничего удивительного, девушка я красивая.

С полминуты Любка таращила на меня глаза — особой толковостью она никогда не отличалась, а тут еще страдала с перепоя. Я готова была пожертвовать тысячей, лишь бы ей жизнь казалась веселее, но тратить время на бестолковые разговоры было жаль.

— И совершенно не поэтому.

— Да? А почему?

— Откуда мне знать? Но мужик странный, в башке у него полно тараканов.

— Знаю я того мужика, — отмахнулась я. — Он и к Виссариону приставал.

— При чем тут твой Борька? — возмутилась она. — Борька — понятное дело…

— Ты его знаешь? — не смогла я скрыть удивления. В тот вечер, когда он появился у Виссариона, Любки в кафе не было. Разумеется, ничто не мешало Борьке иметь обширные знакомства среди проституток нашего города, но, если честно, не очень-то я в это верила. Может, статью какую писал и брал у Любки интервью?

— Ну, не скажу, что знаю, не знакомились, — ответила она. — Но видела, и девки сказали — хахаль твой.

— Есть что-нибудь в этом городе, о чем вам неизвестно? — покачала я головой.

— Чего?

— Ничего. Давай про мужика.

— Говорю, чудной. Я даже подумала — маньяк. Ага. Глаза дурные, и вроде как услуги его не интересуют, а это верный признак: что-то с клиентом не так, если трахаться не хочет. За что ж тогда деньги платить?

— Подозрительно.

— Вот и я про то. Короче, было так. Стою я себе, тоскую, своего Кольку жду, а тут Упырь мимо катит. Ты знаешь, как я к нему отношусь, задолбал вконец, скотина: ветер, видишь ли, у меня в голове, не работаю, а стенку задницей подпираю. А сам, когда от него помощи ждали… Ты ведь помнишь, как нас менты забрали, а этот козел…

— Ты мне про кого сейчас рассказываешь? — озадачилась я.

— Про Упыря.

— На кой хрен мне твой Упырь? Ты про мужика давай.

— Ну, так я к тому и веду. Короче, я от Упыря в подворотню. Стою, курю, тоску гоняю. Дождь задолбал, почти как Упырь, и вдруг этот… Вывернул откуда-то из-за спины, я и не заметила. Глянула на его рожу, аж сердце в пятки.

— Что там такого с его рожей?

— Рожа как рожа, — подумав маленько, ответила Любка. Как я уже сказала, девица она бестолковая, и я опасалась, что мы до сути и до утра не доберемся. — Взгляд дурной, вот и напугал. Говорит, не прогуляться ли нам тут неподалеку? Чего ж, отвечаю, не прогуляться… Ну, пошли. На Красноармейской, в переулке, дом под снос, знаешь? Он меня туда и ведет. В любое другое время я б еще подумала, а тут с этим дождем ну полный простой. А в доме-то еще живут, то ли бомжи, то ли таджики со стройки. Короче, я ему говорю: знаешь что, дядя, бабки вперед и без фокусов, а то знаю я ваши шуточки, понабегут человек пять… Он мне бабки сразу отдал и говорит: «Не бойся». Ну, думаю, либо дурак, либо правда маньяк, но место-то не совсем глухое, решила рискнуть. Зашли мы в квартиру, и похоже, что там-то он и живет. Мебелишка кое-какая и занавески на окнах. Стал мне парить, что выселяться не хочет, вроде ему квартиру аж за железкой дали, потому что одинокий, и он права качает. А я поддакиваю, хоть и знаю, что врет. В этой квартире Витя однорукий жил, сапожник, замерз прошлой зимой. У него раньше будка была на Рогожской. Народ к нему валом валил. Хороший мастер, даром что с одной рукой…