Татьяна Полякова - Ночь последнего дня

Я направилась к лифту, кнопка вызова успела погаснуть, и эта часть подъезда тонула в темноте. Окно далеко, а свет горел только на лестничной клетке. Тени в углах, казалось, оживают. «Вот только чертовщины мне и не хватает», — оптимистично подумала я и нажала кнопку. Двери лифта открылись. Возможно, я бы заорала, если бы не ожидала чего-то подобного. На полу сидел Вовка — ноги в стороны, руки свесил между коленей, голова опущена, ветровка впереди залита кровью.

— Привет, — вздохнула я, устраиваясь на корточках так, чтобы дверь не захлопнулась. Горло перерезано, но сделали это не здесь. В кабине нет пятен крови, кровь на ветровке успела загустеть. Я пошарила вокруг взглядом, увидела на полу спичечный коробок и с его помощью заблокировала внутреннюю дверь, чтобы припозднившийся жилец не наткнулся на труп. Прошла к лестничной клетке и посмотрела наверх. И почувствовала чей-то взгляд.

— Чертов сукин сын, — пробормотала я, стремительно поднимаясь по ступенькам.

Я слышала только свои шаги, прекрасно понимая, что напрасно трачу время. Убийца хитер, он мог наблюдать за мной в окно подъезда или с крыши и, увидев меня, вызвал лифт. Для этого ему пришлось для начала заглянуть в лифтерную, небольшое помещение на крыше. Такой тип наверняка позаботился и о путях отхода. Двигаясь по крыше, легко оказаться в соседнем подъезде, а еще лучше в подъезде соседнего дома, к которому вплотную пристроен мой, двери подъездов у него выходят на проспект.

Но я все-таки поднялась наверх. Замок на решетке, закрывавшей проход на крышу, естественно, был сбит. Я огляделась. Вот здесь, скорее всего, он и стоял: подступы к подъезду отлично просматриваются, а скрип двери услышишь и отсюда. Скрип послужил для него сигналом, и он послал лифт вниз. Считая, что лифт отключен, я бы стала подниматься по лестнице, а ему зачем-то очень надо показать мне труп.

— Сукин сын, — в досаде повторила я.

На крышу можно было не подниматься, мне его не догнать. Но тут я подумала: если его машина припаркована на проспекте, есть шанс ее увидеть. И выбралась на крышу. Однако меня ждало разочарование: подъезды соседнего дома были снабжены козырьками, а вокруг росли кусты, и я при всем желании не смогла бы заметить, выходит ли кто из подъезда. Я была уверена, что мой противник (или кто он мне?) и это предусмотрел.

Я вернулась в подъезд, на ходу набирая номер Ника.

— Радость моя, я тут отрываюсь с одной классной телкой. С какой такой стати ты звонишь мне в два часа ночи?

— У нас еще один труп, — покаянно сообщила я.

— У нас? — передразнил Ник.

— Хорошо, у меня. Хотелось бы знать, что мне с ним делать.

— Ничего, я полагаю. Если ты не собираешься сделать из него чучело.

— «Ничего» не получится, он в моем подъезде.

— Черт! — выругался Ник. — Сгораю на работе. Ладно, я неподалеку от твоего дома, так что буду через несколько минут.

Я вышла на улицу и устроилась на скамейке у соседнего подъезда. Ник подъехал через десять минут, выбрался из машины, огляделся и увидел меня.

— Ну, где там это дерьмо?

— В лифте.

Мы вошли в подъезд, я разжала наружную дверь лифта, вытащила коробок, после чего двери открылись. Ник присвистнул и, как и я недавно, устроился на корточках.

— Пришили его не здесь, — сказал с печалью. — Но зачем-то им понадобился этот маскарад.

— Им?

— Хорошо, ему.

— Ты не спросил по телефону, кого убили, — все-таки сказала я.

— Хотел сохранить интригу до конца. Сколько ты мне должна? — прищурив один глаз, весело спросил Ник.

— За что?

— Мы спорили или нет? Я говорил, что похороны тетки парня не спасут, и оказался прав. Занятно… — протянул он, выпрямляясь. — Парень должен быть в Сибири, но сидит в твоем лифте. Правда, ты, помнится, утверждала, что следующим будет Артем.

— Черт, что происходит? — не выдержала я.

— Граф Монте-Кристо, — усмехнулся Ник и добавил в ответ на мой недоуменный взгляд:

— У нас завелся граф Монте-Кристо. Вершит правосудие и мстит обидчикам.

Произнес это Ник насмешливо, а я подумала, что, возможно, он прав. Если вспомнить историю Приходько… Вряд ли он нашел клад в бытность свою за решеткой, но наш мститель не привередлив и превосходно чувствует себя среди бомжей.

— Хотелось бы знать, кто это, — осторожно заметила я.

— Когда очередь дойдет до меня, я узнаю, — усмехнулся Ник, и мне стало ясно: он ждет этой встречи с нетерпением и такая ерунда, как гибель соратников, не очень-то его занимает. — Надо убрать его отсюда, — со вздохом продолжил Ник. — Ментам вряд ли понравится, что он сидит именно в твоем лифте. А тебе ни к чему беседы по душам с ментами. Стой здесь, я перегоню тачку вплотную к подъезду и вернусь.

Ник вернулся через три минуты, взвалил Вовку на плечи и зашагал к выходу, а я в который раз поразилась его силе. Худощавый от природы, он обладал силой прямо-таки нечеловеческой, развивая ее постоянными тренировками. Знать это — одно, а видеть, как он легко несет мертвого парня весом больше ста килограммов, — совсем другое.

— Ты мною восхищаешься? — точно читая мои мысли, спросил Ник, на мгновение прекратив движение и поворачиваясь ко мне.

— Безмерно, — ответила я.

— То-то. Я для тебя что отец родной. Трупы вот за тобой таскаю, оттого, что люблю, причем совершенно безвозмездно. Цени.

— Лучше бы их не было.

— Кого, трупов? Побойся бога, куда без них? На земле и так скоро жрать будет нечего. Так что трупы — это неплохо, правда, обременительно. Пожалуй, лучше выдать его за пьяного. — Ник прислонил труп к стене, потом братски обнял и пнул дверь подъезда. — Идем, брат. Последний парад наступает. Как там дальше, профессорская дочка?

— «Врагу не сдается наш гордый „Варяг“, пощады никто не желает».

— Насчет пощады в самую точку.

Он запихнул Вовку на заднее сиденье, застеленное клеенкой.

— Чего смотришь? Предусмотрительность — сестра таланта. При себе всегда надо иметь набор необходимых инструментов: отмычки, лопату и полиэтиленовый мешок с топором. И никаких затрат на похороны.

— Что ты собираешься делать? — все-таки спросила я.

— Известно что. Расчленю, сложу в мешок и закопаю. Детка, папуля пошутил. Папа кровожаден только по вторникам, а сегодня пятница. Ладно, топай домой, — посуровел Ник. — Я один управлюсь. Будь любезна изложить мне завтра свои соображения по поводу происходящего. Никита Сергеевич не намерен думать в одну голову, это совсем не то, что жрать в одну харю, так что будь добра поучаствовать в этом дерьме. Поцелуй папу и проваливай. Ты чего дрожишь-то? — вроде бы удивился Ник. — Да ты боишься? Не дрейфь, солнце мое, я никому не позволю тебя укокошить. Сам убью, когда время придет, а до этого еще далеко. — Он сел в машину и захлопнул дверцу, а я побрела домой.