Татьяна Гармаш-Роффе - Ведьма для инквизитора

Когда частный детектив Алексей Кисанов (для своих просто Кис), – получил приглашение на телевидение, его первая реакция была: отказаться. Он сразу учуял: Усачев будет подбивать его на конфликтный разговор о милиции. Но Кис все же решил посоветоваться с Александрой, любимой женщиной, а также известной журналисткой в свободное от его любви время. [1]

… В тот день Алексею удалось закончить дела пораньше, он пришел домой первым и успел комфортно развалиться на диване. Откуда он и вещал, заслышав, что Александра, раздевшись в прихожей, направилась прямиком в душ.

– Свет мой Алексанна Кирилна, не изволите ли сначала осчастливить меня поцелуем?

– А вы, сударь, не изволите ли задницу оторвать от дивана и потрудиться передвинуться за причитающимся поцелуем? – донеслось до него.

– По законам физики, это свет падает на предметы, а не предметы на свет!

– Учту на будущее, что ты предмет. Что же до людей, – то, по законам психологии, люди тянутся к свету, – донеслось до него.

Шум душа послужил точкой в содержательной беседе.

Алексей встал, потянулся, и неспешно направился к ванной комнате. Легонько приоткрыл дверь: Александра плескалась за полупрозрачной перегородкой. Мельком подумав, как он любит это тело, смутно и горячо розовеющее в пару ванной, Кисанов уже было вознамерился возлечь обратно на ложе, чтобы доиграть роль капризного патриция, как Александра, произнесла, не оборачиваясь: «Или туда, или сюда. Но закрой дверь».

– У тебя глаза на затылке, – проворчал Алексей, раздосадованный тем, что его застукали.

– На коже. Холодок из двери.

– А причитающийся поцелуй?

– Если не боишься вымокнуть…

Он вымок полностью спустя пять минут. В связи с чем разделся. В связи с чем решил тоже принять душ. В связи с чем…

В связи с чем прошло не менее часа, когда оба вывалились из душа, розовые, распаренные и сытые нежной любовной близостью.

– Меня Усачев зовет в свою передачу, – сообщил Кис, усевшись за стол.

Не желая тратить много времени на кухню, Александра готовила без изысков, но вкусно. После многих лет холостяцкой неустроенности души и быта все, что выходило из-под рук Александры, казалось Кису деликатесом, а приправленная ее обществом, еда и вовсе превращалась в райскую пищу.

Их отношения, по молчаливому согласию, сложились в некую форму свободного союза. Каждый по-прежнему жил у себя, но почти все вечера и ночи они проводили вместе – то у него, то у нее, смотря по обстоятельствам.

Одним из «обстоятельств» негаданно стал Ванька, помощник Алексея, безалаберный студент юрфака, снимавший у детектива маленькую комнату в его трехкомнатной квартире на Смоленке в обмен на необременительную помощь в расследованиях и секретарских делах.

Появление женщины в квартире детектива Ванька принял неожиданно ревниво, как разрушение мужского братства, и всем своим видом демонстрировал Саше, что он имеет приоритетные права на эту квартиру и на ее хозяина, то бишь Алексея Кисанова. Всегдашний разгильдяй, Ванька вдруг даже заделался передовым дежурным по кухне, исправно разогревая каждый вечер полуфабрикаты и моя посуду, – лишь бы не допустить самозванку к управлению их холостяцким бытом. Александра посмеивалась, но Кис чувствовал себя не слишком комфортно. Посему они чаще встречались в квартире Александры на Проспекте Мира. Но все же и на Смоленку заглядывали: Ванька ревновать – ревновал; когда Александра приходила – хамил и устраивал демонстрации, но когда они не появлялись больше трех дней – обижался и скучал.

– Он к тебе относится, как к отцу, – резюмировала Александра.

– А то я не вижу, – буркнул Кис и подумал: «Если б я к нему относился как к сыну, уже давно бы штаны спустил наглецу да надавал хорошенько по заднице…».

Впрочем, по истечение первых двух месяцев конфликт «отцы и дети» стал потихоньку рассасываться, Ванька допустил Александру к священному алтарю кухонной плиты, хотя сам неотступно крутился рядом – то ли ревниво следил, то ли помогал. И временами до Алексея, который частенько сиживал за работой по вечерам, стали доноситься взрывы их дружного смеха с кухни.

«Ты ваще качок, Кис, – сказал в один из этих дней Ванька, – я и не знал, что ты в телках разбираешься».

Кис, охваченный педагогическим порывом, едва не ударился в разъяснения по поводу вульгарного «телки», но в конечном итоге сделал выбор в пользу мира и взаимопонимания между поколениями и коротко ответил:

– А то!

Однако спустя несколько недель воцарившийся было мир в старой квартире на Смоленской стал опять расползаться по швам. Ванька в присутствии Александры стал как-то подозрительно бледнеть, заикаться и ронять посуду.

– Если он ко мне относится, как к отцу, то в таком случае у него явно наметился эдипов комплекс, – резюмировал Кис.

Александра улыбнулась, но снова стала реже бывать у Киса.

Должно быть, воздержание от встреч с избранницей «внештатного отца» охладило юный Ванькин пыл, поскольку еще пару месяцев спустя он чинно представил Алексею девушку, чем-то неуловимо напоминающую Александру.

«Ну ты качок, Ванька, – сказал ему Кис. – Я и не знал, что ты в телках так хорошо разбираешься…»

– А то! – важно ответил шалопай…

– … И ты согласился участвовать в передаче? – спросила Александра.

– Пока нет.

– Боишься?

– Не люблю, когда из меня клоуна делают.

– На это Усачев мастер, собеседников подставляет виртуозно… Что сказал, когда приглашал?

– О, пел соловьем! Лучшие-де кадры милиции ушли в частную практику, остались одни болваны, которые к тому же, раскрыв дело исключительно с помощью высокоодаренного частного детектива, приписывают все подвиги себе и получают звания и премии, а такие настоящие герои, как я, остаются в безвестности. А народ должен знать своих …

– …героев в лицо, – подхватила Александра. – Это девиз его передачи. Понятно. Усачев – великолепный профессионал самой похабной разновидности журналистики. Он нароет любой скандал, – даже там, где его нет. Помнишь, как он едва не довел до суицида Валю Елагину?

– Я не смотрю его передачи.

– Ну, молодая актриса, восходящая звезда, талантливая девочка, – Усачев зазвал ее в передачу и принялся полоскать проделки ее отца, коррумпированного депутата, намекая, что именно он устроил дочке на фестивале приз за лучшую женскую роль. Полнейшая ложь! Я знаю Елагину, она с пятнадцати лет со своим отцом не разговаривает! Знаешь, что меня больше всего бесит? Что Усачев держит всех за идиотов. Спел лисью песенку : «голубушка, как хороша, какие перышки, что за душа», – и уверен, что купил всех с потрохами! После чего беззастенчиво выворачивает эти самые потроха… И Валя, дуреха, тоже купилась на его лесть.